насмерть, найдя удобное место для обороны; так, то и дело огрызаясь на нападения Римлян вышли они строем, становящимся все более крепким, на пригорок, обращенный одной стороной к броду другой же – к тому склону, на котором шла ныне битва.
Тут они встали перед врагом, как подобает мужам, решившим умереть или отступить; оставшиеся среди родовичей лучники вышли на фланги и принялись обстреливать Римлян, среди которых не было легковооруженных, пращников или стрелков, оставшихся у Волчьего Дома. Поэтому Римляне остановились, дав людям Марки вздохнуть, и передышка эта была для родовичей воистину спасительной. Ибо если бы враги продолжали теснить Готов и не ослабляли бы натиска, то попрали бы своими ногами трупы всех воинов Марки: ведь они утратили своего вождя, по мнению одних – раненого, по мнению других – лишенного прав полководца Богами. Рать родовичей пала духом; должно быть, они и впрямь выстояли бы на этом месте до последнего воина, однако надежда в них ослабела, и весь народ стал у грозной и страшной черты. Если бы пали они, некому было более оградить людей Марки от огня и меча.
Однако вновь слабость и прихоть вождя Римлян спасла его противников. Еще недавно решив, что рать Оттера заключает в себе всю силу Марки, и посчитав ее слишком малочисленной, теперь он впал в противоположную крайность, посчитав, что войско Тиодольфа составляет лишь часть воинства Готов, и что тут уж он оказывается чересчур слабым.
Верно и то, что приближалась темная ночь, окрестности были Римлянам незнакомы, и они не могли полностью довериться своим лазутчикам и проводникам, изменникам Готам. Более того, лес находился совсем рядом, и захватчики не знали, что он скрывает… Кроме всего этого – и в первую очередь – на них напало предчувствие какого-то несчастья; ибо дорогие Готам лесные селения вселяли в них страх. Им казалось, что Боги врагов затаились поблизости, выжидая, чтобы напасть, даже если будут порублены все мужчины племени. Посему, оттеснив Готов к этой высотке над бродом – не крепости, не горе, даже не к холму, просто пологой возвышенности – Римляне оставили их в покое и с победными криками отступили, забирая своих раненых и убитых, добивая еще живых людей Марки. Взяли они и пленников, но немного, ибо смертный бой на лугу Вольфингов шел между мужем и мужем.
Глава XXV
Рать родовичей уходит в дебри
И все же, хотя Римляне оставили поле боя, Готы были очень жестоко потрепаны. Поражение их было бы не столь громким, находись они сейчас в чужой земле, откуда всегда можно уйти, но при нынешнем положении дел, когда враги засели в их собственном доме, их следовало или изгнать, или погибнуть. Многие считали, что наступила злая пора и Боги решили сокрушить племя. Тут и Вольфинги, и другие роды вспомнили о Холсан и ее мудрости и захотели услышать, что сталось с нею.
Наконец по рати пронеслась весть о Тиодольфе, о том, что жив он. Медленно приходил в себя Князь, но так и не стал прежним собою и сидел среди своих людей мрачный и молчаливый, хотя в обыкновении у него было вести себя иначе, ибо доселе был он человеком веселым и дружелюбным.
На той возвышенности, где остановились теперь люди Марки, сошлись самые доблестные витязи, вожди и мудрые мужи, уцелевшие в сече и не получившие горестных ран; они обнаружили там Тиодольфа, сидевшего на земле, повесив голову, скорее похожего на пленника, чем на полководца среди своего войска… более того, пусты были его ножны, потому что выпавший из его десницы Ратный Плуг пропал под ногами, затерялся в круговороте сражения. Так сидел Тиодольф, а все вокруг печально смотрели на него: и Аринбьорн Медведич, и Вольфкеттль, и Торольф, люди его же рода, и Хиаранди Лосевич, и Гейрбальд Щитович, вестник лесной, Лис, видевший Римский Острог, и многие еще витязи. Пала ночь, и вокруг стана зажгли костры, ибо говорили люди: Римлянам ведомо, где искать нас, если только они захотят это сделать. Возле этих костров Готы ели и пили кто что припас, но самый высокий костер пылал посреди кольца, и люди направлялись к нему за советом и помощью; впрочем, никто не говорил: «Что нам делать теперь», ибо все пребывали в унынии и скорби оттого, что Боги забрали победу из рук Готов в тот самый миг, когда она казалась совсем рядом.
Тут снаружи внешнего кольца люди зашевелились, расступились, и подошедший к вождям парень спросил:
– Кто проведет меня к Походному Князю?
Тиодольф, сидевший неподалеку, ничего не ответил; Аринбьорн же молвил:
– Этот сидящий муж и есть Князь сего Похода, говори, он слышит тебя, но сперва назови свое имя.
Ответил парень:
– Зовут меня Эйли, сын Серого; я пришел с вестью от Холсан и тех, кто остался дома, но теперь находятся в чаще леса.
Услыхав имя Холсан, Тиодольф вздрогнул, поднял взгляд от земли и, повернувшись налево, сказал:
– И что же говорит твоя дочь?
Люди не обратили внимания на то, что он сказал «твоя» дочь, им показалось, что услыхали они «моя», ибо так положено было называть ее Тиодольфу, приемному отцу девушки. Но Эйли молвил:
– Князь и вы, вожди, так говорит Холсан: «Ведомо мне ныне, что Оттер сражен, и погибли многие, что разбиты вы и отброшены Римлянами, и дружно решили вы оставаться на месте, дождаться врага и принять достойную мужа кончину. Но если выполните волю мою, волю, открытую мне свыше, погибнет кто из вас или умрет, родовичи победят, и племя наше останется жить в новом величии. Сделайте так: Римляне полагают, что утром обнаружат вас на этом месте, или узнают, что вы бежали за реку, как следует побежденным, и тогда навалятся на вас всем войском, а потом поставят на месте Волчьего Логова свой острог, как заведено в их обычае, предадут мечу и огню, оковам рабства каждый род Порубежья. Посему идите в обход и углубитесь в леса к северо-западу от домов, а там идите на место Тинга в Средней Марке. Ибо кто знает, быть может, уже завтра мы снова нападем на этих грабителей? Обо всем этом вы услышите больше, когда встретимся мы и придет время совета, ибо нам, домоседам, стали ведомы некоторые обычаи Римлян. Спешите же! И пусть трава не оплетает вам ноги! Тебе же, Тиодольф, скажу я особое слово, но только при встрече, ибо ведомо мне, что ныне ты не послушаешься меня». Вот что сказала Холсан.
– Будешь ли говорить, Князь Похода? – спросил
