Джордж умолк. А ему хотелось выговориться. Ловкач не подначивал его к разговору, но и рта ему не затыкал — он просто сидел, откинувшись назад, и молча слушал.
— И никакой тут потехи, что мы с ним вместе ходим, — наконец заговорил Джордж. — Мы оба родом из Оберна, я знал его тётку Клару. Она забрала его к себе — он ещё мальцом был — и вырастила. А когда тётка померла, Ленни стал ходить со мной на работу. Так и вышло, что мы друг с другом вроде как свыклись.
— Угу, — сказал Ловкач.
Джордж поднял взгляд на собеседника и увидел спокойные, как у Бога, глаза, устремлённые на него.
— Потешно, говоришь? — продолжал он. — Да уж, я частенько над ним потешался. Бывало и нехорошо шутил, он ведь такой простак, что и постоять за себя не умеет. У него ума не хватает даже на то, чтобы понять, что над ним издеваются. Вот я и потешался вовсю. И мне казалось, что я прям чертовски умный против него. А этот дурачина делал всё, что ни скажешь. Вели я ему влезть на скалу, так он бы полез. В общем, надоело мне его доводить. Ведь смешно — это когда парень понимает, что ты над ним подтруниваешь, и потому злится. А тут — чего? Он никогда не злился, вообще никогда. Бывало я и дубасил его, а этот дылда, который мог голыми руками переломать мне все кости, ни разу даже пальца на меня не поднял, — в голосе Джорджа зазвучало раскаяние. — Сказать тебе, с чего я перестал над ним издеваться? Однажды мы с парнями стояли на берегу Сакраменто, болтали о том о сём, и я себя воображал таким прям остроумным. В общем, поворачиваюсь я к Ленни и говорю: давай, прыгай вниз. И он прыгает. А плавать–то он — ни в зуб ногой, ни разу даже рукой не махнул, так и пошёл ко дну и почти уже потонул, когда мы его достали. И меня же ещё и благодарил, что мы его вытащили. Напрочь забыл, что это я велел ему прыгнуть. После того я завязал с потехами.
— Он хороший парень, — сказал Ловкач. — Парню ведь совсем не обязательно быть умником, чтобы быть стоящим парнем, а? Сдаётся мне, чаще бывает точно наоборот: возьми смекалистого парня, он вряд ли окажется стоящим.
Джордж собрал рассыпанные карты и принялся раскладывать новый пасьянс. Снаружи простучали по земле каблуки. Вечерний полусвет чертил на стене квадраты окон. Зудела и билась в стекло сонная муха.
— У меня родных никого нету, — сказал Джордж. — Видал я парней, что ходят по ранчо в одиночку. Ничего хорошего в том нет, тоска зелёная. Спустя время они будто звереют — так и норовят устроить драку.
— Это да, звереют, — согласился Ловкач. — Доходит до того, что из них слова не выжмешь.
— Оно конечно, по большей части с Ленни одни заморочки, — продолжал Джордж. — Но когда привыкаешь к парню, уже не можешь просто взять и бросить его.
— Он добрый малый, — сказал Ловкач. — Я‑то вижу, в Ленни совсем нет злобы.
— Точно, он добряк. Вот только постоянно влипнет в какую–нибудь передрягу, балбес. Навроде той, что была в Уиде… — Джордж осёкся на полуслове и перевернул карту. Бросил на Ловкача тревожный испытующий взгляд. — Ты никому не скажешь?
— А чего там было в Уиде? — спокойно спросил Ловкач.
— Ты не скажешь?.. Да нет, конечно, ты не станешь болтать.
— Так что насчёт Уида? — повторил Ловкач.
— Ну–у… увидел он там одну девчонку в красном платье. А это такой дуболом — если ему чего понравилось, то обязательно надо потрогать — попробовать на ощупь.
Ну он и потянулся пощупать это красное платье. Девка, понятно, давай верещать. А у бедняги Ленни крыша поехала от этого визга — хватает он её в охапку и не отпускает — у него только на это ума и хватило. Ну вот, стало быть, а девка знай себе верещит. Я как раз отошёл ненадолго, но как услышал эти визги, так со всех ног бегу назад. А на то время крышу у Ленни уже так перекосило — он только и придумал, что держать девку покрепче. Ну, я треснул ему по башке штакетиной от забора, чтобы привести в разум. Только он был до того не в себе от страха, что уже не мог отцепиться. А ведь он чертовски силён, ты видел.
Взгляд Ловкача был твёрдым, глаза не моргнули. Он только медленно кивнул и спросил:
— И что было дальше?
Джордж аккуратно выложил ряд пасьянса.
— Ну, короче, эта девка делает ноги, бежит к законникам и рассказывает, будто её снасильничали. Ребята в Уиде поднимают бучу и хотят линчевать Ленни. Короче, остаток дня мы просидели в оросительной канаве, из воды только головы торчали. А ночью смотались оттуда по–тихому.
Ловкач с минуту сидел молча. Наконец спросил:
— А он ту девочку не повредил, а?
— Чёрт, да нет. Он только напугал её. Я бы сам обделался, если б такой верзила меня сграбастал. Нет, он только хотел потрогать её красное, блин, платье — как щенков теперь будет тискать всё время.
— Он не злой, — сказал Ловкач. — Злого парня я и за милю узнаю.
— Конечно, он не злой, и сделает любую хрень, которую я…
В дверь вошёл Ленни. На плечи его была наброшена джинсовая куртка, а шёл он, чуть подавшись вперёд.
— Привет, Ленни, — окликнул его Джордж. — Ну как, нравится тебе щенок?
Ленни ответил восторженным шёпотом:
— Он коричневый с белым, точно как я хотел.
Верзила подошёл к своей койке, улёгся и, свернулся колачиком, лицом к стене.
Джордж медленно отложил карты.
— Ленни, — позвал он строго.
Ленни повернул голову и глянул на него через плечо.
— А? Чего тебе, Джордж?
— Я же говорил, чтобы ты не приносил щенка сюда.
— Какого щенка, Джордж? У меня нет никакого щенка.
Джордж быстро подошёл к нему, схватил за плечо и повернул. Он протянул руку и извлёк маленького щенка, которого Ленни прятал у себя на животе.
Верзила быстро поднялся и сел.
— Отдай мне его, Джордж, — взмолился он.
Джордж сказал:
— Ты прямо сейчас пойдёшь и вернёшь щенка в гнездо. Он должен спать со своей матерью, понимаешь? Ты чё, хочешь его убить? Он только прошлой ночью родился, а ты забираешь его из гнезда. Давай, тащи его обратно, или я скажу Ловкачу, чтобы он тебе его не давал.
Ленни с мольбой протянул руки.
— Дай мне его, Джордж. Я унесу его, унесу. Я не хотел ничего плохого, Джордж. Честно, не хотел. Я только думал погладить его, совсем немного.
Джордж протянул ему щенка.
— Ладно. Быстро верни назад и не смей больше уносить его оттуда. Ты же удавишь его и даже не заметишь.
Ленни поспешно вышел, осторожно неся щенка на груди.
Ловкач не двинулся. Его спокойный взгляд проследовал за Ленни до двери. И только когда верзила скрылся из виду, он произнёс:
— Господи, он же будто ребёнок, а?
— А что я говорил. Дурного в нем не больше, чем в ребёнке, только силён, как бык. Бьюсь об заклад, он не явится нынче спать — будет дрыхнуть в конюшне, прямо возле ящика. Да пусть его. Ничё дурного из этого не выйдет.
Снаружи почти стемнело. Явился Липкий, старик–уборщик, за ним волочился его старый пёс.
— Здоро́во, Ловкач. Привет, Джордж. Никто из вас не играл в подкову?
— Надоело каждый вечер, — сказал Ловкач.
Липкий продолжал:
— А нет у вас, ребята, глотка виски? Чё–то я животом прихворнул.
— Не–а, — отозвался Ловкач. — Я бы и сам глотнул, хотя живот у меня и не болит.
— Шибко уж прихватило, — пожаловался Липкий. — Это всё проклятая репа. Я ведь знал, что так выйдет, а всё равно съел.
Явился из сумерек Карлсон. Он прошёл на другой конец барака и включил вторую лампочку с таким же жестяным абажуром.
— Ну и темень тут — хуже, чем в аду, — сказал он. — Господи, но до чего же ловко черномазый бросает подкову!
— Да уж, молодчага, — кивнул Ловкач.
— Ага, тот ещё, — сказал Карлсон. — Никому не оставил шанса… — Он осёкся и потянул носом воздух, потом глянул на старого пса. — Боже праведный, как воняет эта псина! Гони его отсюда, Липкий! Я не знаю, что ещё может смердеть так же отвратно, как этот старый кобель. Гони его к чертям собачьим.
Липкий перекатился на край койки. Протянул руку и потрепал старого пса по холке. Потом виновато произнёс:
— Он у меня уже очень давно и сроду я не замечал никакой вони.
— Как хочешь, а я не собираюсь терпеть его тут, — сказал Карлсон. — После него тут ещё сутки смердит. — Тяжёлой походкой он приблизился к псу и уставился на него. — Совсем беззубый. И ревматизм его сковал, глянь как. Старик совсем плох, Липкий, накой он тебе? Он уже и сам себе не рад, посмотри на него. Почему бы тебе не пристрелить его, а?
Старик–уборщик беспокойно поёрзал.
— Чёрта с два! Он у меня давно, с тех пор, как был щенок. Овец со мной пас, — гордо сказал он. — Трудно поверить, глядя на него сейчас, но это был лучший овчар, которого я видал.
Джордж вмешался:
— Я видел одного парня в Уиде, так у него был эрдель, который мог пасти овец. Научился этому от других собак.
Карлсон не отставал.
— Послушай, Липкий, он же всё время мучается. Тебе надо бы вывести его на двор да пустить ему пулю в затылок. — Он наклонил голову и показал пальцем: — Прямо вот сюда. Он бы даже понять не успел, чего с ним такое приключилось.
Липкий удручённо посмотрел вокруг.
