из воителей Марки не мог превзойти его в подвигах – и легок в словах, даже в печали, как человек, не знакомый с горечью сердца. И при всей своей силе и доблести, он не являл гордости и высокомерия ни перед кем, так что любили его даже трэлы.
На поле брани он больше молчал и не любил поносить и ругать злыми словами врага, с которым надлежит обходиться мечом.
Тот, кто первый раз видел Тиодольфа в бою, мог бы счесть его ленивым; ибо он не всегда наступал в первых рядах, а держался чуть позади, и в начале сражения не спешил с ударами, а только помогал родовичам в трудный миг или же спасал раненых. Посему случалось, что в битве не слишком жаркой, если родичи побеждали, он мог вернуться с поля, так и не обнажив клинок. Но винил его тогда только незнающий; ибо Тиодольф стремился таким образом позволить молодым заслужить славу, возвыситься сердцем, научиться отваге, обрести силу.
Но если натиск врага был силен и родовичи начинали падать духом… если сомнение овладевало воинами Порубежья, тогда он становился другим – мудрым, опасным и быстрым, продвигающимся по полю как колесница, видящим все перед собою и по бокам… В неудаче, когда трепетал огонь битвы, он двигался все быстрей и быстрей, меч его, быстрый и смертоносный, как небесная молния мелькал тут и там, ибо в обычае у него было сражаться именно мечом.
Следует сказать, что когда враг показывал спину и начиналось преследование, то Тиодольф не сдерживал руки как в начале битвы; он был во главе погони и косил справа и слева, никого не щадя и призывая родовичей не уставать в ратном труде, но наполнять им каждый миг.
Так говорил он, и такое было его слово:
Отдых будет завтра, о други, сегодня гуляет меч,
Пусть этот враг не выйдет более нам навстречь.
Пусть не скажет: «О Вольфинги, ленива ваша рука».
Рубите же ныне, рубите, пока работа легка!
Таков был нрав Тиодольфа, и Вольфинги всегда выбирали его своим вождем, а весь народ часто называл Походным Князем.
Возле него стоял Хериульф, другой из избранных вождей – муж зрелый годами, могучий и отважный, мудрый и прославленный в битве; немногословный, кроме как на бранном поле, певец, ведавший много песен, смешливый, веселый и бодрый спутник. Ростом он был много выше Тиодольфа; что там, он казался настолько огромным, что вполне мог принадлежать к племени горных гигантов. Стати его под пару была и сила, а потому никто не дерзал вступать с ним в единоборство. На широком лице с квадратным подбородком и светло-серыми свирепыми глазами поднимались высокие скулы, крючковатый нос, словно орлиный клюв, нависал над широким ртом; длинные волосы его выбелило время.
Об одежде и оружии его скажем, что была на нем боевая куртка из черных железных чешуй, нашитых на конскую шкуру, темный стальной шлем на челе украшен был подобием головы ощерившегося волка, и выковал его сам Хериульф, собственными руками. При себе имел он круглый щит и огромную двухстороннюю секиру, которую не всякий среди родовичей мог бы поднять; от лезвия до рукояти она была украшена золотыми рунами и узорами. Хериульф весьма любил свою добрую секиру и называл ее Сестрой Волка.
Таков был Хериульф, казавшийся в тот день одним из предков рода, восставшим, чтобы вновь вывести Вольфингов на битву.
Люди любили его за чудесную силу, и он не был жесток – только свиреп в бою; немногословный, как уже сказано, Хериульф был приятным другом и старому и молодому. В несчетных битвах выпало сражаться ему, и люди уже дивились тому, что Один еще не забрал к себе столь любезного ему витязя, и видели в этом соседское благоволение Отца Убитых и благосклонность его к Дому Вольфингов.
Долго еще шли отряды людей Марки на поляну Тинга; однако же наконец завершился и их приход. Тут кольцо мужей расступилось, десятеро Дейлингов-Дневичей вышли на середину круга, и в руках старейшего из них находился Боевой Рог Дейлингов, ибо их род ведал Тингстедом и всем, что полагалось ему. Девятеро встали вокруг Холма Говорения, а старик поднялся на самую маковку его и протрубил в рог. Тут все, кто сидел, поднялись; те, кто говорил, умолкли, и весь круг пододвинулся к горке, оставляя пустым пространство между собой и лесом, и между собой и Холмом Говорения, внутри которого остались девятеро воинов, кони, назначенные к сожжению, и Алтарь Богов. Теперь всякий мог услышать человека, громким голосом говорящего в тишине. На поляне Тинга собралось около четырех тысяч мужей из племени Рубежа, отборные и крепкие витязи; от живущих между ними трэлов и чужаков пришло две тысячи. Но на Тинге не могли присутствовать все свободные люди Верхней Марки; необходимость требовала, чтобы некоторые из них охраняли в лесу пресеки, ведущие на юг, к холмам пастухов, и открытые для умного полководца; посему пять сотен людей – и свободных, и трэлов – охраняли здесь дорогу в леса, и рассчитывали на некоторую помощь от жителей холмов. Тогда вышел в пространстве, разделявшее людей и чащу, древний воитель с горящим факелом в руке, и став лицом к солнцу, он медленно посолонь обошел весь холм, пока не вернулся к тому месту, с которого начал. Тут он ткнул факелом в землю и, затушив огонь, направился к собственной рати.
После этого старик Дневич, стоявший на вершине Холма, извлек меч, указал блистающей сталью на четыре стороны света, и снова протрубил в Боевой Рог Дейлингов. Тут предельная тишина охватила собравшихся, и лес вокруг замолчал, лишь топал копытом или с хрупом срывал лесную траву какой-нибудь из коней: здесь, в глубине леса, птиц было немного, а летнее утро выдалось безоблачным.
Глава VIII
Народный Сход людей Марки
И тогда Дейлинг возвысил голос и сказал так:
Родичи, люди Марки, внемлите слову этого дня
Не случай собрал нас ныне, и факел святого огня
Уже обошел поляну в руках одного из нас.
Дважды рог прозвучал, и Тингу начало сейчас.
Хотите ли слушать повесть, услышать грозную весть?
Услышать ныне от многих всю правду, которая есть?
Так знайте, что против наших родовичей выступил враг.
Что губит луга и поля, пускает огненный мак.
После этого он опустился на дерновое сиденье; а собрание обежал ропот, выражающий готовность слушать. Тогда без дальнейших
