Он неторопливо разгладил мятую шляпу, заломил тулью и надел. Потом дружелюбно посмотрел на двух незнакомцев в бараке.
— На дворе солнце, зараза, так и наяривает, — с мягким спокойствием произнёс он. — А тут чёрта лысого разглядишь. Вы новенькие, парни?
— Только прибыли, — ответил Джордж.
— Угу. Пойдёте на ячмень, небось?
— Ну да, хозяин, вроде, так сказал.
Ловкач уселся на ящик у стола напротив Джорджа и некоторое время изучал карточный расклад.
— Надеюсь, вы будете в моей бригаде, — сказал он. Его породистый голос звучал спокойно и неторопливо. — У меня есть пара придурков, которые не отличат мешок с ячменём от трипака. А вы, парни, когда–нибудь имели дело с ячменём?
— Чёрт, а как же, — сказал Джордж. — За себя ничё такого не скажу, а вот этот здоровенный бугай может в одиночку поднять столько зерна, сколько другие на двоих не потянут.
Ленни, который внимательно следил за беседой, переводя взгляд с одного на другого, довольно улыбнулся отзыву Джорджа. Ловкач одобрительно взглянул на здоровяка. Он наклонился над столом и прищёлкнул уголком карты.
— Вы, парни, путешествуете вместе? — его голос звучал дружелюбно, располагал к доверительной беседе.
— Ну да, — ответил Джордж. — Мы, типа, присматриваем друг за другом. — Он указал на Ленни большим пальцем. — Соображает он не шибко, но зато чертовски хороший работяга. Отличный парень, правда, но не шибко мозговитый. Я давно его знаю.
Ловкач смотрел будто сквозь Джорджа, куда–то ему за спину.
— Угу. Немного есть парней, которые бродят вместе, — он задумался. — Я не знаю, почему так выходит. Может, каждый в этом чёртовом мире опасается другого.
— Много лучше в компании с парнем, которого знаешь давно и хорошо, — сказал Джордж.
Дородный, с большим животом мужчина вошёл в барак. С его головы падали капли воды после умывания.
— Здоро́во, Ловкач, — сказал он, потом остановился и уставился на Джорджа с Ленни.
— Эти парни только что пришли, — сказал Ловкач, словно представляя их.
— Рад знакомству, — сказал вошедший. — Меня зовут Карлсон.
— Я Джордж Милтон. А это — Ленни Смолл.
— Рад знакомству, — повторил Карлсон. — Ничего себе, маленький[2], — он рассмеялся собственной шутке. — Да нет, совсем даже не маленький. Хотел спросить тебя, Ловкач, как там твоя сука? Чё–то я не видел её нынче утром под твоей повозкой.
— А она ощенилась ночью, — сказал Ловкач. — Девять штук. Четверых я сразу утопил — ей не выкормить девятерых.
— Выходит, пятеро остались, а?
— Ну да, пять штук. Я выбрал самых здоровых.
— Что за собаки будут, как думаешь?
— Без понятия, — сказал Ловкач. — Что–нибудь типа овчарок, я думаю. Таких я тут больше всего видал, когда у неё течка была.
Карлсон продолжал:
— Стало быть, пять щенков, угу. Ты их всех оставишь?
— Не знаю. Пусть остаются, пока у Лулу есть молоко.
Карлсон задумчиво сказал:
— Послушай–ка, Ловкач. Я тут подумал. Этот пёс, у Липкого, он же чертовски старый уже, даже ходит кое–как. Опять же, смердит от него — не дай боже. Каждый раз, как он придёт в барак, потом два–три дня воняет так, что хоть святых выноси. Так вот я и говорю, чего бы тебе не убедить Липкого пристрелить старика, а взамен дать ему одного щенка на вырост, а? Я его псину могу за милю учуять. Беззубый, слепой почти, ни пожрать толком, ни… Липкий поит его молоком, потому что он жевать уже не может.
Джордж пристально посмотрел на Ловкача. Внезапно снаружи забили в треугольник, сначала медленно, потом всё быстрей и быстрей, пока удары не слились в сплошной перезвон. А потом звон утих так же внезапно, как и возник.
— Нате вам, — сказал Карлсон.
Со двора донёсся ропот мужских голосов. Ловкач медленно и с достоинством поднялся.
— Вам, парни, лучше поторопиться, пока там ещё есть харчи. Через пару минут не останется ни крошки.
Карлсон посторонился, пропуская Ловкача вперёд; оба скрылись за дверью.
Ленни взволнованно посмотрел на Джорджа. Джордж сдвинул карты в кучу.
— Да–да, Ленни, — сказал он. — Я слышал, что он сказал. Я попрошу у него.
— Коричневого с белым! — возбуждённо воскликнул Ленни.
— Пойдём–ка обедать. Я не знаю, есть ли у него бело–коричневый.
Ленни не двинулся с места.
— Ты попроси у него прямо сейчас, Джордж, пока он их не убил.
— Ладно, ладно. Пошли же, давай, поднимайся.
Ленни скатился с койки и встал. Они двинулись к двери, но едва подошли к ней, как перед ними явился Кудряш.
— Вы здесь девчонку не видали? — зло спросил он.
— С полчаса тому, — холодно отозвался Джордж.
— И какого хрена ей было нужно?
Джордж стоял, поглядывая на разозлённого недомерка. Потом с вызовом произнёс:
— Сказала, тебя ищет.
Вид у Кудряша был такой, словно он впервые увидел Джорджа. Его глаза сверкнули, когда он смерил его взглядом, прикинул дистанцию, оценил телосложение.
— Ну, и куда она подалась? — спросил он наконец.
— Без понятия, — ответил Джордж. — Я за ней не следил.
Кудряш бросил на него сердитый взгляд и повернулся к двери.
— Знаешь, Ленни, боюсь мне самому придётся порешать с этим уродом, — сказал Джордж, когда Кудряш скрылся из виду. — Ну и воротит же меня от этого типа, господи Иисусе! Ладно, пошли, а то останемся без харчей.
Они вышли.
Солнечный свет лежал тонкой линией под окном. Слышно было, как где–то гремят тарелки.
Мгновение спустя старый пёс, прихрамывая, понуро вошёл в открытую дверь. Он обвёл комнату кротким подслеповатым взглядом. Потянул носом воздух, а потом тяжело улёгся, положив голову между лап.
Внезапно в дверях снова явился Кудряш и остановился, озирая помещение. Пёс поднял голову, но Кудряш уже ушёл, и тогда седая голова пса снова опустилась на пол. Он устало вздохнул.
Хотя ещё падал через окна барака неяркий вечерний свет, внутри царил полумрак. Сквозь открытую дверь доносилось постукивание, топот ног, а по временам звучали одобрительные или насмешливые возгласы — на дворе играли в подкову.
Ловкач и Джордж вместе вошли в полутёмный барак. Ловкач потянулся через карточный стол и включил свет. Тускло вспыхнула лампочка под «абажуром» из консервной банки, и в конусе жёлтого света стол матово заблестел; полумрак разбежался по углам барака и там замер, затаился. Ловкач уселся на ящик, Джордж занял место напротив.
— Пустяки это, — сказал Ловкач. — Я бы по–любому утопил почти всех, так что благодарить меня не за что.
— Для тебя–то это, пожалуй, пустяки, но для него это чертовски много значит. Господи Иисусе, я не знаю, как теперь заставлю его ночевать здесь. Он же захочет спать в конюшне, вместе с ними. Это ж ещё надо будет смотреть, чтобы он не залез прямо в ящик со щенками.
— Пустяки это, — повторил Ловкач. — А ведь точно, ты был прав насчёт него: может, он умом и не блещет, но я ещё не видал такого работягу. Он едва не уморил своего напарника. Да что там, никто не может угнаться за ним. Бог свидетель, я никогда ещё не видал такого могучего парня.
— Только втолкуй Ленни, чего надо делать, — с гордостью сказал Джордж, — и он это сделает, чёрт побери, если, конечно, не потребуется сначала покумекать. Сам он ни в жисть не сообразит, чего и как, но по команде сделает чего хочешь.
Снаружи послышался звон подковы о железную стойку и одобрительный гомон.
Ловкач чуть подвинулся так, чтобы свет не падал в лицо.
— Потешно — вы с ним как нитка с иголкой, — сказал он, и это явно было ненавязчивое приглашение к доверительному разговору.
— А в чём потеха? — настороженно спросил Джордж.
— Ну, я не знаю. Редко когда парни вот так колобродят вместе. Если за себя говорить, то я такого ещё не видал. Сам, поди, знаешь, какие бывают работяги — приходят, получают койку, вкалывают месяц, а потом увольняются. И плевать они хотели друг на друга. Вот потому и выглядит потешно, когда сумасшедший вроде него и умник типа тебя становятся в одну упряжку.
— Он не сумасшедший, — возразил Джордж. — Он туп как пробка, да, но он не сумасшедший. Я, видать, тоже не семи пядей во лбу, а то не корячился бы на ячмене, за полсотни с харчами. Если б я был такой умник, или хоть чуть посмекалистей, уж у меня, поди, было бы собственное маленькое дельце и собирал бы я свой личный урожай, заместо того, чтобы пахать на чужого дядю и ни шиша не иметь.
Джордж умолк. А ему хотелось выговориться. Ловкач не подначивал его к разговору, но и рта ему не затыкал — он просто сидел, откинувшись назад, и молча слушал.
— И никакой тут потехи, что мы с ним вместе ходим, — наконец заговорил Джордж. — Мы оба родом из Оберна, я знал его тётку Клару. Она забрала его к себе — он ещё мальцом был — и вырастила. А когда тётка померла, Ленни стал ходить со мной на работу. Так и вышло, что мы друг с другом вроде как свыклись.
— Угу, — сказал Ловкач.
Джордж поднял взгляд на собеседника и увидел спокойные, как у Бога, глаза, устремлённые на него.
— Потешно, говоришь? — продолжал он. — Да уж, я частенько над ним потешался. Бывало и нехорошо шутил, он ведь такой простак, что и постоять за себя не умеет. У него ума не хватает даже на то, чтобы понять, что над ним издеваются. Вот я и потешался вовсю. И мне казалось, что я прям чертовски умный против него. А этот дурачина делал всё, что ни скажешь. Вели я ему влезть на скалу, так он бы полез. В общем, надоело мне его доводить. Ведь смешно — это когда парень понимает, что ты над ним подтруниваешь, и потому злится. А тут — чего? Он никогда не злился, вообще никогда. Бывало я и дубасил его, а этот дылда, который мог голыми руками переломать мне все кости, ни разу даже пальца на меня не поднял, — в голосе Джорджа зазвучало раскаяние. — Сказать тебе, с чего я перестал над ним издеваться? Однажды мы с парнями стояли на берегу Сакраменто, болтали о том о сём, и я себя воображал таким прям остроумным. В общем, поворачиваюсь я к Ленни и говорю: давай, прыгай вниз. И он прыгает. А плавать–то он — ни в зуб ногой, ни разу даже рукой не махнул, так и пошёл ко дну и почти уже потонул, когда мы его достали. И меня же ещё и благодарил, что мы его вытащили. Напрочь забыл, что это я велел ему прыгнуть. После того я завязал с потехами.
