— Смотрите! — говорит Игорь.
Глаза у него сверкают, как у фокусника, который обещает, что из воздуха раздастся волшебная музыка. Он заводит инструмент, и музыка начинается. Мелодия немножко примитивная, ритм замедляется к концу полного оборота, а затем в начале следующего оборота снова ускоряется и становится беспечным. Игорь вспоминает замечание Коко: она сказала, что нечто похожее можно услышать в борделе.
Невидимые пальцы нажимают на клавиши. Моток перфорированной бумаги накручивается на цилиндр в центральной панели пианолы. Дети трепещут. Они свидетели чуда и с раскрытыми ртами придвигаются поближе.
— Осторожно — не прикасаться!
— Как оно работает? — спрашивает Федор, которого вывела из угрюмости магия механизма.
— Видишь этот рулон? — Дети следят за перфорированной бумагой. — Так вот, маленькие дырочки передают информацию клавишам, чтобы те знали, какую ноту играть. Это очень умная машина!
Игоря радует интерес детей. Его укололо скептическое замечание Екатерины, что он уделяет им слишком мало времени. Екатерина говорит, что Федор не спит, это так огорчительно. Еще она говорит, что остальные дети чувствуют себя беззащитными. Игорь понимает, что он слегка отдалился — наверное, это потому, что необходимо оградить их от его тайной жизни. Сегодняшнее утро послужит восстановлению добрых отношений, докажет, что он о детях заботится.
— Ну так что же вы скажете? — повторяет Игорь.
— Мне нравится! — говорит Милена.
Людмила ноет:
— Но там сразу нажимается слишком много клавиш!
— Так в этом же и есть красота!
— Четыре руки, и никаких чувств! — бурчит Сулима, который меньше других поражен пианолой. На прошлой неделе у него на носу и на щеках высыпали веснушки. Кажется, что этот взрыв только подчеркивает его неодобрение.
— Это правда, вы не можете варьировать темп и громкость, как могли бы это делать на фортепиано. Зато очень удобно для работы. К тому же можно не платить музыкантам.
Милена соглашается:
— Что ж, по-моему, это замечательно.
— Я тоже так думаю, — говорит Игорь.
— Это дорого? — Федор с каждым днем становится все практичнее. Игорь отмечает, что и физически сын быстро развивается, быстро растет. Хотя он все еще носит короткие штанишки и у него худые руки и ноги подростка, но он всего лишь на дюйм ниже ростом, чем отец.
— Да.
Федор настаивает:
— Как мы можем себе такое позволить?
— За это мы должны поблагодарить Коко, — говорит Игорь.
Некоторое промедление с ответом выдает неловкость, которую он испытывает. Он заставляет себя улыбнуться.
Но среди детей только Федор явно недоволен. Возможно, чувствуя, что мать неприязненно относится к Коко, он тоже относится к ней с подозрением. Как самый старший, он острее всех чувствует, что его семья зависит от хозяйки дома, и инстинктивно этому сопротивляется. Федор находит эту зависимость унизительной, угрожающей и оскорбительной. Его почти монгольские черты лица ожесточаются. Губы сжимаются. На какой-то момент воздух между ним и его отцом уплотнен настолько, что может взорваться.
— А у Коко есть и граммофонные пластинки? — невинно спрашивает Людмила.
У Игоря гулко бьется сердце.
— Да, есть.
— А мы можем их послушать?
— Потом, потом…
Появление пианолы должно восприниматься как праздник. Он не позволит дурному настроению Федора все это испортить. Чтобы удивить детей, он прижимает ладонь правой руки под левой мышкой и отбивает какой-то ритм. Быстрое движение руки вверх-вниз создает странный звук. Все дети смеются.
Кроме Федора.
Желая умаслить сына, которому скоро четырнадцать лет, Игорь обнимает его за плечи. И впервые замечает пушок над его верхней губой.
— Знаешь, что я подумал, сынок, глядя на тебя?
Федор прячется в свою обычную угрюмость.
— Что?
Игорь расплывается в улыбке. У него идея.
— Я думаю, пришло время нам с тобой выпить пива. Что скажешь?
Федор сияет. Сулима смотрит на них с молчаливым благоговением. Девочки с восторгом взирают на старшего брата, который не может скрыть застенчивой улыбки.
— Пойдем выпьем. А для остальных будет лимонад.
— Ура-а-а! — кричит Милена.
Пианола безмолвно стоит в студии, а Игорь ведет детей в кухню, чтобы установить новый обычай.
21
Поздним вечером Коко и Игорь сидят на балконе. Начало сентября, еще стоит хорошая погода. В саду горят фонарики, они курят и разговаривают. Фонарики сводят с ума москитов, которые фосфоресцирующим роем летят на свет.
— Вот проклятые! — восклицает Игорь, отмахиваясь от москитов.
Коко плотнее закутывается в черный свитер из ангоры. Играя ниточкой жемчуга на шее, она говорит:
— Посмотри на звезды! Они дрожат. — Она дотягивает жемчуг до губ и покусывает бусинки.
И правда! Чем больше смотришь, тем сильнее в каком-то танце покачиваются звезды. Созвездия торжественно демонстрируют себя. Игорь несколько секунд не отрывает от них взгляда, пытаясь обнаружить невидимые нити, которые их связывают. Он прислушивается к звучанию божественной музыки.
— Если посмотришь вниз на город, обнаружишь тот же эффект.
Вдали им видно янтарное сияние, восходящее от города.
— Над нами звезды, под нами — город. Чего больше желать?
— Мальчиком я, бывало, мечтал о поездке в Париж. — Воздух, колеблющийся над городом, затрагивает край его сознания, как тонкий запах духов, придающий прелесть ночному воздуху.
Коко гасит сигарету.
— А теперь ты мечтаешь о том, чтобы остаться? — Это вопрос со значением.
Он отвечает осторожно:
— Мне так хорошо, что я это допускаю.
— Будь у тебя такая возможность, ты вернулся бы в Россию?
Покачивая бокал с вином в руке, он говорит:
— Я реалист. Я не вижу такой возможности в ближайшие десять лет.
— Но в идеале ты бы вернулся?
Игорь ощущает себя в безопасности.
— Разумеется. Это мой дом. Там осталось то, чего мне не хватает.
— Например?
— Моя мать. Друзья. Мое фортепиано. Моя комната. И весна, когда тает лед, и земля как будто растрескивается, со скрипом возвращается к жизни. Ты чувствуешь, что и сам оживаешь.
— Ты, конечно, ощущаешь,
