что машина почти ползла, закрыла окно и зажала банку между голых колен. Руки вспотели, и она с трудом отвинтила крышку. Затем длинным глотком выпила почти треть, нацелившись банкой на красный трейлер, словно стволом базуки. Это ее немного успокоило. Она могла теперь ехать медленно и выпить вторую треть своего варева менее торопливо и более достойно.
Марли сидел на страже под любимым кустом у края двора, но узнал медленно ползущий Алисин фургон и ухмыляясь вышел ей навстречу. Она бы предпочла, чтобы он потявкал, предупреждения ради, но пес лишь полизал ее руку, когда она ступила на устричные раковины. Она подошла к дверям трейлера и постучала. Тишина. Она постучала еще раз. Опять тишина. Гребись ты, сказала она наконец и шагнула внутрь.
Трубные внутренности трейлера были тусклыми, как внутренности подводной лодки, даже с вымытыми окнами, и все еще чувствовались мускусные пары застоявшегося мужского пота, несмотря на две бутылки хвойного экстракта, которые она сюда вылила. Блин! Два дня назад она думала, что с этим хламом покончено. И вот пожалуйста, она опять здесь, и прежний бардак тоже. Дорожка из разбросанной одежды указала ей путь в спальню. Когда она вошла внутрь сонной кабинки, первый удар текилы оказался так силен, что пришлось сесть на книжную полку. Через некоторое время открыв глаза, она рассмотрела в шаге от себя спящего мужчину. Еще секунда головокружения, и она сообразила, кто этот лохматый, что лежит, отвернувшись к стене, под узким потертым одеялом, перекинутым через плечо, как убогая тога. Ему снились сны. Голая спина дергалась, а ребра втягивались и выпячивались в такт судорожным стонам. Тоже мне, белый рыцарь, подумала Алиса со злой радостью; без сверкающих доспехов он похож на ребенка, убегающего он жуткого кошмара.
– Саллас, – сказала она, – проснись.
Фигура резко повернулась, одним махом руки сбросив одеяло. Перед Алисой предстал голый мужчина и длинноствольный пистолет, нацеленный туда, куда совсем недавно ушла вторая порция «Маргариты». От этого неожиданного взмаха Алису слегка затошнило, но она не пошевелилась, оставшись сидеть где сидела и смотреть на пистолет. Она вспомнила недавнюю статью в «Параде», утверждавшую, что тридцать семь процентов случайных инцидентов со стрельбой – нет, не случайных, – тридцать семь процентов ошибочных инцидентов со стрельбой происходят при неожиданном пробуждении. А посему, с учетом распространенности в наши дни ручного оружия и скутового похмелья, под наставленным на тебя пистолетом самое лучшее – не шевелиться.
Наконец на лице Салласа проступили признаки разума.
– Алиса, что это значит?
– Тебя интересует, не значит ли это, что я пришла снова прибирать твою комнату? Нет, не значит. Одевайся. Кармоди пропал. Два дня назад они с Герхардтом Стюбинсом ушли в море на надувном плоту и не вернулись.
– С режиссером?
– Именно. Как дети: набедокурили дома и удрали в море…
– Кармоди не удирает в море на надувных плотах, Алиса. Ты что, рехнулась?
– Ага, здесь было от чего рехнуться, Саллас. Ты проспал два дня. И пропустил очень даже рехнутый полярный шторм…
– Дом в Северной бухте проверяли?
– Конечно проверяли! Наутро после шторма спасательная команда Береговой охраны слетала на вертолете к дому и увидела, что там темно и заперто. А сегодня нашли «зодиак», который вынесло к камням у Безнадежности. Откуда следует, что они плыли на юг, а не на север. Можешь, кстати, опустить пистолет; обещаю, что я тебя не трону.
Саллас сунул двадцать второй калибр под подушку и встал, пытаясь завернуться в одеяло. Алиса ждала, сидя на книжной полке и чувствуя, что ее слегка лихорадит. Еще она заметила, как стучит сердце. Сильно. Она испугалась, что в тесной комнатке этот стук слышен.
– Откуда дул ветер?
– Полярный шторм? А ты как думаешь? Не сообразить?
– Значит, «зодиак» могло отнести на юг, – сказал он.
– От дома Кармоди? Это же десять миль в сторону от бухты и вокруг Безнадежности. Кроме того…
– Если не выходить из бухты, то нет, – задумчиво и загадочно сказал Айк. – Ладно, я сейчас. Выйди и дай мне одеться. Полечи там собаку, что ли.
Алиса ушла, а он остался стоять, завернувшись в узкое одеяло. Выйдя во двор и опустившись на бампер фургона, она вылила в рот остатки прохладной жидкости в надежде утихомирить лихорадку и стук. Не подхватила ли она сентиментальный вирус у этой трепетной эскимосской деточки, пришло ей вдруг в голову, – вымершего возбудителя из арктической морозилки, который влияет на иммунитет эмоций. Где там ее атвязная армия антител? Дезертировала? Струсила и сбежала от одного вида мужской плоти, завернутой в тогу? Нет-нет, мясо тут ни при чем – на этюдах в художественных классах она перерисовала угольными карандашами этого добра столько, что хватит на всю жизнь. Она писала натурщиков с телами гладкими, как мрамор Микеланджело, – красавцев, многие из которых работали еще и в стрип-барах, – писала их днями напролет и никогда не пускала слюни. Салласу всяко не сравниться ни с одним из тех бифштексов. Не урод, но не накачан и близко к тому, чтобы получить работу танцора или модели, даже если бы ему захотелось. Еще один грех, в котором невозможно обвинить Айка Салласа, – эксгибиционизм любого сорта…
Почувствовав Алисин раздрай, Марли оставил караульный пост, подошел поближе и положил седую морду к ней на колени. Алиса наклонилась и благодарно его обняла.
– Я сама себе поражаюсь, старый барбос, – засмеялась она в грубую собачью гриву. – Я поражаюсь, что вообще думаю об этом дерьме.
Дверь со скрежетом отворилась, и на ступеньках появился Саллас, застегивая рубаху. Ту самую «Олд Гикори», которую Алиса нашла скомканной на полу и повесила в шкаф. Где-то глубоко внутри начала сбиваться пеной темная тошнота. Алиса оттолкнула пса и направилась к пассажирскому сиденью.
– Ладно, Саллас, на этот раз поведешь ты, – сказала она ему. – А я посплю.
– Куда? На станцию Береговой охраны?
– А то ты не знаешь, что Кармоди нет ни на одной станции, черт бы их побрал. Поехали к Хербу Тому, возьмем напрокат самолет.
– Херб Том вряд ли даст мне еще один самолет.
– Поехали, черт побери. Я возьму самолет, а ты на нем полетишь. Это же ты у нас знаменитый летчик-спасатель. Если у тебя получается выковыривать мелких мухосранцев вроде Билли Беллизариуса, то уж всяко не пропустишь такой большой розовый буй, как Майкл Кармоди. Поехали.
Пронзительные нотки в ее голосе не сулили ничего хорошего. Айк сдал назад и вывел трехосник на дорогу. Алиса швырнула пустую банку в первую же встреченную ими свинью.
– Ты, наверное, думаешь, что я пьяная, да, Саллас? А? Пьяная дура в дурное время?
Айк пожал плечами:
– Практически все сейчас пьяны, Алиса… практически в любое время.
– Ты думаешь, я выпила, потому что схожу с ума от страха потерять своего старика. Ты ошибаешься. У полярного вихря и Техасского торнадо
