– Ал-ле, – вяло прозвучало в трубке. – Ты опередила меня на минуту. Я ухожу.
– Куда?
– Не куда, а откуда – из этой поганой жизни.
Та-ак… Начинается очередное представление моноспектакля для одного зрителя под названием «Самоубийство Ромчика». Время от времени он впадает в депрессию и таким способом выходит из нее, попутно реализуя свой несомненный актерский талант. Много лет назад, на «первой премьере», я не на шутку испугалась и весь дар убеждения и красноречия пустила в ход, чтобы предотвратить трагедию. А вскоре поняла – ничего делать с собой он не собирается, но ни в коем случае не обнаруживала этого, принимая его правила игры.
– Задержись, я сейчас приеду.
– Ладно, только скорее, – промямлил Ромчик.
Приехала. Застаю Ромчика – всегда безупречного, душистого – нечесаным, одетым кое-как. Он плюхнулся в кресло, взял со стола миску – в развалинах салата «Цезарь» бледно мерцали рваные ломтики куриной грудки. Ромчик апатично тыкал в них вилкой.
– Ну, рассказывай, – расположилась я напротив, приготовившись слушать и утешать, заранее зная текст нашего диалога. За прошедшие годы он почти не изменился, став «классикой».
– Что рассказывать? Жизнь моя – дерьмо, мать достает, никому на этом свете я не нужен.
– Во-первых, ты знаешь хоть одну мать, которая не достает? Во-вторых, ты нужен мне. А журнал без тебя вообще закроют, – бодро произнесла я.
– Сомневаюсь… смысла во всем этом нет… А в чем он – я не знаю.
– И я не знаю. И никто не знает.
– Ты-то зна-аешь, ты все-е знаешь, – уверенно протянул Ромчик.
– Увы! Великие умы бились над вопросом о смысле, но так и ушли без ответа. Теперь-то они его знают. И мы узнаем когда-нибудь, в следующей жизни.
– А она есть?
– Есть, и тебя там пока не ждут, ты будешь незваным гостем. А незваный гость знаешь хуже кого… или лучше… короче, не спеши туда, куда и так попадешь со временем. А вопрос о смысле я давно заменила на утверждение: «Жизнь – это цепочка смыслов, каждый из которых должен отвечать на главный вопрос бытия – “зачем?”. Ответ на этот вопрос и станет путеводной звездой, освещающей жизнь смыслом.
– Красиво сказала, – встрепенулся Ромчик.
– Самой понравилось. Так вот, – порой единым смыслом наполнены месяцы, а порой он заключается в одном часе. Совсем недавно моим смыслом было открытие салона. Иногда я знаю его уже с утра, а иногда он определяется лишь к вечеру.
– Но у тебя есть дочь, будут внуки. А мне даже стакан воды перед смертью никто не подаст, – пафосно произнес Ромчик.
«Какой актер пропадает!»
– Может, тебе не захочется пить в этот момент, а захочется – перетерпишь. А наши отношения с дочерью ты знаешь – это не смысл, а бессмыслица. Я никак не могу пробраться к «этому цветку» сквозь ее колючки. Женщины запрограммированы на рождение детей, и я лишь выполнила эту программу по минимуму. Ну а внуки… Сомневаюсь, что они будут съезжаться по воскресеньям на бабушкины пироги и умиляться, разглядывая семейные фотографии. Родственные связи слабеют, сентиментальность исчезает из отношений.
– Не в то время я родился. Моя эпоха – Франция Людовика XIV, – мечтательно вздохнув, переключился Ромчик.
– Насмотрелся «Анжелик» и воображаешь себя как минимум братом короля. А если бы оказался клошаром?
– Не дай бог! Лучше здесь.
– Так-то. Кстати, о смысле. Я прямо сейчас поняла смысл моего сегодняшнего дня – покататься с тобой на машине, а потом поужинать где-нибудь.
Ромчик, оживившись, подскочил ко мне.
– Обожаю!!! Обожаю кататься с тобой на машине, обожаю ужинать с тобой где-нибудь. Обожаю тебя, обожаю, обожаю… – тараторил он, чмокая мое лицо.
Остаток дня мы провели весело и беззаботно. Я не одергивала его, как обычно, и выпил он больше положенного. Вечером, с моей помощью, с трудом поднялся на второй этаж в свою квартиру. Я помогла ему раздеться, уложила в кровать, поставила стакан кефира на прикроватную тумбочку. По дороге домой решила заехать к матери Ромчика. Поздновато для визита, но ничего, она переживет. Это была властная, авторитарная женщина, владела несколькими автосалонами. Моему визиту она обрадовалась, несмотря на позднее время. Отказавшись от предложенного чая, я начала без лишних предисловий:
– Хочу поговорить о Ромчике.
Она покачала головой:
– Это моя боль, мой позор.
– Почему? Он плохой сын?
– Как сын-то он хороший, заботливый, внимательный. Но ты же знаешь… что он…
– Знаю. Он вам не нравится таким. Так измените его.
– Если бы я могла.
– Тогда не сокрушайтесь напрасно о том, чего не можете изменить. Если вы родились с кривыми ногами – не будете же всю жизнь страдать из-за этого. Смиритесь и полюбите такие. Куда деться – других уже не будет.
– У меня не кривые, – всерьез возразила она.
– Я имела в виду – предположим.
– Но у него не будет семьи, внуков.
Дались им эти внуки. И Ромчику, и эта туда же.
– У вас же есть два внука.
– Это от дочери.
– Ну и достаточно.
– А как смотреть в глаза знакомым! Так стыдно.
– Не пускайте их на вашу территорию, пусть приберутся на своей. У каждого есть свой «скелет в шкафу». Ромчик сегодня собирался покончить с собой, – минорно произнесла я.
– Да что ты! – всплеснула она руками, округлив глаза.
– Да. И мне с трудом удалось отговорить его, – продолжила я в той же тональности.
– Виолетточка, что же мне делать?
– Принимать и любить его таким, какой он есть – добрый, талантливый, душевный. Ведь он такой?
– Да-да, он замечательный мальчик!
«Кажется, удалось напугать ее. Теперь она надол-го отстанет от Ромчика».
– И запомните: только Ромчик будет приносить вам в старости продукты, лекарства и подавать этот пресловутый «стакан воды». А те, кто о нем судачат, забудут дорогу к вашему дому.
– Да-да, – повторила она, – ты права. Спасибо, что дружишь с ним. Ты настоящая подруга. Молодец твоя мама, что воспитала такую дочку.
Интересно, как бы среагировала моя мамочка, услышав эту похвалу. Наверное, скептически хмыкнула бы. Да, именно так – ведь такой Виолеттой, как сейчас, я стала не благодаря, а вопреки ее нехитрым заповедям, которые последовательно нарушала. А самую главную – «Сохранить невинность до замужества» – попрала так вероломно, что до сих пор не рискнула бы рассказать ей об этом. Но именно с этого ослушания началась новая глава в моей жизни, автором которой стала я сама, Виолетта…
До шестнадцати лет меня, как бревно в бурной реке жизни, бросало от берега к берегу, стукая обо все подводные камни. «Весь мир театр, а люди в нем актеры», – как всегда гениально заметил Шекспир. А мне совсем не нравился этот театр – бездарные режиссеры, бестолковые исполнители. И сама себе я не нравилась – начинающая актриса без определенного амплуа. На сцену выпустили, а что делать, не сказали. Вовремя подоспевший переходный возраст «подлил масла в огонь», обострив уже имеющиеся противоречия, добавил новые. Гормоны разрывали меня на части, юное тело изнывало от томления. Но разрешить мучительный поединок между строгим воспитанием и зовом плоти в пользу последнего я и помыслить не могла – в голове набатом звучали мамочкины слова: «Умри, но не дай поцелуя без любви». В совершенной растерянности я не знала, что мне с собой делать. Как беспомощный слепой щенок, тыкалась в разные стороны, ища опоры. Посоветоваться было не с кем – подруги еще более несведущи, а к мамочке обратиться никогда бы не посмела. Начала перечитывать классиков, но и там обнаружила больше вопросов, чем ответов. Продолжая стойко сопротивляться искушению, с последней надеждой отправилась в библиотеку. Переворошив кучу книг, нашла брошюрку для мальчиков-подростков. За отсутствием оной для девочек решила воспользоваться. Добросовестно прочитала от корки до корки. Но советы, как и куда сублимировать сексуальную энергию, показались мне совершенно нелепыми. А один – «чтобы отвлечься от навязчивых мыслей – заняться спортом, например, плаванием» – очень рассмешил. Какофония внутренних противоречий достигла такого мощного звучания, что идея покинуть этот ненавистный мир показалась мне единственно привлекательной. Но все мысли о самоубийстве вдребезги разбивались о несокрушимую стену врожденного оптимизма. И, послав все к черту, я решила: хватит! Хватит плутать в поисках истины. Мне скоро семнадцать лет – я взрослая, умная девушка. И поводыри мне не нужны – я сама зрячая. Пора вернуться туда, откуда и уходить не следовало, и навести в себе порядок. А бушующий во мне хаос – бесценный материал, из которого я соберу и построю крепкую психическую конструкцию. И советчики с чужим опытом мне тоже не нужны. К тому же у меня уже есть один. Даже два. Во мне всегда звучало двухголосие, внося сумятицу в мысли и чувства. Эти голоса тянули меня в разные стороны, как в прокрустовом ложе – я терялась, не зная, к какому из них прислушаться: один – чувствовал, другой – думал. Теперь же эти двое будут моими советчиками, вернее, советчицами. Я назову их – Лета эмоциональная – Летэм и Лета разумная – Лераз. А управлять собою и находить компромисс между этими вечными спорщицами буду я, «третейский судья» Виолетта. И если захочу есть – куплю в магазине булочку. И в бассейн пойду, только если захочу поплавать. И все остальные желания буду удовлетворять естественным и единственно предназначенным для этого способом.
