из Грировых парусов. Лицо его распухло, а глаза казались стеклянными даже после восемнадцати часов отключки. Пока они ехали, он, выпросив у Айка бинокль, все время нервно прилаживал и переприлаживал окуляры к глазам, словно высматривая, нет ли засады.
Айк остановил фургон на Приморской у выезда на Кук и вышел. Грир замешкался, хмуро высматривая что-то через бинокль и ветровое стекло. Он искал на парковке «мустанг» с огненными полосами – машину Беллизариуса, – все еще надеясь, что явится спаситель, снимет с его узких плеч тяжелую мантию ответственности и можно будет спокойно наслаждаться вечеринкой. Но никаких следов матерчатой крыши Кальмаровой машины на парковке не было. Грир, однако, нашел утешение в толчках и воплях скакавших по крыше мостика «Вишенок». Увиденное собственными глазами свидетельство того, что рыжий цвет волос у них и впрямь натуральный, прибавило ему храбрости.
– Ммм, спасибо тебе, хоспади. То, что мне надо.
– Рассмотрел что-то знакомое? – спросил Айк.
– «Вишенок», чувак, вполне знакомо. Ого. А еще тысячу пьяных Псов.
– Мы не обязаны туда идти, – предложил Айк.
– Еще как, чувак. Обязаны, – вздохнул Грир, вываливаясь из фургона. Стресс нагнал на него философского спокойствия. – Très amusée [36], шо не? То ли чей-то буйный сон, то ль кошмар. Пошли?
Не успели они отойти от фургона, как на противоположной стороне улицы появился из дверей своего кегельбана Омар Луп. Ярко-красный кегельный мяч болтался у него на боку, как булава. Подсвеченная неоном горбатая фигура напомнила Айку борова из жаровни.
– Увидишь, Саллас, – прокричал Луп с той стороны дороги. – Он пришел домой за тем, что ему недодали, жабья холера. Помог бы ты мне лучше сломать ему шею, а не держал меня за руки. Увидишь…
Айк не ответил. Грир что-то крикнул, но слова потерялись в несущемся над асфальтом вихре усиленной динамиками музыки.
Они прошли через всю парковку, останавливаясь у открытых дверей машин перекинуться словами и пожать руки. Шутки-прибаутки. Ни слова о приглашениях. Все были слишком веселы, чтобы завидовать, притом что билетов ни у кого не было. Вслед за Гриром Айк поднялся по трапу, и гигант взмахом руки пропустил их через ворота, даже не взглянув на карты. Пока они моргали и щурились среди бликов и воплей, к ним через всю палубу устремился Уэйн Альтенхоффен. Глаза у него сверкали.
– Громковато, а, Братья? Вот, я понимаю, техника. А сладости! Ммм! Хотите? Видите хорошенького юнгу? Вам к нему. – Альтенхоффен махнул потертым блокнотом в сторону юного азиата с замотанными в самурайский узел светло-вишневыми волосами. Мальчик нес перед собой стилумный ящик, служивший ему подносом. С одной стороны на подносе стояли бокалы с шампанским, с другой – сакэ и чашечки, посередине дымился расписной чайник.
– С одной стороны подрастешь, – пропел Уэйн Альтенхоффен, – с другой – улыбнешься [37]. Он говорит, где-то под палубой у них припасен настоящий «Фиолетовый туман». Мой бедный мозг содрогается.
– Убери паруса, Бедный Мозг, – посоветовал Айк. – Грир с пятницы не может прийти в себя от их персонального приема.
Бедный Мозг пропустил это мимо ушей.
– Смотрите! – Он указал на поднимающегося по сходне человека, тоже с блокнотом. – Это мистер Клип, как там его, редактор отдела светской хроники «Анкоридж сан». О боже! От зависти позеленел, сука, – такой большой куш, а не у них. Пойду попинаю его… хотя подождите. – Он застыл и нахмурился, вспоминая, зачем вообще поймал этих двоих. – Ох да. Меня просили передать, что вас ищет Николас Левертов. Палубой выше, напротив тачки с барбекю. Русская икра и нордические сиськи. Получите удовольствие.
– Николас Левертов еще немного подождет, – сказал Грир, после того как Альтенхоффена унесло прочь вместе с блокнотом. – Мне надо промочить горло.
Они пробились сквозь толчею к вишневому самураю со стилумным подносом.
– Вот из этого, – указал Грир на расписной чайник. Мальчик коротко кивнул и застыл. Грир понял, что должен сам наполнить свою чашку. – Айк? – спросил он. – Тебе налить?
Саллас покачал головой и взял из ледника у бара бутылку «Короны». Приложившись к напиткам, они пошли через толпу, кивая и улыбаясь знакомым. Музыка была слишком громкой, не поговоришь. Хотя «Вишенки» со своим треньканьем-бреньканьем и убежали вверх на капитанский мостик, их усилители остались на нижней палубе. Этот грохот в конце концов и заставил Айка с Гриром подняться по тиковым ступенькам.
Айк только сейчас стал понимать, насколько огромной была яхта. Перед мачтой располагалась купольная крыша мостика – сейчас сцена для поющих «Вишенок». Парус казался невероятным. Он состоял из восьми выдвигающихся магниевых секций, отполированных, как пьютер. На второй секции сверху нарисована эмблема корпорации «Чернобурая лиса»: голова чернобурки в черном круге диаметром в десять или двенадцать футов переливалась в лучах прожекторов. Должно быть, самая высокая мачта в истории флота.
– Интересно, как они намалевали эту хрень, – заметил Грир, которому раньше приходилось красить высокие мачты.
– Она опускается, – указал Айк. – Видишь сегменты? Наверняка складывается внутрь себя, как антенна у машины. Понтоны по бортам такие же – выносные консоли.
Со стороны моря у металлического паруса был установлен мангал для барбекю, к которому выстроилась длинная очередь людей с пластиковыми тарелками; с другой стороны, под лучами низкого солнца устроили площадку для мини-баскетбола, и там вовсю шла игра. Команда Пра из Битых Псов сражалась с командой Круглоглазых из Битых Псов. Кольцо повесили на стандартной высоте в центре нижней секции мачты. Основание паруса как раз подходило размером под край баскетбольной площадки. Трехсекундной зоны не было, а линию штрафного броска обозначили полукругом: так сделали потому, что корабельный компьютер продолжал автоматически подставлять большое лезвие под ветер, так что и корзина, и щит – а фактически все пространство вокруг кольца – плавно поворачивались из стороны в сторону.
С юта за их спинами пропел йодлем чей-то голос:
– Йо-хо, странная пара.
Это был Кларк Б. Кларк, и он махал им из-под вздымающегося навеса, сделанного из раскрашенного парашюта. Стальные тросы, его державшие, тянулись от юта к паре выстрелов. Радуги шелка раздувались и опадали под легким бризом. В рубке – традиционный капитанский штурвал со спицами и панель с компасом, все покрыто лаком и сверкает. И штурвал, и компас выглядели как драгоценный антиквариат. Вокруг рубки на кипах из подушек и спасательных жилетов расслаблялись гости.
– Идите сюда, джентльмены. Ник хочет вас всем представить.
Николас Левертов полусидел на куче пухлых оранжевых жилетов, там же возлежали несколько девушек и один большой черный лабрадор. Он показался Айку в точности похожим на пса Луизы Луп по кличке Нерд, только этот, похоже, принадлежал самой близкорасположенной к Нику девушке – грудастой брюнетке в полупрозрачном комбинезоне-пижаме. Пес все пихал ее влажным поролоновым мячиком.
В группе было несколько мужчин: пара рыбаков, дилер «Хонды» Чад Эверт и Норман Вон; Норм старался держаться подальше от гиганта-который-больше-самого-Нормана. Остальные,
