Однако этот вариант отпал сам собой, потому, что до ночи было ещё ой как далеко, а, как только войдёшь в дом, что ответить на первый же вопрос:
– Что получила?
Тоненьким голоском:
– Ничегоо-о-..? – Но так же не получится!..
Поэтому, всё-таки решено было идти к тёте Наде.
В Городе автобусы ходили без кондуктора. Надо было на выходе опустить пятачок в специальную крутящуюся кассу около водителя.
«Можно пристроиться к какой-нибудь тёте, – подумала Аделаида, – и сделать вид, что это твоя мама. Потом просто соскочить с подножки и быстро-быстро улепётывать. Не будет же водитель за мной гнаться!»
Она подошла к остановке.
Автобус пришёл быстро. Аделаида подсела к большой толстой женщине с авоськой, из которой торчали треугольные молочные пакеты и батон. На нужной остановке тётка осталась сидеть, и ей пришлось, спрятавшись за чью-то широкую спину, делать вид, что её там нет вообще.
Ур-р-ра! Получилось! – она, чтоб стать как можно незаметнее, повернулась боком и, втянув живот, пулей вылетела из автобуса. Вот и он – знакомый высокий дом без лифта! Аделаида, запыхавшаяся, но страшно довольная собой, поднялась на третий этаж.
Однажды, очень давно, когда они всей семьёй были у тёти Нади в гостях, папа на лестничной площадке уронил маленького Сёмку, и тот в своих голубых ползунках страшно долго катился по лестницам и бился головой. Потом Сёма долго неподвижно лежал в кровати с ледяной грелкой на лбу. Мама сидела возле него и держала за ручку. Аделаиде было очень жалко Сёму. Она совсем не могла смотреть, как он лежит неподвижно и смотрит только в потолок. Было обидно, что упала не она, потому, что она старше и ей было бы не так больно. А ещё тогда бы лежала в кровати она, и мама бы сидела рядом с ней и держала за ручку. После этого, сколько бы раз они ещё ни приходили к тёте Наде, Аделаида, когда видела этот двор с прогнившей деревянной качелью, сразу вспоминала светлые Сёмкины волосы ёжиком и свой истошный крик…
«Только бы тётя Надя не пошла в какой-нибудь гастроном или на почту! Только бы не пошла!» – повторяла про себя Аделаида.
Вот и знакомый пролёт с объявлением, написанным печатными буквами «Ира дура!». Звонок не как у них – на выпуклой пластмассовой штуковине чёрная пуговичка, а какой-то совсем маленький, незаметный и вмонтированный прямо в дверь и если не знаешь где он, то найти его вообще невозможно. И звук у него резкий и негостеприимный… За дверью послышались шаркающие, приглушённые шаги.
– Кто там? – ласковый голос прозвучал совсем рядом! Тётя Надя дома! Ур-р-ра Всё будет хорошо!
– Это я! Аделаида! – Аделаида положила ладонь на дверь, как бы собираясь её толкнуть, потому, что тётя Надя сейчас поймёт, кто пришёл, и с радостью отомкнёт все замки.
Дверь медленно приоткрылась на ширину цепочки. Из коридора пахнуло то ли булкой, то ли печеньем. В образовавшейся щели замаячил тёти Надин шёлковый халат с попугаями и тонкая сеточка на голове для причёски.
Ты?! – тётя Надя удивлённо подняла брови на розовом лице. – Ты пришла одна? Зачем? Что-нибудь случилось?!
Аделаида смешалась, не зная, как ответить. В первую секунду ей даже показалось, что тётя Надя не уверена, что это она, Аделаида, что она не хорошо её увидела, потому, что в подъезде темновато, а то ж не могла же мамина близкая подруга на самом деле с ней разговаривать в дырочку! Так что теперь ответить? Надо же что-то говорить?! Например, сказать:
Да! Случилось! Только не с мамой, а со мной! Я получила «двойку» и боюсь идти домой, потому, что мама поругает!
Или просто наврать:
Шла мимо и решила зайти в гости!
Но Аделаида не может ходить мимо! Её дом совсем в другой стороне!
Тётя Надя! – она вдруг испугалась, что дверь сейчас перед её носом захлопнется, а она так и не успеет ничего сказать, начала запинаясь скороговоркой сбивчиво объяснять:
Тётя Надя, понимаете… я не специально, это случайно вышло… я получила «двойку» и боюсь идти домой! – резко подытожила Аделаида.
Тётя Надя молча, с удивлением рассматривала неказистую фигурку, словно увидела её впервые. Она думала мучительно долго, придерживая рукой толстую дверную цепь.
Я всё поняла… И-и чем тебе могу помочь я? – наконец недоуменно произнесла она. – Я-то с какого боку?
Не знаю… – Аделаида опустили голову. Она действительно не знала, а тётя Надя с какого же боку, правда? Это с чего ж она решила, что тётя Надя должна ей помогать?
Раз не знаешь ты – кто ж должен знать? И я не знаю! Твои родители представляют, где ты? Нет? Ах! Так ты ещё и без спросу ушла? Разве тебе не говорили, что нельзя гулять одной по городу гак далеко от дома?! Мало ли что может произойти! Сейчас же отправляйся обратно! Они, наверное, за тебя волнуются!
Дверь с многочисленными запорами захлопнулась перед носом Аделаиды…
Вот ещё! – услышала она, как тётя Надя говорила кому-то в квартире. – Пусти такую в дом, а потом всю жизнь с её матерью хлопот не оберёшься! Во всех смертных грехах обвинит!
Аделаида почему-то снова вспомнила, как они всей семьёй были в гостях у тёти Нади. Вспомнила, как тётя Надя улыбалась, угощала её на кухне конфетами в блестящих московских фантиках, и заплакала…
Снова сесть на автобус без денег Аделаида не решилась и пошла домой пешком. Пошёл дождь, и было так горько, так грустно… Аделаида всё поняла! Поняла, что деда действительно не придёт больше никогда! И зря она оглядывалась на каждый проехавший мимо голубой «Запорожец». Она поняла и теперь даже не сомневалась, что этот день станет одним из самых ужасных в её жизни!
Мокрая, с грязными потоками воды улица. По ней куда-то бегут люди. На Аделаиду никто не обращает внимания. У взрослых свои взрослые заботы. День кончается, им ещё многое надо успеть. Их так много, они так спешат! Сутулые, некрасивые дяди в тёмных пиджаках и спортивных штанах навыпуск. Они, засунув руки в карманы, неуклюже перепрыгивают через лужи, как если б у них болели ноги. Они и бегут за автобусом, делая вид, что и не бегут вовсе, а только вслед ему передвигаются. Им бежать стыдно, потому, что тот, кто бежит – суетится, а суетиться в Городе было всё равно, что терять достоинство. Уважающие себя люди должны вести себя торжественно и степенно. Поэтому они бегут за автобусом на совершенно негнущихся ногах, как на ходулях, прижимая локти к карманам пиджака. У тётей в руках сумки и сетки, и у них дома тепло и сухо. Аделаида всматривается в жёлтый свет зажжённых окон, и ей кажется, что она видит всё, что происходит там, за тонкими стёклами в дорожках дождевых капель…
Наверное, там с кухни в гостиную и обратно носятся и кричат дети. Они или уже сделали уроки, или вовсе их не будут делать. Как Кощейка говорит: «Подожди меня пять минут во дворе! Я сейчас на „троечку“ прочту разочек и приду». Вся квартира воняет жжённым постным маслом, потому, что мама им жарит пирожки с картошкой и дверь из кухни в комнаты они не закрывают. Там же на кухне сидят папа с соседом, о чем-то разговаривают, пьют пиво и курят. Никто никому не делает замечаний. У них всё время громко работает телевизор, и его никто не смотрит и не выключает. Ни папа, ни мама, а может, у них ещё есть и бабушка с дедушкой, и они не говорят детям, чтоб они не кричали и не бегали. За соседом пришла жена в байковом халате и тоже присела с ними около газовой плиты с дымящимися пирожками. Всем вместе уютно и хорошо.
Как часто Аделаида завидовала Кощейке, что её мама работает дворничихой! Она могла с обеда до ужина вообще не убирать со стола, просто накрыть всё тарелками и не боялась мух, которые переносят «микробов» на «своих грязных лапах». И это так здорово! Можно в любую минуту отрезать хлеба, помазать его маслом и есть, кроша на пол кусочки, прямо перед телевизором в гостиной. Ну, и что? Крошки потом Кощейка подметает сама, зато и ешь и мультики смотришь! Их ведь только два раза в неделю показывают, и почему-то всегда во время ужина!
У Аделаиды в семье ели исключительно в столовой, которой называли проходной застеклённый балкон. Когда готовилась еда, двери в квартиру закрывались, чтоб не пахло. Когда ели – тоже.
– Уже два часа, – мама внимательно смотрела на круглые стенные часы, – пора обедать. Давай, Аделаида, накрывай на стол!
– Я пока не голодная! Я кушать не хочу! – Аделаиде вовсе не лень было «накрывать на стол», и есть ей правда не хотелось…
Разве я тебя спросила, что ты хочешь? – в лице мамы неподдельный интерес. – Плевать я хотела на то, что ты хочешь, потому, что ты всю жизнь только или что-то «хочешь» или «не хочешь», всё потому, что только о себе думаешь! Кроме тебя, в доме ещё люди есть! Не огрызнёшься – сдохнешь! В нормальных интеллигентных семьях люди все вместе садятся за стол, обедают, ужинают, разговаривают друг с другом, рассказывают новости. Они не жрут одни, как ты, и когда попало! У них в семье приняты часы приёма пищи!
«Да-да, – думала Аделаида, – хотелось бы рассказать тебе новости! Ты будешь „вникать“ и может даже соглашаться. Но ты и всё поймёшь совсем не так, как на самом деле, и потом ещё и сто лет припоминать будешь: „А-а! Так ты же сама мне говорила!!!“»
