Гроховский размышлял.
- Ну, ничего не поделаешь, Юзек, женись, - вдруг сказал он Слимаку. Будет у тебя двадцать пять моргов земли, да и женка хоть куда.
- Фью!.. - присвистнул Гжиб. - Дородная баба.
- И достатки у нее немалые, - прибавил Гроховский.
- И еще народит душ шесть ребятишек, - подхватил Гжиб.
- Барином заживешь, - заключил Гроховский.
Слимак вздохнул.
- Эх! - сказал он. - Одно жалко, что моя Ягна этого не увидит...
- А кабы она видела, не было бы у тебя двадцати пяти моргов, вразумлял его Гроховский.
- Ну, так по рукам? - спросил Гжиб.
- Воля божья! - снова вздохнул Слимак.
- Жалко, нечем вспрыснуть, - подосадовал Гроховский.
- Осталось у меня чуток меду, что привез благодетель, - сказал Слимак и медленно, повесив голову, пошел в конюшню.
Через минуту он принес бутылку и зеленоватую рюмку, наполнил ее и обратился к Гжибу.
- Ну, кум, - поклонился он, - ну, кум, пью за ваше здоровье и за то, чтоб никогда больше у нас с вами не было ссор. А еще прошу вас, как брата или как отца, замолвить за меня словечко перед вашей сестрицей, стало быть Гавендиной, ибо имею я охоту на ней жениться - с вашего дозволения и благословения господня.
Он выпил, поклонился Гжибу в ноги и подал ему полную рюмку.
- А я тебе говорю, брат Слимак, - отвечал Гжиб, - что дражайшая моя сестрица уже вчера, когда был у нас ксендз, подумала о тебе. А нынче прислала тебе самый большой кулек крупы, пшеничную булку и кусок масла, да еще наказывала, чтобы ты перешел к ней жить, покуда сызнова не отстроишь свою хату. И я, то же самое, от души тебе рад, как родному брату, потому что ты один изо всей деревни не поддался этим вероотступникам и немало потерпел в войне с ними, за что тебя наградит господь.
Гжиб выпил и подал рюмку Гроховскому.
- Очень я доволен, - сказал староста, когда ему налили меду, - очень я доволен, что все так хорошо обернулось. А потому желаю тебе, брат Слимак, радости от новой жены и от Ендрека, благо его нынче выпустят из каталажки. А вам, брат Гжиб, желаю радости от нового зятюшки и от вашего непутевого Ясека да еще - чтоб этот негодяй наконец остепенился. А тебе, Ясек, желаю на новом месте хозяйничать лучше немцев и в чужие конюшни не заглядывать, а то против тебя мужики уже сговариваются и раскроят тебе башку при первой оказии, аминь.
- На той неделе куплю у Хаммера ферму, а после праздников сыграем сразу две свадьбы! - крикнул повеселевший Гжиб.
После этих слов все четверо принялись обниматься и лобызать друг друга, а Слимак, заметив, что мед уже выпили, послал батрака Гроховского в деревню к Иоселю за бутылкой водки и бутылкой арака.
- Мало будет, брат! - вмешался Гроховский. - Накажи Иоселю прислать штофа три водки да бочонок пива: увидишь, нынче на похороны покойницы привалит тьма народу.
Слимак послушался разумного совета старосты и правильно сделал.
Под вечер, когда привезли гроб из местечка, проводить Слимакову пришло столько народу, что и старожилы не помнили таких похорон.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Договор свой мужики выполнили в точности. Гжиб в течение недели приобрел у Хаммеров ферму и еще до великого поста справил обе свадьбы Ясека с Ожеховской и Слимака с Гавендиной.
Как раз к началу весны в деревню приехал землемер и произвел обмен земель между Гжибом и Слимаком. А в тот самый час, когда забили в землю первый колышек, из колонии выехали фургоны, увозившие имущество Хаммеров.
Осенью Ясек Гжиб с женой перебрался на ферму, а у Слимака к тому времени уже была хата и все основания надеяться на прибавление семейства. Пользуясь этим обстоятельством, вторая жена Слимака частенько отравляла ему жизнь, обзывала нищим и кричала, что ей он обязан всем своим богатством. Расстроившись, Слимак удирал из хаты на холм и там, лежа под сосной, размышлял о той удивительной борьбе, в которой немцы потеряли землю, а он четырех близких ему людей.
В деревне давно позабыли Слимакову, Стасека, Овчажа и сиротку, но Слимак помнил даже околевшего Бурека и корову, которую из-за нехватки кормов отдали мясникам на убой!..
Из других лиц, причастных к борьбе Слимака с немцами, дурочка Зоська умерла в тюрьме, а старуха Собесская - в корчме Иоселя. Остальные, в том числе и Иойна Недопеж и поныне живы и здоровы.
ПРИМЕЧАНИЯ
ФОРПОСТ
Повесть впервые опубликована в 1885 году в журнале "Вендровец" ("Путешественник"), пропагандировавшем в то время обращение к народной тематике. Во главе журнала стояли польские писатели Ст.Виткевич, А.Сыгетинский и А.Дыгасинский.
Прус работал над повестью несколько лет. В 1890 году, отвечая на упрек польского писателя Александра Свентоховского, обвинившего его в том, что он якобы недостаточно обдумывает свои произведения, Прус пишет: "В каждом произведении, которое я до сих пор издал, я использую едва третью или четвертую часть собранного мною материала, обдумываю произведение в течение нескольких лет, и когда начинаю его писать, то материал и план бывают уже обработаны.
"Форпост" я начал писать около 1880 года под названием "Наш форпост". Когда это начало я прочитал моему товарищу Д.X., он посоветовал мне назвать повесть "Форпост" и сказал, что начало плохое. Это замечание заставило меня еще глубже исследовать теорию композиции и предпринять новые исследования жизни крестьян, в результате чего повесть появилась на несколько лет позже".
Прус так формулирует основную идею повести: "Не продавай землю немцам, хотя бы тебя соблазняло много +С и принуждало много -С". (В сокращениях Пруса "+С" значит счастье, "-С" - несчастье).
Публицистика Пруса свидетельствует о том, что его беспокоила немецкая колонизация в Польше. "Немцы слишком близко от нас, - пишет он в 1883 году. - Слишком близкий сосед часто забывает о том, что он гость и во имя пограничных отношений любит добираться до шевелюры хозяина".
Наблюдая борьбу с немецкими колонистами, Прус видит, что по-настоящему противостоят натиску прусского юнкерства только крестьяне. "Около 1880 года, - рассказывает он, - вышел "Дневник варшавской губернии", где представлена почти столетняя история немецкой колонизации в этой губернии. Посмотрите только, из скольких деревень колонисты изгоняли наших крестьян, а из скольких наши крестьяне изгоняли колонистов, и вы убедитесь, что между этими двумя стихиями происходила и происходит борьба за каждый кусок земли. Это не идеология, это факты.
А кто же приводил немецких колонистов в страну - может быть, крестьянин? И кто заставляет колонистов уходить из Царства Польского? Может быть, не крестьянин?"
Прус неоднократно писал о необходимости для писателя обратиться к жизни крестьянства, он считал, что человек из народа - интересный объект для художника. Полемизируя с А.Свентоховским, который, признавая талант Пруса в описании психологии крестьянина, высказал мысль о том, что Прус никогда не сможет нарисовать титана мысли, какого-нибудь Цезаря, Наполеона или Колумба, Прус пишет: "Пан Свентоховский, критик, не понимает даже того, что психология крестьянина ничем не отличается в принципе от психологии Наполеона, и что бесконечно легче описать Наполеона, чем крестьянина. Ибо крестьянина нужно наблюдать лично, а Наполеона уже описало множество его поклонников и врагов. Ибо действия Наполеона так поражают воображение читателя, что рядом с ним кажутся незаметными ошибки в описании, в то время как вся ценность характеристики крестьянина заключена в тщательно продуманном определении".
"Форпост" был по-разному принят критикой.
В консервативном лагере "Форпост" вызвал недовольство тем, что Прус именно крестьянина, а не помещика показал защитником родины. В защиту шляхты выступил в своей полемике с Прусом писатель и критик реакционного лагеря Теодор Еске-Хоинский. Он стремился доказать, что шляхта всегда дорожила землей, что помещик всегда был не только хозяином, но и защитником земли. Для Еске-Хоинского Слимак и крестьянин вообще - "это зверь, животное, со всеми присущими ему инстинктами, подлое, глупое, лишенное каких-либо благородных идей".
Прогрессивная польская критика приветствовала появление повести "Форпост". Так, Владислав Богуславский, подчеркивая хорошее знание Прусом жизни деревни и реалистическое ее отражение в повести, пишет: "Крестьянин у него - настоящий крестьянин, хата - крестьянская хата, корчма - крестьянская корчма, недостатки и достоинства - недостатки и достоинства крестьянской натуры, вся жизнь - крестьянская жизнь; есть во всем этом убедительная правда".
Другой критик называет "Форпост" "крестьянской эпопеей" и отмечает, что Прус в ней "затронул самые основные проблемы крестьянской жизни в связи с общественными судьбами всего общества". "Это настоящая жемчужина нашей литературной прозы, золото высокой пробы", - пишет он в заключение.
Восторженно отзывался о "Форпосте" Стефан Жеромский. 15 июня 1887 года он пишет в своем дневнике: "Читали с Ясем "Форпост" Пруса. Самого Пруса встречаем по нескольку раз в день на улице. Такой нескладный, похожий на Гоголя, в сером сюртуке, с двумя парами очков - и пишет такие чудесные вещи! "Форпост" я читал уже третий раз".
