«Распятый на кресте нечистыми руками,
Меж двух разбойников Сын божий умирал.
Кругом мучители нестройными толпами,
У ног рыдала мать; девятый час настал:
Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.
И гром гремел, и, гласу гнева внемля,
Евреи в страхе пали ниц…
И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,
И мертвые, восстав, явилися живыми…»
уж деревенский дом.Ветер выл сердито под твоим окном,Дождь шумел по крыше, стекла поливал,Свечка догорела, маятник стучал…Медленно вздыхая, ты глядела вдаль,Нас обоих грызла старая печаль!Ты заговорила тихо, горячо…Ты мне положила руку на плечо…И в волненье жадном я приник к тебе…Я так горько плакал, плакал о себе!Сердце разрывалось, билось тяжело…То давно уж было, то давно прошло!..О, как небо черно, о, как ночь темна,Как домами тяжко даль заслонена…Слез уж нет… один я… и в душе моей,Верь, еще темнее и еще черней.7 февраля 1859
«Мы на сцене играли с тобой…»
Мы на сцене играли с тобойИ так нежно тогда целовались,Что все фарсы комедии тойМне возвышенной драмой казались.И в веселый прощания часМне почудились дикие стоны:Будто обнял в последний я разХолодеющий труп Дездемоны…Позабыт неискусный актер,Поцелуи давно отзвучали,Но я горько томлюся с тех порВ безысходной и жгучей печали.И горит, и волнуется кровь,На устах пламенеют лобзанья…Не комедия ль эта любовь,Не комедия ль эти страданья?20 апреля 1859
«Какое горе ждет меня?..»
Какое горе ждет меня?Что мне зловещий сон пророчит?Какого тягостного дняСудьба еще добиться хочет?Я так страдал, я столько слезТаил во тьме ночей безгласных,Я столько молча перенесОбид, тяжелых и напрасных;Я так измучен, оглушенВсей жизнью, дикой и нестройной,Что, как бы страшен ни был сон,Я дней грядущих жду спокойно…Не так ли в схватке боевойСолдат израненный ложитсяИ, чуя смерть над головой,О жизни гаснущей томится,Но вражьих пуль уж не боится,Заслыша визг их пред собой.3 мая 1859
«Когда был я ребенком, родная моя…»
Когда был я ребенком, родная моя,Если детское горе томило меня,Я к тебе приходил, и мой плач утихал —На груди у тебя я в слезах засыпал.Я пришел к тебе вновь… Ты лежишь тут одна,Твоя келья темна, твоя ночь холодна,Ни привета кругом, ни росы, ни огня…Я пришел к тебе… Жизнь истомила меня.О, возьми, обними, уврачуй, успокойМое сердце больное рукою родной,О, скорей бы к тебе мне, как прежде, на грудь,О, скорей бы мне там задремать и заснуть.1 июня 1859Село Александровское
«Безмесячная ночь дышала негой кроткой…»
Безмесячная ночь дышала негой кроткой.Усталый я лежал на скошенной траве.Мне снилась девушка с ленивою походкой,С венком из васильков на юной голове.И пела мне она: «Зачем так безответноВчера, безумец мой, ты следовал за мной?Я не люблю тебя, хоть слушала приветноПризнанья и мольбы души твоей больной.Но… но мне жаль тебя… Сквозь смех твойв час прощаньяЯ слезы слышала… Душа моя тепла,И верь, что все мечты и все твои страданьяИз слушавшей толпы одна я поняла.А ты, ты уж мечтал с волнением невежды,Что я сама томлюсь, страдая и любя…О, кинь твой детский бред, разбей твои надежды,Я не хочу любить, я не люблю тебя!»И ясный взор ее блеснул улыбкой кроткой,И около меня по скошенной траве,Смеясь, она прошла ленивою походкойС венком из васильков на юной голове.22 июня 1859Игино
«Не в первый день весны, цветущей и прохладной…»
Не в первый день весны, цветущей и прохладной,Увидел я тебя!Нет, осень близилась, рукою беспощаднойХватая и губя.Но чудный вечер был. Дряхлеющее летоПрощалося с землей,Поблекшая трава была, как в час рассвета,Увлажена росой;Над садом высохшим, над рощами лежалаНемая тишина;Темнели небеса, и в темноте блисталаБагровая луна.Не в первый сон любви, цветущей и мятежной,Увидел я тебя!Нет! прежде пережил я много грусти нежной,Страдая и любя.Но чудный вечер был. Беспечными словамиПрощался я с тобой;Томилась грудь моя и новыми мечтами,И старою тоской.Я ждал: в лице твоем пройдет ли тень печали,Не брызнет ли слеза?Но ты смеялася… И в темноте блисталиСветло твои глаза.9 августа 1859Дача Голова
Памяти Мартынова
С тяжелой думою и с головой усталойНедвижно я стоял в убогом храме том,Где несколько свечей печально догоралоДа несколько друзей молилися о нем.И всё мне виделся запуганный, и бледный,И жалкий человек… Смущением томим,Он всех собой смешил и так шутил безвредно,И все довольны были им.Но вот он вновь стоит, едва мигая глазом…Над головой его все беды пронеслись…Он только замолчал – и все замолкли разом,И слезы градом полились…Все зрители твои: и воин, грудью смелойТворивший чудеса на скачках и балах,И толстый бюрократ с душою, очерствелойВ интригах мелких и чинах,И отрок, и старик… и даже наши дамы,Так равнодушные к отчизне и к тебе,Так любящие визг французской модной драмы,Так нагло льстящие себе, —Все поняли они, как тяжко и обидноСтрадает человек в родимом их краю,И каждому из них вдруг сделалось так стыдноЗа жизнь счастливую свою!Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,Начнут они давить всех близких и чужих.Но хоть на миг один ты, гению послушный,Нашел остатки сердца в них!Август или сентябрь 1860
Петербургская ночь
Холодна, прозрачна и уныла,Ночь вчера мне тихо говорила:«Не дивися, друг, что я бледнаИ как день блестеть осуждена,Что до утра этот блеск прозрачныйНе затмится хоть минутой мрачной,Что светла я в вашей стороне…Не дивись и не завидуй мне.Проносясь без устали над вами,Я прочла пытливыми очамиСтолько горя, столько слез и зла,Что сама заснуть я не могла!Да и кто же спит у вас? Не те ли,Что весь день трудились и терпелиИ теперь работают в слезах?Уж не те ль заснули, что в цепяхВспоминать должны любовь, природуИ свою любимую свободу?Уж не он ли спит, мечтатель мой,С юным сердцем, с любящей душой?Нет, ко мне бежит он в исступленье,Молит хоть участья иль забвенья…Но утешить власть мне не дана:Я как лед бледна и холодна…Только спят у вас глупцы, злодеи:Их не душат слезы да идеи,Совести их не в чем упрекать…Эти чисты, эти могут спать».1863
Смерть Ахунда
Он умирал один на скудном, жестком ложеУ взморья Дарданелл,Куда, по прихоти богатого вельможи,Принесть себя велел.Когда рабы ушли, плечами пожимая,В смущении немом,Какой-то радостью забилась грудь больная,И он взглянул кругом.Кругом виднелися знакомые мечети,Знакомые дворцы,Где будут умирать изнеженные дети,Где умерли отцы.Но берег исчезал в его поникшем взоре…И, тяжко горячи,Как золотая сеть, охватывали мореПоследние лучи.Стемнело. В синие окутавшись одежды,Затеплилась звезда,Но тут уставшие и старческие веждыЗакрылись навсегда.И жадно начал он внимать, дивяся чуду,Не грянет ли волна?Но на́ море была, и в воздухе, и всюдуНемая тишина.Он умирал один… Вдруг длинными листамиДрогнули дерева,И кто-то подошел чуть слышными шагами, —Послышались слова…Уж не любовники ль сошлися здесь так поздно?Их разговор был тих…И всё бы отдал он, Ахунд, властитель грозный,Чтоб только видеть их.«Смотри-ка, – говорил один из них, зевая, —Как вечер-то хорош!Я ждал тебя давно, краса родного края,Я знал, что ты придешь!»– «А я? Я всё ждала, чтоб все уснули дома,Чтоб выбежать потом,Дорога предо мной, темна и незнакома,Вилася за плетнем.Скажи же мне теперь, зачем ты, мой желанный,Прийти сюда велел?Послушай, что с тобой? Ты смотришь как-то странно,Ты слишком близко сел!А я люблю тебя на свете всех сильнее,За что – и не пойму…Есть юноши у нас, они тебя свежееИ выше по уму.Вот даже есть один – как
