Уже само название романа о многом говорило образованному испанскому читателю. Оно напоминало об «утраченных иллюзиях» в книгах Бальзака и Флобера и о легендарном докторе Фаусте.
В послесловии автор сообщал читателям, что их догадки совсем не лишены смысла: роман был задуман как еще один испанский вариант «истории молодого человека XIX века», а его главный герой – как испанская разновидность универсального типа доктора Фауста. Надо сказать, что дон Хуан Валера хорошо знал Гёте, перевел на испанский язык несколько сцен из его знаменитой трагедии, и стилизация «под Фауста» не представляла для него никаких трудностей. «Доктор Фаустино, – пишет Валера, – персонаж, имеющий символический и аллегорический смысл. Как личность он представляет все современное поколение: это доктор Фауст в миниатюре, но без магии, без дьявола и без прочих сверхъестественных сил, к помощи которых прибегает гётевский Фауст». Таково философское содержание образа главного героя романа: он – средний, «естественный» человек, который ищет свой путь среди многочисленных объяснений мира, предлагаемых старыми и новыми философами. Но книгу Хуана Валеры нельзя безоговорочно отнести к произведениям философского жанра. Это роман философский и роман социальный одновременно. Доктор Фаустино – это не только философский символ, но обобщенный характер испанского аристократа второй половины XIX века, и направление его философских поисков во многом определяется его происхождением, а не чем-нибудь другим.
Дон Фаустино Лопес де Мендоса принадлежит к старинному дворянскому роду. Среди его предков есть христианские рыцари, освобождавшие в свое время Андалусию от мавров, есть фрондеры ибезбожники. Старый замок Лопесов де Мендоса хранит память об экстравагантных браках прежних владельцев, легенды о привидениях и спрятанных сокровищах. Но все это уже в прошлом. Традиционные титулы «потомственного коменданта крепости Вильябермеха», «командора ордена Сантьяго», унаследованные доном Фаустино от отца, лишены всякого смысла. Местные жители, которые дали доктору прозвище «достославный пролетарий», были гораздо ближе к истине.
История аристократического дома Лопесов де Мендоса – свидетельство агонии испанского дворянства. Этот надолго затянувшийся процесс начался еще в XVI веке. Дон Кихот был нищим идальго. Дон Фаустино стал нищим кабальеро. «Церковь, флот и королевская служба» были доступны дворянству во времена Сервантеса, возможности дона Фаустино еще более ограничены. В XIX веке традиционная этика позволяет аристократу посвятить себя только литературе, философии или праву. Аристократическое происхождение и воспитание определяют тот круг априорных идей, с которыми дон Фаустино начинает свой жизненный путь и которые автор романа называет иллюзиями. «Его душой, – пишет Хуан Валера, – владеет тщеславие ученого, честолюбие политика, кичливость аристократа. Иными словами говоря, «иллюзии» доктора Фаустино – это ни на чем не основанная уверенность испанского аристократа в том, что дворянское происхождение само по себе дает ему право рассчитывать на высокое положение в обществе.
Социальная мотивировка поведения главного героя присутствует в романе, но не занимает в нем центрального места. Гораздо больше писателя интересует психология доктора Фаустино и вопрос о том, почему ему так долго удавалось сохранить свои совершенно беспочвенные идеи. Оказалось, что дон Фаустино был человеком сентиментальным, человеком с чрезмерно развитым воображением и порывами к идеальному. Такое мироощущение в XIX веке называли романтическим, и сам Хуан Валера еще в 50-е годы набросал в одной из своих критических статей юмористический портрет поэта-романтика. «…Его жизнь, – утверждает писатель, – всегда необычна… Весь мир должен смотреть на него как на апостола, который пришел на землю с особой миссией. Но чернь этого не понимает, и поэт несчастлив… В любви романтик стремится к идеальному совершенству, которое никогда не встречается на этой грешной земле, но при этом безумно любит какую-нибудь женщину, потом разочаровывается в ней и оплакивает свои утраченные иллюзии…» В авторской характеристике доктора Фаустино много общего с этим пародийным портретом. Романтическое мироощущение, в то время очень распространенное среди испанской молодежи, раздражало Хуана Валеру по разным причинам. Во-первых, оно нарушало era представление о гармонической личности, во-вторых, оно, по глубокому убеждению писателя, задерживало развитие испанской нации.
Итак, дон Фаустино – Фауст романтического склада, и, как романтик, он прежде всего стремится к идеальной любви. «Доктор любил некий идеал, – говорится в романе, – хотя к не был уверен, что этот идеал существует. Он вообще ни в чем не был уверен. Рассуждения героя о любви заполняют многие страницы романа. и нетрудно заметить, что «истинная любовь» в представлении Фаустино не просто эмоция, а особая категория мировоззрения. «Что бы я ни сделал ради того, что достойно любви, – думает Фаустино. – Если бы я верил, что родина, народ, нация, частью которой я являюсь, достойны моей любви, какие героические подвиги я совершил бы для еще большего их возвеличения». За «истинную страстную любовь» Фаустино готов продать душу дьяволу.
В таком отношении героя к любви соединились отголоски рыцарских нравов, учение испанских мистиков о божественной любви и ренессансная философия неоплатонизма. Развивая мысль Платона о том, что «через эротическое знание человек приходит к постижению прекрасного» («Пир»), испанский философ-неоплатоник Леон Эбрео, автор «Диалогов о любви» (1502), создал особую науку филографию («любвеописание»), в которой любовь отождествляется с истиной и добром и служит основой мироздания. «Любовь – причина существования мира и всего того, что есть в мире», – пишет Леон Эбрео.
Герой Валеры не раз испытывал чувство любви, но априорное представление об идеальном заставило его сравнивать реальность с идеалом, и это сравнение всегда было не в пользу реальности. Дон Фаустино понял, что любовь к Констансии была небескорыстной, потому что Констансия не только красива, но и богата, а любовь к Росите – чувственной и эгоистической, и решил продолжать свои поиски.
В своей философской и пародийной по отношению к романтизму книге Хуан Валера сделал то, чего никогда не допускала романтическая эстетика. Он дал возможность идеалу осуществиться. Доктор Фаустино встретил Марию – Вечную Подругу, Характер Марии очень точно соответствует стандарту романтической героини, она словно сошла со страниц легенд испанских поэтов-романтиков Бекера (1836–1870) и Хосе Соррильи (1817–1893). У Марии «высокая стройная фигура, лицо, полное скорби и печали«, таинственное прошлое, способность любить страстно и бескорыстно и полная отрешенность от реального времени и пространства. «Я любила тебя вечно в тысячах меняющихся земных существований, ты душа моей души… я сущность твоей души», – говорит Мария. Воспитанный на романтической литературе, Фаустино не мог даже желать для себя лучшего идеала, и Вечная Подруга стала «его верой, его поэзией, квинтэссенцией его собственной души», К соединению с Марией Фаустино стремится на всем протяжении книги, союз с ней должен завершить духовное развитие героя. Мария придет к нему тогда, «когда очистится его душа, когда рассеются иллюзии, которые ослепляют и смущают Фаустино». Таким образом, брак с Марией отодвигается на неопределенное время, и жизнь подвергает доктора Фаустино разнообразным испытаниям. Одно из таких испытаний – встреча с благородным разбойником Хоселито Сухим. Хоселито Сухой – преступник-философ, который оправдывает преступление, ссылаясь на то, что общество вообще устроено несправедливо. Уроки Хоселито («порвите с прошлым, объявите всем беспощадную войну») – один из первых в испанской литературе откликов на известные теории о возможности преступления в гуманных целях и о правах «необыкновенной личности». Все эти вопросы долгое время обсуждались на страницах европейских газет и журналов. Отражение этих дебатов – в размышлениях Раскольникова в романе Достоевского, поучения Вотрена в бальзаковской «Человеческой комедии» и известный разговор двух студентов в романе Бальзака «Отец Горио»: «Ты читал Руссо?» – обращается Эжен де Растиньяк к своему приятелю Бьяншону.
«– Да.
– Помнишь то место, где он спрашивает, как бы его читатель поступил, если бы мог, не выезжая из Парижа, одним усилием воли убить в Китае какого-нибудь старого мандарина и благодаря этому сделаться богатым?
– Да.
– Слушан, если бы тебе доказали, что такая вещь вполне возможна, и тебе остается только кивнуть головой, ты кивнул бы?
– А твой мандарин очень стар? Хотя, стар он или молод, здоров или в параличе, говоря честно… нет, черт возьми…»
Разговор Растиньяка и Бьяншона имеет некоторую аналогию со спорами, которые происходят между Фаустино и Хоселито Сухим. Хуан Валера познакомил испанского читателя с тем, о чем спорили в Европе, и, так же как и Бальзак, поставил моральный принцип выше принципа пользы.
