– Так ты американец? – спрашивает соседка, закатывая глаза.
– Не совсем так, просто меня взяли к себе америкосы, но я сбежал, потому что они издевались надо мной, – объясняю я.
– Ничего себе… – шепчет женщина. – И что дальше?
– Вы поможете мне, тетя?… – добавляю я после паузы и хлопаю ресницами. Я давно утонул где-то в ее декольте и пора бы оттуда выныривать.
Она замечает это и смущается. Какое-то время женщина ломается и не дает ответа. Напряженное молчание и мой умоляющий взгляд.
– Ладно, я, конечно, попробую, – произносят напомаженные губы. – Но в мире взрослых все чуть сложнее, чем ты думаешь, малыш, – говорит она и натягивает плед до шеи так, чтобы закрыть грудь.
Мне это, конечно, не нравится. Я и без нее знаю, что единственный шанс – это улизнуть, когда мы зайдем в кабину. Возможно, меня поймают. Что тогда? Сдерживаю порыв отчаяния и начинаю думать.
Будто мне и правда неизвестно, как все в мире взрослых? Еще недавно я был мужчиной, затем постарел, а теперь будто скинул все лишние года и немного перегнул палку. Dreams come true.
К нам подходит стюардесса и предлагает выпить. Та самая – с красными губами. (Такое ощущение, что все женщины жить не могут без помады). На подносе она держит крохотную бутылочку виски.
– Мэм, кажется, вы просили, – говорит она и понимающе улыбается. Будто улыбка – это единственное, на что способны ее губы.
С минуту моя соседка настороженно на нее смотрит, а затем говорит:
– Пожалуй, это именно то, что мне сейчас требуется.
Когда небесная птичка, виляя задом, уходит, женщина с соседнего кресла недоуменно смотрит на меня.
– Что с ней – перепутала, может? Или это приглашение тех пьяниц с моего прошлого места вернуться?
Пожимаю плечами.
– Ладно, не помешает, – произносит она и делает глоток из миниатюрного горлышка. Глаза становятся больше, а улыбка слаще.
Оставшийся путь мы разговариваем о житейских мелочах. Она рассказывает про какую-то ерунду, я терпеливо слушаю. Словесная пытка продолжается, пока не загораются красные лампочки. По узкой синей дорожке прохаживаются люди и садятся на свои места. Следом за ними приземляются и небесные птички, застегивают ремни и готовятся к лучшему. Некоторые из них еще ходят по самолету.
– Пристегните ребенку ремень, – заботливо говорит та самая стюардесса и подозрительно смотрит на мою якобы мать.
– Конечно, иди сюда… – и тут она запинается. Ведь имени я так и не сказал.
– Евгений, – шепчу я, – меня зовут Евгений.
Но она не слышит.
– Иди сюда… сынок, – выдавливает женщина и смыкает ремень безопасности на моих бедрах.
Стюардесса внимательно оглядывает нас двоих и, ничего не сказав, быстро уходит.
– Я боюсь, как бы не было неприятностей.
– Что же поделать? – отвечает соседка и делает большой глоток виски.
Самолет приземляется и все аплодируют пилоту. Машинально хлопаю, это как спазм, и в очередной раз чувствую себя идиотом. Отстегиваем ремни, поднимаемся на ноги.
– Пойдем, – говорит женщина и берет меня за руку.
Вдоволь натолкавшись в проходе, подходим к трапу самолета. Нам говорят стандартные фразы – «Спасибо, что выбрали нашу линию», «Приятного пути» и все такое. Когда мы спускаемся по трапу самолета, я оборачиваюсь. Одна из стюардесс что-то шепчет в рацию, другая машет мне рукой и улыбается: растянутые в улыбку губы цвета огненно-красного цветка. В этот момент я понимаю, что ничего хорошего не будет.
Длинная очередь из загоревших русских. Веселые люди и подтянутые фигуры, или же недовольные, но все же отдохнувшие тела и жирок из-под коротких курток из искусственной кожи. Сотрудники зала указывают нам на витиеватую змейку очереди. Встаем в конец. Последующие несколько минут почти не двигаемся с места, очередь задерживают люди с темными лицами – мы их искренне ненавидим; каждый держит по заполненной фруктами корзине и еще одну толкает ногой вперед. Стоим в плотной массе куда-то спешащих пассажиров и молчим, не зная, что сказать друг другу. Наконец, поток начинает двигаться.
Я трясусь, когда она держит меня за руку.
Я трясусь, когда мигает красная лампочка и мы вместе делаем шаг.
И тогда, когда задают вопрос «Чей это ребенок?».
Мне страшно, когда трясется она и все рассказывает.
Женщина за стеклом сводит брови домиком. Подбородок ежесекундно тянет вниз гравитацией, отчего в один день он станет такой же уродливый, как ссохшийся фрукт с гнильцой, портящий вид на красоту дерева.
Брови у женщины толстые и неаккуратные, глаза черные-пречерные: из-под век торчат жесткие палки с застрявшими в них комьями туши.
Она делает жест рукой и тянется к какой-то невидимой нам кнопке, затем говорит в микрофон.
Нас пропускают. Неужели все получилось и проблем не будет совсем? Слабо верю в это, на лице моей спутницы читается: «Нет, не так просто». К ней подходят люди в форме, меня отводят в сторону и просят пройти «с дядей».
Бежать бесполезно, послушно иду в неизвестность. Обернувшись назад, вижу, как к красотке подходит полицейский с каким-то бланком. Похоже, ей придется чуть повременить с получением багажа.
– Ты откуда? – спрашивает мальчуган лет двенадцати.
Я не спал уже два дня, боюсь, что проснусь опять в другом возрасте. Лежу и отдыхаю с открытыми глазами. Делать пока что нечего – у нас тихий час. Мне не хочется разговаривать ни с этим парнем, ни с кем-либо.
– Да так, не хочу об этом говорить, – произношу я и отворачиваюсь к стенке.
Взрослые могут контролировать себя. Я прожил двадцать четыре года и всегда умел себя контролировать, но сейчас лежу и плачу и впрямь как маленький. Дурацкие чувства ребенка. Неустоявшаяся психика. Отсутствие контроля над ситуацией.
– Эй, ты чего? Пойдем поиграем что ли? Я тебе кое-что интересное покажу, – подбадривает меня пацан и тянет за рукав.
Утираю слезы и поворачиваюсь к нему. Пытаюсь взять себя в руки. Мысли в голове примерно такие: «Почему бы и нет? Раз уж сейчас я в теле ребенка, может, нужно немного повеселиться?»
Спрыгиваю с кровати, направляюсь в коридор. Там никого, все сидят по комнатам и не высовываются.
– Побежали в крыло девочек? Я знаю комнату, где живет всего две, мы легко с ними справимся, – говорит он и протягивает тюбик зубной пасты и скотч.
– Пойдем! – с легкостью соглашаюсь я и представляю, как приматываю их скотчем к кровати, а затем размазываю пасту по лицу. Внутри появляется давно забытое чувство беспричинной радости и душевного подъема. Чувствую, как внутри бурлит энергия: ей обязательно нужно прорваться наружу, иначе я взорвусь.
Мы пробираемся в другое крыло, в коридоре такая же тишина. Доходим до нужного места, аккуратно поворачиваем ручку и медленно приоткрываем дверь. Все это время я нахожусь в состоянии нетерпеливой радости и предвкушения веселья. Мой товарищ первый прислоняется к замочной скважине, затем он бесшумно приоткрывает дверь и предоставляет мне возможность самому посмотреть сквозь небольшую щелку. Симпатичные и вполне беззаботные девочки сидят на кроватях и о чем-то оживленно болтают. Их и правда всего две.
– Пора, – быстро шепчет мальчик и сразу же проскальзывает внутрь. Без промедлений следую за ним.
Девочки явно не ожидали атаки во время тихого часа, но были готовы к ней: как только они заметили нас, тут же бросились в разные стороны. Им нас не перехитрить. Буквально за несколько секунд мы ловим одну из них, и мальчуган приматывает ее скотчем к кровати. Оглядываюсь в поисках второй – ее нет. Не теряя времени, разукрашиваем зубной пастой лицо кусающейся девчушки и пытаемся отыскать вторую. Может, залезла под кровать? Обыскиваем комнату, тут ее точно нет.
– Мы попали, – подытоживает мой спутник.
В дверях появляется воспитательница, рядом с ней стоит вторая девочка и победно улыбается. Женщина смотрит на нас, а затем переводит взгляд на кровать, где лежит примотанная скотчем девочка и победоносно сверкает глазами. Ее лицо выражает торжество, в предвкушении мести она ехидно улыбается и смотрит на нас почти не моргая.
– Гадкие мальчишки! – произносит воспитательница. – А ну-ка марш отсюда! Я расскажу об этом проступке воспитательнице из вашего крыла!
Девочка на кровати не сдерживается и вопит:
– Вас накажут, засранцы!
– Что за слова? – грозно вопрошает женщина и поворачивается к другой девочке. – Развяжи ее и сходи с ней в туалет – проследи, чтобы умылась. А вы, сорванцы, за мной! Быстро! – командует воспитательница и выходит из комнаты вон.
Несмотря ни на что, я чувствую себя вполне довольным. Дети действительно самые счастливые. Сейчас мне все равно на весь мир. Шалость удалась!
Однако счастье быстро заканчивается. В коридоре нас передают другой женщине, которая гонит нас на молитву.
Так я и оказался тут – в этой маленькой комнатенке, до отказа набитой детьми. Общее помещение. Некоторые стоят на коленях. Ко всем подходит сестра милосердия и вырисовывает на лбу крест чем-то жгучим и пахучим. Вроде мята, но я не уверен.
