рулем нашего бедного корабля государственности». Тот факт, что по последним опросам девяносто два процента американцев поддерживают аннексию, только подливал масла в аргументацию Альтенхоффена. «Полтора века тому назад французский философ Алексис де Токвиль предупреждал мир в своей работе „Демократия в Америке“ о том, что непросвещенное большинство может стать инструментом такой тирании, какая и не снилась европейским монархиям в их самые кровавые времена. И теперь, когда наш президент играет на худших инстинктах американцев и успешно экспортирует наше национальное кредо, а именно „дураки всегда правее умных, потому что нас больше“, предостережение Токвиля неотвратимо и пугающе приближается к тому, чтобы стать фактом».
Старый добрый Мозг Уэйн, усмехнулся Айк, агитирует не тех, кого надо. Разве Аляска – не единственный штат, который так и не достался республиканцам? А Куинак – не город с самой низкой явкой? Куинак, черт возьми, – последнее место на континенте, способное присоединиться к какому угодно большинству, подумал Айк с некоторой гордостью, – особенно если дело касается сомнительных корпоративных разборок на другой стороне земного шара.
Айк прочел, что проект по восстановлению автостоянки так и не получил финансирования, что популяция тритонов загадочным образом уменьшается и что имущество Фрэнка Ольсена выставлено на продажу, поскольку истекли установленные законом шестьдесят дней с момента его исчезновения в море. Новости расстроили Айка. Ему нравились тритоны, и, черт, он со стыдом сообразил, что даже не слыхал, как старый Фрэнк пропал.
Со спортивной страницы ему сообщили, что на следующую осень Куинак остался без школьной футбольной команды, поскольку финансирование из налогов провалилось, а кампания по сбору пожертвований даже близко не подошла к необходимой цифре. «Если бы горожане сбросились хотя бы по пять баксов, мы выставили бы команду, – с горечью высказал свое мнение тренер Джексон Адамс на пресс-конференции после объявления о своей отставке. – Всего пять баксов – и бедные дети могли бы играть в футбол». Это Айка тоже расстроило. В конце рассказа репортер (возможно, Альтенхоффен) отметил, что для вывода на поле команды из двадцати двух человек, как того требовали нормы безопасности Американской ассоциации школьной медицины, городу не хватило не только денег. В наступающем учебном году число мальчиков во всех четырех школьных классах, по оценкам, должно было составить не больше двадцати. Это расстроило Айка еще больше. Он помнил, как ходил смотреть футбол в первую осень, когда только приехал в город: скамейки тогда были полны и цвели пышно. Куда подевались школьники? Импланты-контрацептивы почти полностью исключили нежелательные беременности, но фертильное окно открывалось простым уколом в любое время. Средний размер семьи оставался постоянным. Так что вдруг случилось со школьниками? Возможно, то же самое, что и с тритонами.
Всю ночь он читал и перечитывал газетку, наслаждаясь собственной виной, от которой слегка кружилась голова, и упрекая себя, что скатился от простого пренебрежения гражданским долгом к чуть ли не психопатическому игнорированию всех и всего, кроме собственного затворничества. С первым лучом света он отложил газету, взял бинокль и поднялся на палубу, полный решимости быть отныне примерным гражданином. Этот маленький побег стал ему хорошим уроком! Он чувствовал себя Скруджем, возвращающимся домой после истории с тремя духами: теперь он исправится и будет хорошим.
Компьютерный курс вел их вокруг узкого пролива Монтегю, потом мимо фьорда Байлинг, почти прямо на север. Никаких больше волынок – безопасности ради – вдоль паромных линий, никаких обнимашек с берегами и пещерами – приходи, море, мы встретимся с тобой лицом к лицу. Почти вся команда стояла на палубе и смотрела на проносившиеся мимо гребни волн. Никто не снял праздничной одежды: с таким курсом и такой скоростью до дома оставалось совсем немного, и всем хотелось явиться при полном параде.
Айка поразило собственное волнение, охватившее его при первом взгляде на изящный ледник Куинак. На фоне жемчужно-сизого, как крыло голубя, неба он походил на резную фигурку из слоновой кости. До вечера было еще далеко, но тяжелые облака затянули солнце и приглушили свет. Невероятно, думал Айк, как ярко сверкает этот ледник в таком скудном свете. Черт побери, вы только посмотрите: сияет, словно кипа сувенирных подушек – из тех, что иностранные порты специально выставляют для американских моряков, украшенные вышивкой красным, белым и синим неоном «ЗАПАД-ВОСТОК, ДОМОЙ, МОРЯЧОК», и звездочки по бокам. Полноценное сияние. Потом они обогнули Безнадежность, и Айк понял, что сияние исходило не от дома, не от ледника, и вообще не от солнца. Оно было побочным эффектом огромной линии огней, протянутых вверх и вниз по обеим сторонам того самого магниевого крыльевого паруса. Не приветливые декоративные огни, а целое зарево. Дуговой свет, солнечные прожектора! Лодка подплывала прямо к главной съемочной площадке. И даже сквозь маломощный бинокль Айк видел, насколько изменился город. Тотемные столбы повыскакивали, как грибы, вдоль всего побережья бухты. Раскрашенные щиты закрывали фасады всех выходящих на залив построек, превращая эти почти современные лодочные и насосные станции в тот же редкий сосновый лес, из которого они появились когда-то давно, – только теперь двумерный.
Всю западную сторону консервного завода переделали в суровый морской утес. На его вершине несла караул дюжина мальков с бронзовой кожей и копьями в руках. Другие мальки ожидали своей очереди, стоя в одних трусах у красильни с бронзовой краской, которую устроили на закрытом экраном конце завода. Производством индейцев занимался гример с распылительным баллоном для фруктовых деревьев. Пацаны ежились и подпрыгивали на месте, пытаясь согреться.
Пирамида огней была направлена на застывшую и лишенную теней сцену в заливе. Эти плавучие подмостки охватывало кольцо из свай, замаскированных под камни и коряги. Они огораживали большую круглую сцену из морской воды. На водной арене дико качался плот с краном и камерой, хотя все остальное море было спокойным. На площадке у крана дрались между собой два морских льва. Два укротителя на гребных шлюпках пытались их разнять.
Нет, это не драка, поправил себя Айк, всмотревшись в стекла бинокля. Расправа – так будет точнее. Большой морской лев расправляется с остатками жизни в маленьком. Надеясь на спасение, маленький пытается сбежать и укрыться на той стороне плота. Ему сильно мешает манекен в человеческий рост, усаженный ему на спину. Скульптура из латекса, копия девушки, ослепительно-красивой, с золотистой кожей, огромными распахнутыми глазами, черно-фиолетовые волосы летают взад-вперед. Кукла голая до пояса, с большой грудью и очень правдоподобная, не считая оторванной руки. Пенопласт, торчащий из подмышки, разрушает иллюзию, но грудь продолжает метаться из стороны в сторону во всей ликующей красе и подлинности молодой плоти.
Кто-то забрал у Айка бинокль. Гриру не терпелось посмотреть на метания бюста.
– Ах, Айк, – счастливо и восхищенно
