— Пока еще делать нечего.
Страх куда-то уходит.
— Я всегда принимаю горячую ванну.
— Я имею ввиду — на самом деле горячую. Кипяток.
— А что, если я хочу ребенка? Об этом ты подумал? — Коко вспоминает свои попытки во время жизни с Боем. С Игорем она об этом не задумывалась. Вот теперь это может случиться, и она готова это обсуждать, ей даже нравится эта идея. Она испытывает гордость от того, что способна родить.
Под закрытыми веками солнце кроваво умирает — а ее естество отказывается излиться кровью.
Коко мгновенно замыкается. Она не знает, что и думать. Что значит жжение у нее в животе? И есть ли оно, или это только ее воображение?
— Нет, — серьезно отвечает она. — Но мне бы хотелось присутствовать при том, как ты скажешь об этом Екатерине.
Игорь задыхается, не находит слов. На газоне, прямо перед собой, он видит мячик, покрытый собачьей слюной, и волан, на который прилипло перышко. Несколько следующих секунд проходят в многозначительном молчании. Из садового домика разносится какофония хора попугаев. Невинные облака проплывают высоко над головой.
По пути в дом от Игоря и Коко веет холодом. С их кожи, с их одежды куда-то испарился весь жар.
24
Из всех детей Игоря Коко больше всего привечает Людмилу. Двенадцатилетняя девочка, как собачонка, бродит за ней по дому. Она прислушивается к разговорам Коко по телефону, выбегает за ней в сад, даже преследует ее в спальне, чтобы посмотреть, как та переодевается. И как раз в тот момент, когда Коко начинает терять терпение, Людмила, почувствовав, улыбается неотразимой улыбкой.
Коко хорошо понимает, что сделала Людмилу своей любимицей, но ее это не заботит. Она и не скрывает своей привязанности. В конце концов она же этой девочке не мать.
Екатерину обижает связь, которая установилась между ее старшей дочерью и хозяйкой дома. Она ничего с этим не может поделать, но отмечает, что Людмила больше времени проводит внизу с Коко, чем наверху с ней. Начинается никем не объявленное соревнование за привязанность девочки.
К чувствам Коко примешивается живое ощущение вызова. Их обеих радуют отношения, которые становятся все более теплыми. Коко позволяет Людмиле играть ее драгоценностями и примерять ее туалеты. Девочка восхищается, разглядывая ткани. Ей интересно, как ткань превращается в юбки и жакеты. Сам процесс зачаровывает ее, она хочет узнать все больше. И тогда в один прекрасный день Коко берет девочку с собой в магазин. Обратно Людмила возвращается сияющей, ей не терпится рассказать матери обо всех сказочных вещах, которые она увидела. А еще ей хочется показать наряд, который подарила Коко.
— Правда, она замечательная? — восхищается Людмила, демонстрируя черную кружевную накидку.
Екатерина натянуто улыбается. Шуршание ткани кажется ей зловещим. В движениях девочки, когда она кружится в новом наряде, мать улавливает инстинктивное кокетство, естественную сексуальность, что заставляет ее увидеть дочь в другом свете. Екатерину ужасает мысль о том, что Коко дает Людмиле такое воспитание. Эта стерва! И ее ребенок! Екатерина чувствует, как будто в нее вбивают кол и поворачивают его.
Она жалуется Игорю. Коко крадет у нее Людмилу, покупая привязанность дочери дорогими подарками. Мало того что она теряет мужа, так к тому же и дочку! Это невыносимо!
Игорь не отвечает. В самом деле — что он может сказать? Он не может отчитать Коко за то, что та подружилась с его дочерью, за то, что великодушно тратит на девочку свое время. Коко лишь посмеется над ним. Кроме того, ему интересно, насколько привязанность Коко к Людмиле связана с ее собственной предполагаемой беременностью. Каждый день Игорь надеется услышать, что тревога была ложной и беспокоиться больше не о чем. Но этого не происходит, и он все сильнее беспокоится. И когда Екатерина снова ноет, заявляя, что ситуация становится все хуже и хуже, что Коко и Людмила проводят вместе еще больше времени, Игорь взрывается:
— Не вижу, что тут такого плохого! Все совершенно естественно. И, — добавляет он, потеряв терпение, — как раз хорошо, что на девочку в ее возрасте кто-то обращает внимание.
У Екатерины такое чувство, будто все над ней издеваются. Она этого не заслужила. Ярость придает ей сил.
— Даже несмотря на то что я больна, я забочусь о детях больше, чем ты.
Это наболевший вопрос. Коко старательно делает вид, будто ничего не замечает. Людмила же даже представить себе не может, какие ведутся сражения за ее симпатию. И пока мать и отец продолжают спорить о том, с кем больше времени она проводит, девочка, к огорчению Екатерины, все сильнее привязывается к Коко.
И вот, в один прекрасный день Людмила сидит в своей комнате и плачет. Она безутешна и отказывается ответить Екатерине, когда та спрашивает, что случилось. Она не желает разговаривать с отцом и выглядит странно смущенной. Ее всхлипывания продолжаются все утро. Только перед самым ленчем она показывает Коко красные, вязкие, клейкие пятна на трусиках, кровь, испачкавшую даже платье.
Коко ничего и не надо говорить. Едва войдя в комнату, она сразу почувствовала этот запах.
Первая менструация, Людмила испугана и расстроена. Губы Коко растягиваются в улыбке. Призрак материнского чувства шевелится у нее в груди. Коко поздравляет девочку, которая в свои двенадцать лет вступает в ряды женщин, по-сестрински пожимает ей руку. И Людмиле тут же становится легче.
В это утро месячные начинаются и у Коко. У обеих синхронно. Так, бывало, случалось, когда Коко жила с Адриенн. Сестры, соединенные кровью. Коко понимает: глупо было говорить о своих предположениях Игорю, так его пугать. Она никогда не чувствовала себя беременной, может, только вообразила некоторые предательские признаки. Она сказала ему потому, что хотела проверить, насколько он эгоистичен. А еще и потому, что из суеверия полагала, что, вербализовав свои страхи, тем самым вызовет менструацию. А кому, кроме Игоря, могла она об этом поведать? Если бы она рассказала кому-то
