Увидеть Барраклафа покрасневшим было для меня большой новостью. Неизвестно, что бы он ответил, посматривая на ухмыляющегося Спенсера, но тут заговорил Тонеску:
– Не понимаю, почему вы ставите под сомнение такое выдающееся изобретение? Я пришел к вам с заказом на разработку рекламы средства века, а вы встречаете меня с недоверием. О да, джентльмены, я читаю это в ваших глазах. Вам кажется, что в Румынии невозможно произвести продукт в экспортном объеме. Спрашиваете о каких-то побочных эффектах, об ущербе для автомобиля. Вас не удивляет замечательное действие моего средства, вы им не восхищаетесь. Прошу прощения, но для сотрудничества все же нужно больше доверия.
Он закончил свою речь, недовольно топнув ногой, после чего мы заговорили, перебивая друг друга:
– Нам необходимо убедиться, с чем мы имеем дело, – проговорил Барраклаф. – Так что вы зря обижаетесь.
– Мистер Тонеску, – продолжил я следом, – мы с большим уважением относимся к вашему изобретению и весьма заинтересованы в…
Договорить мне не дал Спенсер. Как всегда, грубо оборвал и начал громко излагать условия проверки. Как ни странно, но Тонеску с этим сразу согласился. В конце концов мы договорились, что он даст Барраклафу необходимое количество кристаллов, чтобы тот проверил их на ветровом стекле своего автомобиля. Спустя сорок восемь часов мы прокатимся на машине и посмотрим, как действует средство. Насчет дождя можно не беспокоиться, он наверняка будет. Спенсер захотел взять немного вещества, чтобы проверить его на зеркале в своей ванной.
– А вы, мистер Латимер, не хотите проверить? – спросил Тонеску.
Я подумал, что это подходящий момент сделать шаг навстречу:
– Мне ничего не нужно, я вам полностью доверяю…
Тут опять влез Спенсер, попытаясь испортить впечатление от моих слов:
– Но, дорогой Николас, мы ведь не видели, как работает это средство.
– С меня достаточно того, что сказал мистер Тонеску, – ответил я. – Возиться с ядом мне ни к чему.
– Да-да, – подхватил Тонеску. – Я вас предупредил, джентльмены, предупреждаю еще раз – будьте осторожны, наше средство для очистки стекол ядовито.
– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – беззаботно отозвался Спенсер. – Не все тревожатся за свою жизнь, как наш друг Латимер, не все такие пугливые.
Этот наглец открыто обвинил меня в трусости. Это просто так ему с рук не сойдет.
Нашему «Агентству» повезло, что я такой терпеливый. Уверен, любой непредвзятый читатель этих заметок без труда поймет, с чем мне приходится сталкиваться при общении с коллегами. Поэтому, если нам и удалось начать сотрудничество с Тонеску, то исключительно благодаря моему спокойствию и упорству.
Думаю, не стоит удивляться тому, что Спенсер предпринял попытку исключить меня из переговоров с заказчиком. Этот наглец посмел утверждать, что я, видите ли, с одной стороны, слишком доверчив, а с другой – якобы докучаю Тонеску беспочвенными опасениями относительно токсичности его средства для чистки стекол. Естественно, я с негодованием отверг эти абсурдные претензии и пошел в наступление – надо же как-то проучить этого дурака.
– Ты, я вижу, теперь убедился, что с таким темпераментным клиентом, как Тонеску, надо действовать мягко, ни в коем случае не давить, так мы ничего не добьемся. А тебе, Барраклаф, надо быть осторожнее со своими финансовыми заморочками.
– Что значит «моими»? – тут же возмутился он. – Разве финансы «Агентства» не самое важное для каждого из нас?
– Ты, конечно, прав, – согласился я, – но в общении с Тонеску лучше на первый план их не выставлять.
Барраклаф кивнул:
– Ладно, впредь буду вести с ним разговоры на эту тему осторожнее.
– А я все равно считаю, что Николасу лучше в эти дела не вмешиваться! – выпалил Спенсер и тут же вышел. Я даже не успел ответить.
Жаль, что мне до сих пор не удалось разработать надежный способ его устранения. Вчера в разговоре со своим банковским менеджером я попробовал забросить удочку насчет того, чтобы он стал моим сообщником в этом деле. Куда там! Этот человек, как и все банковские служащие, слишком старомоден и потому неспособен разглядеть для себя какие-то возможности. Этих людей ни к чему не склонишь. Они привыкли осторожничать во всем.
Как бы там ни было, но дела с изобретением Тонеску (мы так пока и не придумали ему удачное название) сдвинулись с места. Убедившись, что оно действительно работает, мои коллеги сопротивление прекратили. Первым подтверждение получил Спенсер и не смог скрыть изумления. В меблированных комнатах, где обитает этот аристократ (по крайней мере, он на это постоянно намекает, щеголяя передо мной своим якобы очень элитным школьным галстуком), в ванной над раковиной висит большое зеркало. Разумеется, оно Полу Спенсеру не принадлежит, но подобные мелочи его никогда не беспокоили. Он нанес на зеркало состав Тонеску даже гуще, чем рекомендовалось, а хозяйку поставил в известность потом. Этого от Спенсера и следовало ожидать. Вот Барраклаф, например, получил бы вначале письменное разрешение на манипуляции с зеркалом, а затем покрыл бы чистящим веществом точно четверть его площади и ровно таким количеством, как предписано.
Когда истекли необходимые сорок восемь часов, Спенсер окутал зеркало густыми клубами пара.
– Средство работает, – рассказывал он нам потом. – Было четко видно, где оно нанесено, а где нет. Признаюсь, я даже побрызгал на него немного, и на нем остались пятна от попавших капель. Но там, где я как следует намазал, зеркало стало кристально чистым.
– А может быть, так и назвать? – спросил я, озабоченный подбором подходящего названия.
– Что назвать?
– Это средство назвать «Кристальная чистота».
Барраклаф пожал плечами:
– Не пойдет. Слишком длинно.
Пришлось согласиться. С длинными названиями составлять рекламу труднее.
– Теперь давайте посмотрим на ветровое стекло машины, – продолжил он. – Я поставил ее в гараж недалеко отсюда. К счастью, дождливо, а мы можем позволить себе заплатить только за один день.
Вот это скупец! Плата за место в гараже, разве это деньги? Для Барраклафа важен каждый пенни.
До гаража идти было всего ничего, и на этом пути едва не разрешились все мои трудности. Потому что нам необходимо было пересечь улицу с односторонним движением. При таком потоке машин, как здесь, одностороннее движение было совершенно излишним. Непонятно, зачем его устроили. Когда мы вышли на переход, машин на улице вообще не было. Однако у меня уже выработался инстинкт обязательно смотреть в обе стороны при пересечении любой улицы. Ничего особенного, обычная предосторожность.
И сейчас это оказалось весьма кстати, потому что с другого направления, запрещенного, на приличной скорости двигалась машина. Наверное, какой-то провинциал не заметил запрещающий знак. Такое иногда бывает.
Увидев машину, я остался стоять на тротуаре. Барраклаф остановился где-то в ярде позади меня, у него развязался шнурок. А вот Спенсер (он шел слева от меня, а машина двигалась справа) пошел дальше как ни в чем не бывало. Ну, это же так просто, осмотреться, прежде чем переходишь улицу, но правила, видно, написаны не для таких идиотов, как Спенсер. Он шел вперед, наверное, погруженный в свои дурацкие мысли.
Да и водитель тоже хорош, заметил его в самый последний момент. Я видел, как его лицо исказилось от ужаса. Пронзительно завизжали тормоза, машина протащилась юзом по слякоти, развернулась и, выехав на тротуар, уперлась бампером в стеклянную витрину магазина. Это просто чудо, что ни машина, ни витрина не пострадали.
Конечно, я был возмущен выходкой водителя. Как можно так неосторожно вести машину, не глядя на знаки. Не помню точно, что я тогда сказал, но в любом случае водитель все равно никакой ответственности не понес, потому что полицейского, как всегда, поблизости не оказалось. В нужный момент вы их никогда не найдете, зато потом – пожалуйста.
Спенсер, конечно, отреагировал на это совершенно иначе. Он был склонен даже похвалить водителя за быстроту реакции и храбрость. Ведь он мог сам серьезно пострадать, если бы машина ударилась о стену или перевернулась. Вот так легко Спенсер может поставить все с ног на голову. Даже Барраклафа это удивило.
– Не понимаю, чем тут восхищаться, – сказал он. – Это инстинктивная реакция любого сидящего за рулем, даже новичка. Человек нажал на тормоз. Что тут особенного?
Но это уже было потом, после того как мы наконец пересекли улицу и подошли к водителю. Он был цел, невредим и, кажется, не очень испуган. Попеняв ему на невнимательность, мы двинулись дальше, и тогда я наконец обратил внимание на Спенсера.
Вид у него был, прямо скажем, потрепанный. Может, его все же задела машина, когда ее заносило, либо он потом оступился и упал, но на его лице под глазом красовалась внушительная ссадина, была порвана штанина и испачкан грязью бок.
