– Что ты решила, сокровище мое?
– Я заеду в обед, и мы поговорим.
– Ну хоть намекни.
– До встречи.
Все-таки непонятно – почему она так в меня вцепилась…
Состав присутствующих за столом был, как всегда, еда отменной, как всегда, и Бетина непрекращающаяся трескотня, как всегда. Не было лишь благодушной атмосферы, как всегда. В воздухе застыло напряжение, и разрядить его предстояло мне.
– Дорогие мои, – торжественно начала я, – прежде всего хочу поблагодарить вас за отношение ко мне. Вы стали мне родными, и я вас всех люблю. Именно поэтому, не желая оказаться «котом в мешке», хочу все заранее обговорить. Марэнгл! Я согласна выйти за тебя замуж, если ты примешь некоторые условия.
Марэнгл молча кивнул.
– Ты хочешь иметь жену, у которой семь пятниц на неделе?
Он кивнул, Бетя – следом. Я едва не рассмеялась, настолько мой вопрос не соответствовал серьезному выражению лиц присутствующих.
– Ты хочешь иметь жену, для которой свобода и независимость превыше всего?
Опять кивки. Бесполезно продолжать. Они будут кивать, как китайские болванчики, на любое мое условие. Осталось спросить о самом главном: «Неужели ты согласен иметь жену, которая не любит тебя?» Уверена, что и на это последовал бы кивок.
– Тогда осталось заявить о своих достоинствах. Все они с приставкой «не». Я – не вредная, не мстительная, не злопамятная, не предъявляю другим требований, которым не соответствую сама. Ну вот, пожалуй, и все.
– Ты забыла о своем главном достоинстве – неземной красоте, – восторженно добавила Бетя.
Ай да Бетя! По собственному сценарию срежиссировала знакомство, сватовство. Такой сюжет закрутила! Но я с удовольствием вручила ей «бразды правления».
– Я предупредила – ты согласен. И я согласна.
– Дети мои, поздравляю! Какая радость! – просияла Бетя.
Свадьбу она планировала устроить грандиозную, пригласить всех родственников, близких, дальних, друзей. Мою робкую попытку возразить: «Зачем собирать такую толпу?» – решительно пресекла: «У нас один сын и теперь такая дочь – пусть все видят. Свадьба бывает раз в жизни». Мне бы ее уверенность… И Бетя закатила лукуллов пир. Столы изобиловали деликатесами: красная, черная икра, фаршированные осетры и перепела, коллекционные вина, марочные коньяки. И гости были под стать – дамы, увешанные золотом и бриллиантами, господа в дорогих костюмах. Моя немногочисленная родня казалась чужой на этом празднике жизни. Мамочка и бабуля светились от счастья – наконец-то их строптивая девочка пристроена. Марэнгла они считали очень выгодной партией. Подруги поздравляли, изображая радость. Один Ромчик был мрачен.
– Ты даже не поздравил меня.
– Поздравляю, – процедил он, – но это неправильный выбор.
Но жизнь доказала обратное – это был правильный выбор. За годы совместной жизни Маруля не разочаровал меня, впрочем, и не очаровал. Никаких сюрпризов не преподнес – оказался именно таким, каким я успела узнать его до замужества. «Если такая девушка вышла за меня замуж, я горы сверну», – заявил он после свадьбы. И он сворачивал. Основным его талантом был тот самый недостающий мне компонент – упорство. Маруля стремительно делал карьеру и теперь возглавляет крупное предприятие в концерне отца. И занудство его осталось при нем, но оно было необременительным. Когда он начинал «учить меня жизни», я отключала слуховой канал, не слушая его поучительное бухтение – думала о чем-нибудь приятном, вспоминала что-нибудь интересное. Иногда он замечал это:
– Что ты лыбишься, не слушаешь меня?
– Слушаю.
– Тогда повтори.
– Зачем? Я все поняла.
И только в одном пункте произошла осечка: мне так и не удалось обуздать мощный темперамент Марули. Его эмоциональная палитра не обогатилась дополнительными нюансами – чувствовал и любил он все также лапидарно – «по-марэнгловски». И хотя уже не так бушевал, как в молодости, пыл его продолжал доставлять мне неудобства. Поняв тщетность попыток унять его, я ограничивала наши интимные отношения, постепенно сведя их до необходимого минимума. Иногда мне становилось жалко Марулю: «Он, конечно, не моя половинка, но и я – не его. Более того, мы – половинки яблок не только разных размеров, но и разных сортов». Наверное, это было нечестно – выходить за него замуж. Зачем вообще я ему нужна? И он мне?» И тогда я плакала от жалости к себе и к Маруле, и щемящая тоска, что прошла не по той улице, свернула не в ту сторону, сжимала сердце. И, возможно, где-то также плакала и тосковала женщина, которой предназначен Маруля… Своего Остапа Батлера я так и не встретила, и шансов встретить с каждым годом становилось все меньше. Сердце мое оставалось все так же безмятежно – я продолжала жить с пустотой внутри. Может, во мне отсутствовала способность любить или ее вовсе не было в моей генетической программе? А может, я не заметила ее, создав воображаемый образ?.. Но иногда мелодия или запах так трогали сердце, увлекая в манящую даль, наполняя неж-ностью… Я знала: то были знаки, но кем и откуда они посланы?..
И Бетя не разочаровала меня – прошло двадцать лет, а она любит и идеализирует меня по-прежнему. Ни одного грубого слова, косого взгляда. В наших редких размолвках с Марулей всегда принимает мою сторону, независимо от того, кто прав. Я и сама полюбила ее всем сердцем. И не перестаю восхищаться ее человеческими и организаторскими качествами. Быт ее семьи идеально отлажен и функционирует, как швейцарские часы. Для поддержания порядка в квартире и загородном доме она отыскивала и привозила из провинции молодых дальних родственников, которых у нее было множество. Поселяла у себя в отдельном домике на полном пансионе, распределяя между ними обязанности – садовника, повара, домработницы. Каждые несколько лет штат обновлялся, а прежних Бетя хорошо пристраивала – кого учиться, кого замуж, кого женила. Все с готовностью служили ей, охотно выполняя ее поручения. Она же, как маститый дирижер, руководила своим большим «оркестром» виртуозно и без суеты. Прямо перед домом располагался большой английский сад – аккуратные елочки, ухоженные клумбы, фонтанчики, идеально подстриженный газон. С задней стороны находилось подсобное хозяйство, такое же большое и ухоженное. Там содержались куры, гуси, козы и даже корова. Все животные были как с картинки – чистые, холеные. Бетя часто повторяла: «В доме все должно быть красиво, даже курица». Видимо, по этому принципу она выбирала и меня, но курочки действительно были очень живописные – черненькие, беленькие, рыженькие, пестренькие, ни одной одинаковой. Я любила прогуливаться на заднем дворе, каждый раз поражаясь разнообразию расцветок их оперения. Пернатые привыкли ко мне и уже не разбегались в стороны при моем появлении. Выстраивались в сторонке в ожидании привычного лакомства. А один гусь – огромный, откормленный, с белоснежным «пивным брюхом» – фамильярно подходил вплотную и бесцеремонно хватал куски булки из рук, иногда больно прищипывая. Кеша – называла я его. Он не отходил, даже когда заканчивалось угощение. Стоял неподвижно, гордо выставив горбатый профиль с оранжевым клювом, уткнувшись в меня голубым глазом. На прощание Кеша позволял погладить свою крупную круглую голову. После каждого уик-энда, провожая нас в город, Бетя загружала в багажник продуктовые корзины с домашними яйцами, свежевыпотрошенными курочками, парным молоком. Я была избалована вкусом натуральных продуктов, и мне было нелегко соблюдать ненавистное правило – «выходить из-за стола полуголодной», имея возможность так питаться. Бетя обожала и умела устраивать праздники. Каждый наш воскресный обед был к чему-нибудь приурочен: годовщина их с мужем свадьбы, первого зуба Марули, потом Розика… Она продумала так посадить, что у нее в саду все время что-то цвело. Первыми распускались подснежники и, значит, в воскресенье был «день подснежника»: на клумбах, как дюймовочки в подвенечных платьях, трепетали эти предвестники весны и, собранные в прелестные букетики, заполняли все вазочки в доме. Наступал черед нарциссов, и в «день нарцисса» эти «солнечные зайчики» жизнерадостно сияли в саду и в охапках по всему дому. А потом распускались тюльпаны, полыхая на клумбах и в вазах на столе. Мне очень нравился такой уклад жизни – я прежде и не мечтала о таком – и после каждого воскресенья с нетерпением ожидала следующего. Но более всего любила я новогодние праздники. Мы отряхивали снег с самой пушистой елки в саду и весело, со снежками, плюханьем в сугробы, наряжали ее. На одном из рождественских ужинов, как всегда, подали гуся с яблоками.
– Какое сочное мясо! – причмокивала Бетя. – Вовремя мы его забили, на следующий год он был бы уже жестким.
Меня как током ударило: Кеша!
– Бетя, это – Кеша? – спросила я, с ужасом глядя на расчлененную, румяную тушку.
