было пусто. От этого зрелища лицо Грира расплылось широкой улыбкой облегчения, продержавшейся ровно до той секунды, пока они не поравнялись с двойной железной дверью в большой зал. Тут его настроение упало, а лицо вытянулось. Толпы были в зале. Шум от дюжин бурных перепалок лился через эти двери и обрушивался на их открытую машину, как волны на моторную лодку.
Парковочное место президента занимал длинный лимузин. Не тот, что брался напрокат у Тома. Новый «торнадо», гладкий и серебристый, как спутниковая база. Даже стекла серебрились.
– Влезай рядом с этим ублюдком, – скомандовал Айк. – Поместишься.
Альтенхоффен бросил на него тревожный взгляд:
– На всякий случай, Айзек, это «императорский торнадо», самый дорогой турбо «Тойоты». Такой есть у папы рим…
– Ничего, поместишься. Если что, можешь царапать. – После мультяшной карты и последнего глотка ирландской храбрости Айк снова был готов танцевать. Грир прав: не надо ничего забирать из трейлера. Язык – оружие, и он бывает злее нагана. – В следующий раз этот голливудский прыщ дважды подумает, прежде чем занимать место президента Клуба Битых Псов!
– Вот это настрой, дорогой Айк! – Кармоди и сам заводился все сильнее от мысли о самолетах, которые будут приземляться на его любимый желоб. – Полный вперед, и к черту «торнадо».
Альтенхоффен втиснулся между большой машиной и крыльцом, оставив с обеих сторон пару жалких дюймов. Открыть обе двери было невозможно, но у них был выдвигающийся верх, а как будут забираться внутрь своей машины пассажиры лимузина, никого не волнует. На крыльце виски еще раз прошел по кругу, после чего Айк закрутил бутылку и сунул в заплечный мешок; миновало немало лет с тех пор, как он всерьез поднимал куда-то народ, и не исключено, что до конца вечера ему понадобится для храбрости еще несколько пинков.
На крыльцо им навстречу вышел Норман Вон с глазами желтыми и несчастными, как у провинившейся собаки.
– Я не смог их удержать, Айк, – пожаловался он. – Я старался, но никак. Здесь весь город. Мэр сказал, чтобы я их впустил, потому что это единственное подходящее по размеру место для городского собрания. А лейтенант Бергстром пригрозил, что, если я еще хоть раз выстрелю, он прикажет своим белым полицейским отобрать у меня пистолет.
– Не волнуйся, Норман, – успокоил Айк удрученного начальника безопасности, – только проведи нас вперед.
Еще до того, как они вошли в гудящий зал, Айк отметил, что здесь поработал Кальмар Билли. Херб Том пытался что-то сказать с трибуны, но его слова полностью заглушал шум неистовых споров и пререканий. Воздух прокис от пота и адреналина, флюиды скута извивались под потолком, как невидимые змеи. Галдеж заметно успокоился, когда Норман ввел вновь прибывших.
Айк шел в кильватере этого огромного человека, чувствуя себя боксером, которого ведут на ринг. Альтенхоффен был прав. Это было как раньше, на огромных митингах, когда парки заполнялись десятками тысяч людей, готовых вспыхнуть от громогласных головешек Экодвижения. От Бандита Отдачи всегда ждали самых зажигательных речей. Ибо в те времена Айк Саллас не был ни велеречивым энвайронменталистом с коллекцией холодных научных фактов, ни ясноглазым природозащитником, ни зубастым политиком, стремящимся урвать себе кусок в вечерних новостях. Айк Саллас был солдатом с боевыми шрамами и увечьями, ветераном с орденскими планками, взбунтовавшимся против того самого флага, под сенью которого ему вручали Военно-морской крест. Монстр ударил его случайно и по касательной, как многих других, – но Айзек Саллас ответил на удар ударом, отважными поступками и огненными речами! И не прекращал схватку, пока его в конце концов не заточили в кутузку остывать и гаснуть. Только по-настоящему он остыл не в тюрьме и не в колонии. Это произошло на соцадаптации, в слабо охраняемом объекте на окраине Модесто, где заключенным разрешались супружеские визиты. Объект находился всего в часе езды от Фресно, но никаких посетителей Айк так и не дождался, никакими супружескими привилегиями не воспользовался. Один раз приехал из Юмы Охо Браво. На нем были темные очки, кривые обвисшие усы а-ля велосипедный руль, и он первым делом проинструктировал Айка, что его теперь зовут Эмилиано Брандо, пор фавор: Охо Браво эс муэрте [87]. Слыхал ли Охо что-нибудь о Джинни, хотел знать Айзек, до того как стал муэрте? Усы обвисли и перекосились еще сильнее: Нада [88], Ай-зек, ни шиша, как провалилась. Через два дня появился второй и последний посетитель – молодой помощник адвоката с потупленным взглядом и папкой бумаг для развода. Именно тогда головешка начала шипеть и чернеть. Айк не верил, что она когда-нибудь зажжется вновь. И вот, получите: он направляется к трибуне и горит от нетерпения – как в старые времена.
Норман не ошибся: здесь действительно собрался весь город плюс множество пришлых. А сколько народу в маскарадных костюмах! Мистер и миссис Вон оделись в расшитые китайские халаты, хотя ближе, чем Грант-стрит в Сан-Франциско, к Китаю никогда не подбирались. Их обширный выводок усыновленных детей выстроился, точно скорбные самураи вокруг императорской пары во дворце мандаринов. Большая часть пра были в традиционных накидках и одеялах с пуговицами. Они толпились в той половине зала, где Томми Тугиак-старший и другие администраторы «Морского ворона» устроили что-то вроде офиса с ноутбуками и портфелями. Битые Псы собрались на другой стороне. Те, кто были одновременно и пра, и Псами, пытались удержаться в этом амбивалентном положении в проходе между двумя фракциями. Тут находились старый Босуэлл с женой, которых редко встретишь за пределами их плавучей базы, а также весь городской совет и почти все учителя Куинакской средней. Рыбаки, пилоты и транспортники выстроились вдоль стен – руки в карманах курток, привычные выжидательные позы.
Айк не заметил среди пришедших Левертова, зато заметил его лакея Кларка Б., который сидел, привалившись к стене, с большим передатчиком на загорелых коленях. Вилли Хардести вместе с обоими пацанами Каллиганами стояла в глубине у дверей, через которые Айк только что вошел вслед за Норманом. У той же стены встала ногами на скамейку девушка-эскимоска. Она коротко махнула Айку рукой и что-то зашептала стайке мальков, толкавшейся вокруг ее босых ног. Айк порадовался, что ее увлечение, похоже, сошло на нет. С другой стороны дверного проема была Алиса, восседавшая на древнем медном огнетушителе, еще содо-уксусном, который надо переворачивать перед работой. Где-то раскопав этот реликт, Алиса соорудила на нем подушку из сложенного жакета, чтобы удобнее было сидеть. Она не смотрела ни на толпу, ни на ораторов – вообще ни на что. Терпеливо сложив руки, она отклонилась назад и теперь изучала потолок. Может, она тоже видела там извивающихся скутовых змей.
Херб Том уже сворачивал свое вступительное слово. Насколько Айк разобрал, это была шаткая резонерская
