– Как же так? – воскликнул я. – Мало того, что водитель никуда не годный, так и ты идешь, не смотришь под ноги и валишься в самое грязное место на дороге, еще глаз ухитрился подбить. Вид у тебя теперь, как у пьяницы после хорошей попойки.
Спенсер отозвался в своем духе:
– Хватит, Николас. Вместо того чтобы выразить хотя бы притворное сочувствие, ты городишь какую-то чепуху. Между прочим, в этом есть и твоя вина. Да-да, ты видел машину, сам остановился, но меня не окликнул.
– Я думал, ты ее тоже видишь.
Тут решил вставить слово Барраклаф, как всегда кстати:
– У тебя было достаточно времени предупредить Спенсера. Я стоял сзади и не мог понять, почему ты не оттащил его назад.
– А ты почему молчал? – вдруг спросил Спенсер, поворачиваясь к нему.
Барраклаф потупился:
– Да, я должен был тебе крикнуть, но так испугался, что потерял голос. Однако все же спохватился и ринулся тебя оттащить.
– Поздно спохватился. Машины уже не было. И вообще, это выглядело так, будто ты пытался меня под нее толкнуть.
Теперь Барраклаф понял, что попытка выставить меня в дурном свете повернулась против него самого. И он с кислой улыбкой решил замять неловкость, процитировав короткий стишок, как будто в тему. Вроде пародии на десять заповедей:
Другого жизни не лишай,
Но с ней расстаться не мешай[52].
Думаю, его слова здесь воспроизведены точно. Мне казалось, что тогда я не обратил на них внимания, но, оказывается, стишок запомнился и с тех пор часто звучит у меня в голове.
Моя задача состояла в том, чтобы помочь Спенсеру расстаться с жизнью, а не стоять в стороне и ждать, когда это само собой случится. Ведь я до сих пор так и не разработал план. Впрочем, я мог бы решить задачу без всякого плана, если бы воспользовался предоставившейся возможностью, а я ее так бездарно упустил. С другой стороны, машина появилась неожиданно, застала меня врасплох. Конечно, больше мне удача не улыбнется.
Вот так размышляя, я вместе с коллегами дошел до гаража. Они тоже шли молча. Барраклафа, наверное, обидели обвинения Спенсера. Неужели он действительно думает, что Барраклаф пытался толкнуть его под машину? Забавно бы получилось, если бы он сделал работу за меня. Молчание Спенсера понять легко – он отходил после шока.
Впрочем, один раз Спенсер голос подал: когда мы выкатили машину. Такую развалину надо еще поискать, а Барраклаф беспокоится о возмещении какого-то ущерба. Да весь возможный ущерб этой машине уже нанесен. Может, он надеется, что «Агентство» (в моем лице) купит ему новую? Так пусть и не мечтает, ничего не получится.
Когда мы с Барраклафом сели в машину, Спенсер окинул нас неприветливым взглядом, помедлил секунду и, перед тем как влезть, произнес, ни к кому не обращаясь:
– Пожалуй, если они тоже в машине, то за свою безопасность можно не беспокоиться.
Ничего не скажешь, приятную атмосферу он создал в начале проверки действия средства, которое мы собирались рекламировать. Происшествие при переходе улицы нас всех взволновало. В таком состоянии мы собрались куда-то ехать, чтобы проверить, как действует средство Тонеску, хотя и без того все было ясно. В довершение ко всему улицы поливал холодный дождь, мы злились друг на друга, а один из нас подозревал остальных в попытке убийства.
В любом случае сомнений в действенности изобретения Тонеску не было. Результат оказался поистине близким к чуду. Даже сквозь грязное ветровое стекло было все хорошо видно, включать дворники не требовалось. Правда, на стекле осталось два или три пятнышка. Они не мешали, но тем не менее я указал на них Барраклафу, потому что он, как всегда, из скупости пожадничал, недостаточно намазав чистящего вещества, хотя оно ему досталось бесплатно. Барраклаф заявил, что я все выдумываю, никаких пятен нет, и отрицал это даже тогда, когда я ему их показал. Заявил, что это у меня просто рябит перед глазами по причине плохой работы печени. Тут еще Спенсер – он теперь уже пришел в себя и неожиданно повеселел – принялся отпускать шуточки в мой адрес, будто я накануне вечером слишком много выпил. Думаю, это была попытка отомстить мне за намек насчет его подбитого глаза – сам хорош.
Утихомирить его удалось только предложением поменяться местами, чтобы он сел впереди и убедился, есть на стекле пятна или нет. Машина у Барраклафа была открытая, и заднее сиденье сильно промокло, но он, конечно, моего благородства не оценил. А ведь мне холод чрезвычайно вреден, в то время как Спенсер здоров как бык и сочувствие к другим у него полностью отсутствует. К тому же он и без того был весь измазан грязью.
К счастью, наша поездка вскоре закончилась. Еще больше я был рад, что они убедились в действенности изобретения Тонеску. Однако чувствовал я себя неважно, сильно замерз и потому очень хотел попасть домой, переодеться и погреться у камина, а затем уже приступать к работе. Я попросил Барраклафа, и, пока он недовольно морщился, Спенсер предложил заехать к нему посмотреть на зеркало.
– Зря ты стал чистить зеркало в ванной, – вздохнул я. – Взял бы переносное, прихватил с собой, мы бы посмотрели. А теперь надо всем тащиться к тебе. Зачем? Лично я верю тебе на слово.
Мне, конечно, хотелось, чтобы он заметил в моих словах упрек. Правда, чуть больше доверия с моей стороны сильно помогло бы наладить взаимопонимание. Однако он возмутился:
– Ты предлагаешь мне притащить в офис всю ванную комнату вместе с колонкой?
Я покрутил пальцем у виска:
– Ну что за глупости! Для проверки переносного зеркала хватило бы пара от чайника.
Спенсер махнул рукой:
– Ладно, Николас, хватит. Я вижу, ты собрался домой, подремать у камина часок-другой, так почему бы мне не последовать твоему примеру. Послушай, Барраклаф, когда высадишь его, подбрось, пожалуйста, и меня. В любом случае мне нужно переодеться.
– Потом я поеду в гараж поставить машину, – проворчал тот в ответ, – а после потащусь в офис, где меня ждет работа.
– Мы очень скоро к тебе присоединимся, – заверил его я, с трудом сдерживая раздражение. – И у меня уже будут готовые предложения относительно рекламы товара Тонеску.
Барраклаф снова принялся ныть, демонстративно не замечая моего рвения к работе. Он, видите ли, не понимает, как можно начинать действовать, не зная, сколько этот Тонеску собирается заплатить «Агентству», и как можно говорить о рекламе, не имея о товаре конкретных сведений. Наконец выдвинул свой коронный аргумент об отсутствии доказательств финансовой состоятельности Тонеску.
– Детали мы уточним потом, – возразил я. – Сейчас речь идет об общей стратегии рекламы.
Барраклаф недовольно на меня покосился. Он очень не любил, когда ему напоминали, что, кроме его работы, в «Агентстве» есть дела поважнее. Возможно, он хотел что-то ответить, но тут в разговор влез Спенсер со своим обычным сарказмом:
– Разве ты не видишь, Николас вознесся к вершинам, подобно Зевсу на Олимпе, и оттуда собирается ниспосылать нам свои божественные повеления.
Разумеется, это замечание меня возмутило. Уж в чем-чем, а в стремлении командовать меня упрекнуть было нельзя.
– Наверное, мне надо было сказать не Зевс, а Юпитер, – не унимался этот наглец. – Боюсь, о греческой мифологии наш ученый друг имеет смутное представление.
– Спешу напомнить, – парировал я, – что в школе мне преподавали те же предметы, что и тебе.
– Очень прошу, перестаньте, – проговорил Барраклаф. – Я развезу вас по домам, только не ссорьтесь. Надеюсь увидеть вас обоих в офисе перед чаем.
Дома мне удалось немного поспать, так что в офис я вернулся только к четырем. Однако сон, к сожалению, не был освежающим, потому что в последнее время мне постоянно снился один и тот же кошмар. Видимо, под влиянием переживаний по поводу заказа на рекламу румынского очистителя стекол. Вот и сейчас опять приснилось, как Тонеску наливает в чашку чай, подносит к ней зеркальце и показывает, что оно не запотело, а потом сыплет в нее горсть своих кристаллов и заставляет меня выпить, крича в ухо мои же слова: «Кто же, в самом деле, захочет такое есть?!» Буквально требует обязательно попробовать его изобретение на вкус. При этом называет меня полным именем: Николас Латимер.
Я проснулся ужасно напуганный, но в офис прибыл, как обещал, с четким планом рекламы, отличающимся необыкновенной простотой и логичностью. Суть его состояла в следующем: мы готовим рекламные листовки и рассылаем во все автомагазины и гаражи. Для начала в Лондоне, но с намерением расширить охват. Это зависит от того, насколько просто удастся получить соответствующие адреса в провинции. Распространять листовки мы наймем людей, обслуживающих торговлю по почте.
Кроме этого, мы поместим рекламу только в «Дейли мейл», но на регулярной основе, обеспечив тем самым непрерывность. Газета популярная, должно сработать на славу. Желательно вначале поместить нашу рекламу на первой полосе, хотя это не просто, а без очереди фактически невозможно. Так что первые три-четыре раза, видимо, придется удовлетвориться тремя колонками по десять дюймов, а потом двумя по семь-восемь дюймов два-три раза в неделю в течение трех месяцев. Ну а дальше посмотрим. Если я смогу располагать достаточным газетным пространством, то будет смысл говорить о создании более яркой и результативной рекламы, которая станет бросаться в глаза, и тогда надобность в первых полосах отпадет. При этом помимо крупного первоначального материала потребуется подготовить около четырех рекламных вставок, повторяющихся без изменений. План казался проще простого, и я был абсолютно уверен в его успехе. Однако стоило мне заговорить с коллегами, как они тут же выступили со своими идеями.
