съемках вокруг нее кольцом вились мальки из массовки, внимая ее болтовне. Среди ее ухажеров числились даже такие знаменитости, как братья Каллиган, а им уже было почти двадцать.
Алиса слушала, как юные голоса выкрикивают прощальные приветы, пока машина сдает назад и разворачивается, выезжая на улицу. В вое мотора и подростковых криках, в том, как они затихали в наступавшей ночи, была какая-то трогательная меланхолия. Когда все стихло, Алиса отложила книгу, обняла спящий шерстяной мячик и крепко прижала его к шее под самым подбородком, надеясь расплавить застрявший там холодный комок. Увы, сестра Бедная Клэр была права: винить надо луну. Оставалось надеяться, что Кармоди нашел себе в эту ночь уютную бухту. Если какой старый веселый дриблер ее и заслужил, так это он. Он не жаловался, когда Алиса все чаще оставляла его ночами одного в этой его готической несуразице на той стороне бухты. Она знала, как ценно было для него ее общество. Любое общество. Кармоди любил по утрам за чашкой кофе видеть перед собой чье-то лицо, а по вечерам иметь неподалеку сочувственное ухо, готовое выслушать все, что он думает об этих, прости господи, мудацких новостях этого хренового мира. И все же он не протестовал, если она садилась в свой фургон и направлялась в город. Он уважал ее потребность побыть одной, и ей было стыдно до слез при мысли о том, что сейчас, когда эта палка оказалась о двух концах, она вывалила на него столько дерьма, да еще так громко, всего лишь за его нужду в эндокринном товариществе. Она глотнула еще немного этой высшей крепости и попыталась сдержать поток слез, зарывшись лицом в шерсть щенка Чмошки.
В этом жалком положении и нашла индейская девушка индейскую женщину.
– Эй, миссис Кармоди, что с вами? – Широко расставленные глаза заглядывали в комнату с круглой лестничной площадки. – Я видела, у вас лампа горит…
Алиса вытерла глаза потрепанным рукавом рубашки:
– Заходи, солнышко. – Она икнула. – Что ты видишь, то и есть: Елена в Египте, пойло в кровати, а я реву, как дура.
– Я за вас волновалась. Я видела, что вам было стыдно, что вы так поступили с мистером Кармоди. Не очень цивилизованно…
– Знаю, знаю! – Алиса снова икнула – вышло что-то среднее между пьяным всхлипом и хмельным смешком. – Но знаешь, девочка, от чего мне по-настоящему стыдно? Не от того, что я вела себя нецивилизованно, а потому, что я вела себя, блин, банально! Как обманутая жена в чертовой мыльной опере. Я ненавижу банальности! Я привыкла считать себя образованной леди, у которой есть вкус. У меня, знаешь ли, магистерская по искусству. И как же я, такая умная, могу вести себя так глупо, черт меня побери!
Проклятие прорвало плотину. Слезы хлынули потоком. Девушка забралась по лестнице наверх, подошла к матрасу и опустилась на колени. Она обняла Алису, щенка, книгу, бутылку, все вообще и принялась укачивать, бормоча в нос какую-то немелодичную мелодию.
– Что ты теперь будешь обо мне думать? – проговорила Алиса, когда рыдания утихли.
– То же, что и раньше, – уверила ее девушка. – Я раньше думала: ой, это Алиса Кармоди, у нее опять забот полон рот; сейчас она будет искать жидкость для полоскания. – Она взяла бутылку, рассмотрела ее и нахмурилась. – Еще я думала, что образованная леди со вкусом может найти полоскательную жидкость лучшего бренда.
Алиса громко рассмеялась, изумленно тряся головой, от этого не по годам развитого чуда. Пару жалких недель назад она считала себя советчицей и утешительницей, вселенской защитницей наивной наяды, раскатывавшей с голыми сиськами по акульему миру. Теперь роли поменялись.
– «Моген Давид» еще хуже, – сказала она, отбирая бутылку. – Так мне и надо. Я отвергла шампанское и шатобриан, если помнишь. Надеюсь, мистер Кармоди поступил умнее.
– Я, кажется, слышала его голос на яхте, они там гуляют с мистером Стюбинсом, так я думаю.
– Правда?
– На палубе было темно. Но слышно, как мистер Кармоди динькает, как буй с бубенцами. Он там был душой компании.
– А-а. На яхте гуляют. Ну и хорошо. А кто там еще?
– Не знаю. Мы там совсем почти не были, так, чуть-чуть. Только забросили туда Леонарда. Помните такого?
– Я помню Леонарда, – сказала Алиса. Она ясно чувствовала, как девушка что-то от нее скрывает, и это чувство вновь выдуло из пепла горячий гневный язык. Не в том была обида, что ее старый муж гуляет, а в том, что от нее пытаются это скрыть. Но язык она прикусила. – Такой безобидный голливудщик. А как ты – интересно провела вечер?
– Очень интересно. Сначала мы все вместе поехали в Шинный город, и мальки устроили там уличный концерт. Потом я им рассказала пару историй. Потом нам пришла в голову мысль поехать к мистеру Салласу и сказать, что нам понравилась его речь. Только ничего не подумайте, мое сердце уже от всего свободно. Это была идея Леонарда, нам туда поехать.
– Мистер Саллас, наверное, очень обрадовался.
– Даже и не знаю. – Девушка нахмурилась. – У него был такой подавленный вид, как будто ему очень грустно и одиноко. Он сказал, что, может, и хотел бы взять Чмошку.
Девушка почесала круглый живот спящему щенку, на секунду задумалась, затем улыбнулась Алисе в лицо:
– Ну ладно… я просто зашла сказать спокойной ночи, приятного сна и чтобы вы не переживали из-за того, что сказали своему мужу такие глупые и обидные слова. Он не из тех, кто на такое обижается, ему сейчас хорошо, я думаю. По крайней мере, не грустно и не одиноко. – Она перекатилась на пятки и встала. На лице невинность и озорство одновременно. – Надеюсь, вы не будете на меня сердиться, миссис Кармоди, за то, что я пришла без спросу и говорю такие вещи?
Алиса хотела бы ответить на это какой-нибудь похожей иронической шуткой, но вымолвить смогла лишь:
– Что ты, нисколько. Я рада, что ты зашла.
– Тогда спокойной вам ночи, приятного сна. – Она наклонилась потрепать напоследок щенка по голове. – Спокойной ночи, Чмошка. Может, кто-нибудь когда-нибудь и сведет тебя с мистером Салласом.
Слушая, как мягкие шаги девушки удаляются по металлическим ступенькам и потом через прачечную, Алиса глотнула еще крепленого вина. Когда хлопнула дверь девушкиного домика на другом конце двора, Алиса встала. Сунула ноги в мокасины и осторожно спустилась по спиральной лестнице, держа в руках полусонную собачку и полупустую бутылку. Точно так же она дошагала до трехосника, не дав себе даже шанса задуматься. Толстый холодный занавес стелящегося тумана разошелся, пропуская ее сквозь себя.
К тому времени, когда она доехала до водонапорной башни, туман рассеялся, а облачный покров распался на длинные черные лохмотья. Полная луна то всплывала, то вновь исчезала из виду, брызгая на деревья светящейся синевой.
