— Нет. Этого не понимаю.
— А выходить на большую дорогу уже понимаешь? Какой дурак отдаст тебе даже самый последний курятник? Чепуха.
— Михаил Степанович…
— Товарищ Колосов! Изволь представить документы на приобретение построек!
— Разрешите объяснить…
— Не разрешаю!.. Документы! — бушевал Краснов.
— Где их взять?
— Там, где крал постройки.
— Я сейчас буду у вас…
— Без документов не показывайся! Понял? Не по-ка-зы-вай-ся, — по складам повторил он и повесил трубку.
— Это уж ты, пожалуй, напрасно. Дело-то куда проще, чем ты воспринял, — упрекнул Дымнов.
— Ничего, злей будет. Он из горючего материала, увлекается и может перехватить. Так сказать, в качестве прививки. Ну, и немного за Шулина. На старика не очень то покричишь…
— Ты начал сдавать, Михаил. Тебе надо вызвать семью и создать нормальный быт. Так надолго тебя не хватит. А самое трудное Ещё впереди.
Краснов посмеивался:
— Дело совсем не в нервишках, и накричал я на него не со зла, а осмысленно. Парень он, как говорят, хороших кровей. Вот мне и хочется сделать из него стоящего работника. А по части семьи? Семья нужна, верно. Сын у меня, скучаю. Но вызывать Ещё рановато. Не умею я себя делить.
Распахнулась дверь, и показался Колосов. Он покосился на Дымнова и подошёл к Краснову.
— Какое вы имеете право отказываться разговаривать со мной? Мне поручено дело, я за него отвечаю, и извольте со мной считатъся.
Краснов слушал и молчал.
— Ну всё? Или Ещё что осталось? Давай уже жарь до конца. — Краснов придвинул Ему стул. — Садись. Теперь небось полегчало]?
— Вот вы всегда так. Идёшь переругаться, а получается чёрт знает что…
— А ты что, думаешь, у меня души нет? — Краснов вытащил портсигар. — А теперь давай спокойно разберёмся, что у тебя там с бараками.
— Жаловался начальник дистанции, — вмешался Дымнов. — Приехал, говорит, ваш Колосов ночью, переселил самовольно людей. Разобрал барак и увёз.
— Неправда! — вспыхнул Юра. — Даже нечестно. С заявлением коллектива я съездил в управление, получил разрешение. Договорился с начальником дистанции, чтобы за пять дней переселил из барака людей. Приехал с машинами, а он ничего не сделал. Людей я всех устроил. Мы взяли своё, и ничего незаконного нет.
— Та-ак… — протянул Краснов. — А с бараками?
— Тут хуже. Распорядился я сам. Это брошенные постройки сплавбазы на Молтане. Там ни хозяина, ни концов. Чего им гнить, пусть принесут пользу горнякам.
— Горнякам? Кто же это у вас горняк?
— Три барака мы отвезли на комсомольский прииск. А два меньших взяли себе. Так сказать, за комиссию…
— Когда же вы успели всё это перевезти? — удивился Краснов.
— Чего это мы будем сами возить? Есть у нас шефы. Помните, на митинге выступал начальник колонны Горшков и предлагал свою помощь. Ну, вот я Его и разыскал и попросил помочь.
— По существу может и правильно, а по форме — анархия. Что получится, Если каждый начнёт рыскать по трассе? Ну. что же, придётся писать тебе выговор, а в Дальстрой просьбу о передаче Югу этих помещений. Как ты это находишь?
— Шёл сознательно и обижаться не буду.
— Коль так, то решено. А с тобой, товарищ Дымнов, мы как-нибудь заглянем в лагерь. Познакомишься с новым начальником Фоминым. Коммунист… Так ничего. Да заодно и посмотрим, как он готовит людей для молодёжного прииска.
Дымнов согласно кивнул и спросил Колосова:
— Как у тебя с глубинным завозом на отдалённые прииска? Пора этим заняться вплотную. Скоро будем слушать на парткоме.
— Да-да. Ты это учти, — поддержал Краснов, — Да и с лесом на приборы не затяни.
— Чего там тянуть, когда мы уже возим лес в глубинку на ключ Приискатель. А потом пустим машины и вверх по Оротукану.
Краснов внимательно посмотрел на Юрия. В распадке ключа Приискатель большие массивы строительного леса. Управление собиралось туда перебазировать лесоучасток, но всё упиралось в строительство дороги.
— А чего вы смотрите так, будто я вру? Ездим, и всё. Сперва, конечно, сделали дорогу, и не сами, а рабочие-дорожники с прииска «Скрытый». Им лес тоже нужен. А участок почти рядом. Затея это Татьяны. Всё хлопочет за комсомольский прииск. В субботу она условилась с трактористами выехать на «Нечаянный» и одновременно пробить дорогу. От дорожников Таня уже звонила.
— Эх вы, комсомолия. Отпустили девушку одну? — забеспокоился Дымнов.
— А вы не смотрите, что она с виду такая. Я имею в виду — не могучая. Во-первых, попробуй не пусти, во-вторых, Ей-то наверняка не откажут. Знают и уважают нашу Таню.
— А чего же ты молчал? — с укором посмотрел на него Краснов.
— Зачем торопиться? Как будто я не знаю вас. Сразу бы заставили возить лес и на другие прииски…
— Чёрт тебя знает, Юрка. Не то тебя ругать…
Дымнов сразу перебил Краснова:
— И ругать и, когда надо, хвалить. А выговор за дело. Такие нарушения нельзя обходить молчанием. — Он направился к вешалке и снял шубу. — Давай пройдём в лагерь. Есть у меня ряд вопросов, которые следует решить.
Колосов тоже встал.
— Да разве дело в приказе? Мне, например, кажется — в совести. А я вот совсем не чувствую, чтобы она была у меня нечиста.
Всё лето Фомин провёл в разъездах. Сначала занимался организацией лагерных пунктов на приисках. А потом началась переброска людей на участок дороги Колыма — Берелёх. Неустроенность личной жизни и бесконечные командировки вымотали вконец. Он вынашивался, как Его старенькая шинель.
Несколько раз удалось встретиться с Ниной. На все Его предложения Нина отвечала, что они только знакомые. Он попросил начальника управления перевести Его в другое место.
— Пожалуй, ты решил правильно. Всякая форма стареет от времени, и надо Её менять, — согласился тот и предложил на выбор любое лагерное подразделение. Фомин остановился на комендантском.
С Аллой Васильевной расстались по-хорошему.
Комендантский лагерь имел пересыльное отделение. Работы было много, и он редко отлучался в посёлок.
Всё это утро он просматривал списки бригад для приисков. В кабинет вошёл мальчишка-почтальон.
— Вам телеграмма, товарищ начальник. Распишитесь, пожалуйста.
Фомин прочёл. Левченко сообщала о своём решении приехать погостить.
Написать, чтобы не приезжала? Бесполезно, приедет всё равно. Остаётся одно — найти для неё угол. Иначе заявится к нему. Но где найти комнатку? Что же делать? Какое-то наказание.
Фомин вспомнил Каца. Тот вышел на колонизацию. Построил себе домик рядом с механической базой. Лучшего и не придумаешь. Он тут же позвонил диспетчеру и попросил пригласить к телефону старика.
Не прошло и пятнадцати минут, как в дверь заглянул Кац.
— Гражданин Фомин, вы просили позвонить. Я пришёл сам. Кто знает, что вы можете сказать мне.
— Проходите, Исаак Маркович. Напрасно беспокоились. Дело-то, знаете, пустяковое. — И Фомин попросил на время комнатку. Кац вскочил.
— Ой, маменька! Так чего же вы молчали? Жить вам да радоваться тысячу лет. Переезжайте на здоровье. Я сейчас побегу за подводой. — И он схватился за шапку.
— Вы не так меня поняли, — смутился Фомин. — Женщина приезжает временно и жить будет одна…
— Вы думаете, Исаак не понимает?
Чёрт знает что вышло. Хотел, просить о личном одолжении, а получилась зависимая услужливость. Он хотел объясниться, но в кабинет вошли секретарь парткома и Краснов.
Кац тихонечко выскользнул в дверь. Краснову бросилась в глаза бледность Фомина.
— Ты что же, заболел? Или в лагере не ладится?
— Да вот. Бывают и на небе тучи.
— Парень ты в годах. Обяжем в порядке партийной дисциплины заняться вопросом семьи. А то гляди как бы и верно не вымок под тучами.
Фомин начал подбрасывать в печь дрова.
— Ну, брат. Это совсем ни к чему, и так дышать нечем, — засмеялся Краснов. — А может, и верно попал в точку? — Фомин смутился, — Хватит, пошутили, а теперь доложи о делах.
Краснов слушал внимательно и делал заметки в записной книжке. Дымнов молча просмотрел Ежедневные сводки о работе бригад.
— Нас интересует отношение заключённых к труду. Хорошо бы познакомиться с состоянием дел на лагпунктах. И в частности, на «Таёжнике» у товарища Шулина.
— «Таёжник» — лучший лагпункт. Отказчиков от работы почти не бывает. Нарушений режима нет. Всё там до странности хорошо. Это по официальным сведениям.
Дымнов взял отчётную форму прииска.
— М-да-а… Показатели отличные. Чем бы вы могли это объяснить? Вы сомневаетесь в их правдивости?
Фомин пожал плечами.
— Инспекторские проверки подтвердили достоверность показателей. Но, видите ли, товарищ Шулин своеобразный человек. Заключённые относятся к нему с уважительной покорностью.
