я добьюсь.
Нелидова молча опустилась на пол. Батурин наклонился к ней. У нее был обморок. Он перенес ее на диван и подумал, что два обморока за два дня – это много. Он положил ей на голову мокрое полотенце, снова сел на окно и погрузился в пустое и гулкое оцепенение.
Она пришла в себя через несколько минут, показавшихся Батурину часами, села на диван, легко вздохнула и сказала внятно:
– Я вам могу простить многое… Уходите. Но не уезжайте, не предупредив меня… Вы должны забыть все эти мысли, с такими мыслями нельзя жить. Вот еще… я не успела сказать… Вы уверены, что Пиррисон меня бросил. Это неверно. Я прогнала его еще в Москве и уехала на Юг совсем не за ним.
– А зачем же?
– Так… – Нелидова отвернулась и тихо заплакала. – А теперь идите.
Батурин вышел. Синий рассвет был протянут полосой над Таманью. В темных ветвях возились птицы.
Утром принесли телеграмму от капитана. «Пиррисон в Батуме, – сообщал капитан. – Выезжайте немедленно, справьтесь в Батуме во второй типографии метранпажа Зарембы».
Берг недовольно выслушал рассказ Батурина о том, что с Нелидовой он не договорился.
– Не волыньте, – сказал Берг. – Завтра надо ехать и обязательно взять ее с собой. Попытайтесь поговорить еще раз.
Батурин согласился. Он пошел к ней, но не застал дома, – она была в театре. Батурин пошел в театр. Там было темно и пахло пылью. Он вызвал Нелидову в сумрачное фойе.
– Елена Владимировна, – сказал Батурин (он вспомнил ее имя). – Я пришел за ответом. Завтра я уезжаю. Приехал еще один из искателей, мой друг, писатель Берг. Сегодня утром мы получили от третьего искателя, капитана Кравченко, телеграмму из Батума. Он требует, чтобы мы немедленно выезжали. Очевидно, он напал на след Пиррисона. Мы его найдем, никто нам в этом помешать не сможет. Вы едете с нами?
Нелидова похудела за ночь, глаза ее ввалились.
– Да, еду, – сухо сказала она, стоя против Батурина. – Я уже сообщила директору театра, что порываю контракт. Когда надо быть готовой?
– Завтра к двенадцати часам.
– Хорошо. Я приеду на пристань.
– Я заеду за вами.
– Не надо, я не убегу.
Она повернулась и пошла по темному коридору. Черное короткое платье переливалось серым, будто было покрыто полосами светящейся пыли. Батурин закурил, посмотрел на дородных женщин и поджарых амуров, нарисованных на стенах, и сказал тихо: «Ну ладно, раз так, тем лучше», – и вышел из театра. В номере он сказал Бергу:
– Она едет с нами, но не забывайте, что она – враг. Держитесь осторожней. Пиррисона она прогнала, но мне кажется, она до сих пор его любит. Похоже, что она едет больше за тем, чтобы оградить его от неприятностей.
– Не подгадим, – ответил Берг. – Да… Вот еще один искатель навязался – Глан. Просится, чтобы взять его с собой. Вы как думаете?
– Пусть едет. Нам же легче.
Берг помолчал.
– Вы думаете, что с Пиррисоном могут быть неприятности?
– Да. Это опасный человек. Я кое-что узнал о нем.
– Расскажете?
– Да, потом…
Утром Берг побежал в агентство и взял билеты, – всем палубные, а Нелидовой койку в каюте. На пристань пошли пешком. Глан связал ремнем чемоданы и взвалил на плечи. Утро было свежее, по горизонту лежала мгла.
– Заштормуем, – сказал Берг возбужденно. – Покачаемся, Глан. Смотрите: кажется, норд идет.
На пристани их ждала Нелидова. Она стояла около двух блестящих желтых чемоданов. Ветер дул ей в лицо. Она спокойно посмотрела на Батурина. Сухие и яркие ее губы были сжаты. Батурину она протянула узкую руку в перчатке, Бергу и Глану только кивнула.
Снова Батурин, стоя с ней рядом в ожидании катера и перекидываясь пустыми словами, вспомнил о холодных и мраморных лицах древних богинь.
– Будет шторм, – сказал Батурин. – Видите: мгла по горизонту.
– Ну что ж, тем лучше.
Глаза Нелидовой блеснули.
– Кто это? – Она показала глазами на Берга и Глана.
– Это Берг. А это так… попутчик.
– Однако вас много…
Батурин промолчал. Он помог ей спуститься в катер. У него было такое чувство, что он везет арестованную. «Какая чушь», – подумал он.
Берг с Гланом перетащили ее чемоданы. На пароходе она ушла в каюту и не выходила до вечера.
Сидя на корме, вытянув ноги и поглядывая на потемневшее море, Берг сказал:
– Похоже, что вы, Батурин, вроде комиссара при знатной иностранке, а мы носильщики. Ну что ж, потерпим. Она красива и не верит нам ни на грош. Какого дьявола она согласилась ехать с нами?
– Она хочет видеть Пиррисона, – ответил Глав. – Представился удобный случай. Нас она ненавидит. С Батуриным она разговаривает как Николай говорил с Керенским.
Море свежело. На западе горел кровавый свет. Мрачный дым лежал на востоке.
– Ветер идет, – предупредил матрос, свертывая брезент над деком.
Неуютность вечера, задувавшего изредка в лицо холодными и крепкими порывами, слепые огни парохода в буром мраке, шум волн, скрип снастей и пустынная палуба вызывали беспокойство. На пароходе почти не было пассажиров. В Керчи многие сошли, испугавшись близкого шторма. С Кавказского побережья пришли телеграммы, что бушует шторм в девять баллов и около Туапсе погибло парусное судно.
Спрятавшись за люком на корме, Батурин, Берг и Глан закусили консервами с белым хлебом. Глан принес из камбуза кипяток. Чай казался изумительно вкусным и крепким, ветер и ночь – молодыми. Радовало сознание, что до самого Батума не надо ничего делать, некуда торопиться, – только курить, смотреть на волны, рассказывать разные истории и спать на палубе, укутавшись с головой в пальто.
Пароход уже качало. Он тягуче скрипел, дрожал от вращенья винтов и хлопал черной кормой, как гигантской ладонью по серой волне. Соленые брызги попадали в лицо, и Берг с наслаждением облизывал губы.
Батурин долго стоял, спрятавшись за рубкой, и курил, потом лег рядом с Бергом и спросил тихо:
– Берг, у вас не было сына?
Берг поднялся на локтях, посмотрел на Батурина и ответил:
– У меня есть ребенок, – сын или дочь, я не знаю. Почему вы спрашиваете?
– Так, подумал о детях. Где это было?
– В Ленинграде… – неохотно ответил Берг. – Вы помните: я вам рассказывал тогда о дочери профессора… она ждала ребенка от меня. Я тогда не дорассказал…
– И вы ее бросили?
– Да, – ответил, поперхнувшись, Берг, сел и закурил. Спички тухли одна за другой.
Пароход вскинуло, он косо пополз вниз. На мостике засвистели.
– Начинается, – пробормотал Берг. – Попали в шторм, поздравляю. Бросим говорить о прошлом. Эго невесело.
– Невесело? – переспросил Батурин и затих. Уснул он не скоро. Было холодно. Они качались, тесно прижимаясь друг к другу, и
