Ознакомительная версия.
Городецкий выпил кофе, поторчал на балконе и решил сходить в магазин. Захотелось зеленых щей, так захотелось, что свело скулы и рот наполнился густой слюной. Он стал вспоминать, как готовятся свежие щи из молодой капусты. В Интернет лезть неохота. Звонить Жене – тем более, тогда уж лучше совсем без щей. Тащиться к Нине и Азизу – вообще глупость. Так. Капуста, картошка, морковь. Да, лук. Разумеется. Что еще? А! хорошо бы помидорчиков свежих, две-три штучки. Туда, в кастрюлю. Что еще?
Затренькал мобильный. Он машинально взял трубку.
– Кто? – переспросил. – Не понял. Анна? Какая Анна? А-а-а!
Он слегка опешил, но хамить и возмущаться не стал. Вдруг спросил:
– А вы не в курсе, что кладут в зеленые щи?
Она, обалдев от такого поворота событий, быстро взяла себя в руки и четко перечислила.
– Вот! – воскликнул он. – Много травы! Зелени много! Кинза, петрушка, укроп. Гениально!
И как вовремя вы позвонили!
Анна, собрав в кулак остатки воли, нахальства и напора, тихо пролепетала:
– Я могу подвезти зелень. Как раз весь набор. Петрушку, укроп и кинзу. И даже сельдерей, представляете? А он для щей – просто клад. У меня целый пук. Привезла с дачи. Отец у меня, видите ли, увлекается огородом.
Он помолчал пару секунд, вздохнул и деловито скомандовал:
– Вот и отлично! Везите свою зелень. И не зажмите свой золотой сельдерей. А то без сельдерея как-то…
– Через час буду, – скороговоркой заверила она.
Ему отчего-то стало смешно. Есть еще на него спрос, хоть такой, а есть. Ну, какой есть. И женщины вокруг – сплошной малинник: скучная пенсионерка Женя, наглая журналистка Анна… У подъезда встретит соседку Альбину с подбитым глазом, звезду района, которая тоже не обойдет его вниманием, особенно с похмелья.
Он бодро оделся и поспешил в магазин. Скоро прибудет зелень, а у него нет даже капусты. Что она про него подумает? Что он идиот. И будет права.
И когда раздался дверной звонок, он затормозил у двери и подумал: ну точно, идиот. Хоть притащил и капусту, и лук. Зачем мне все это надо?
Они стояли на пороге и пару минут молчали – оба смущенные и растерянные. Он, не юный, хорошо поживший мужик, и она, молодая, но уже все понимающая про эту жизнь, деловая и разумная женщина двадцати восьми лет. Люди с разных планет. Разных взглядов и поколений. Разных приоритетов. Разного всего.
Но на пороге стояли мужчина и женщина. И какая разница, сколько им лет и какие у них взгляды на жизнь? Вот именно, никакой.
Они неловко толкались на узенькой, тесной и убогой кухоньке, разбирая продукты. Он гремел посудой, доставал пыльную кастрюлю и закопченную сковородку. Она деловито мыла, чистила, резала. Он сидел на стуле и, смущаясь, предлагал свою помощь. Уже вовсю пахло мелко нарезанной травой и луковой поджаркой.
Она, стоя к нему спиной, забрав волосы в высокий хвост, помешивала ложкой в кастрюле. Вдруг резко обернулась:
– А сметана? – И кивнула на холодильник.
Он хлопнул себя по лбу. Получилось довольно громко.
– Болван! Какие же щи без сметаны?
Она осуждающе покачала головой:
– Вот именно! Щей без сметаны просто не бывает.
И посмотрела на него с укоризной.
– Я сгоняю! – бодро заверил он. – Магазин – внизу, прямо под домом. Через десять минут максимум будет сметана.
Она притворно вздохнула и выкрикнула в коридор:
– Хлеба не забудьте! Непременно черного, а лучше всего бородинского!
Хлопнула дверь, и Анна устало присела на стул. Игры какие-то. Щи. Бородинский. Сметана. А дальше надо будет хлебать эти щи. Со сметаной и с бородинским. А потом? Что будет потом? Работа.
Она тяжело вздохнула. Работа, все ради нее, родной. Ради Попова, читателей и зарплаты в сорок тысяч рублей. Не слишком ли хлопотно, Анна Михайловна?
Городецкий рванул к продуктовому, как подросток. Так лихо он, кажется, не бегал лет двадцать. А когда вернулся в подъезд, ожидая лифт, пришел в себя. Охренел совсем. К чему это все? Суп этот дурацкий. Сметана с хлебом. Девица… с хвостом на его кухне, хозяйничает в его старом фартуке. Точнее, Женином. Как-то случайно этот фартук попал в его чемодан при разделе имущества. Бред какой-то. Сейчас он поднимется в квартиру, поставит на стол сметану и хлеб. А дальше? Дальше надо будет все это есть. Со сметаной и хлебом. И о чем-то говорить (о чем?) с совершенно незнакомым, непонятным ему человеком. Абсолютно чужим, еще вчера отчетливо неприятным. Почти врагом. Сидеть в своей дурацкой и убогой кухне, ковырять в щербатых тарелках дешевыми китайскими ложками и… И думать о том, что все это она опишет, предварительно переврав, перевернув, опорочив. Потому что за это ей платят деньги. Вот проникла же! Просочилась как мышь.
Ловка. Ладно, старый болван, никто к тебе не просачивался. И тапок твоих не просил. И о поварешке твоей не мечтал. Сам позвал с перепугу. Вот иди и хлебай свои щи. Со сметаной и бородинским. Вперед, идиот! Почти рифма.
Дверь лифта открылась, и в нос ударил приятный запах готовой еды. Он, глубоко вздохнув, толкнул входную дверь и крикнул:
– Принес!
Она вышла в коридор и улыбнулась:
– Вот и славно. Тарелки уже на столе. И кстати, я нашла в холодильнике вполне приличную чесночину.
Они сели напротив друг друга, по-прежнему смущаясь, и неловко приступили к трапезе.
– Вкусно! – бодро заметил он, хлебнув горячего супу.
«Что я, с бабами не ел? – зло подумал он. – В кабаках, на приемах? В интимной обстановке? Утром, после ночи любви. Вечером, перед ночью любви… Да с какими бабами! Вам и не снилось! Постоять рядом не снилось, а уж тем более есть. Поначалу – ломоть любительской и пара-тройка яиц. Позже (значительно позже) икра, камамбер, ветчина со слезой. Десерты. Фрукты в шампанском. Вот-вот, хорошо, что вспомнил. А то совсем оробел, старый хрыч. Увидел молодую бабу и свернулся в клубок. Ты ж орел! Коршун! Тигр и лев! Сиди и хлебай! Ишь, застеснялся… Ты Городецкий!
Старый пень с давлением и пенсией в пятьсот долларов. В джинсах из девяностых и ковбойке оттуда же. Ничего. Мне можно. Хотите – берите. Не хотите – бай-бай!
А аппетит у нее, между прочим, ничего себе. Здорово рубает, от души». Ну, в этом он убедился еще у Нинки, за яичницей.
Анна откинулась на стуле и выдохнула:
– Вкусно!
Потом посмотрела на него внимательно и заметила:
– Что-то мы с вами едим и едим. Странно, не правда ли?
Он тоже отложил ложку, посмотрел на нее и сказал:
– А что тут странного? Мы же с вами живые люди. А еда, как вы справедливо заметили, обязательно сближает. Разве не так?
Она подумала и, кивнула:
– Так. На это, кстати, я и рассчитываю.
– Ну хотя бы честно, – усмехнулся он.
Возникла пауза, перешедшая в неловкость.
– Ну, приступим? – спросила гостья и встала из-за стола.
Он в ужасе скривился:
– Уже? Сразу к делу?
Она слегка улыбнулась:
– Конечно! – И через пару секунд добавила: – К мытью посуды. А что время терять?
«Один – ноль, – признал Городецкий. – Девочка-то умная. Совсем не дура девочка».
Умная девочка снова нацепила фартук его бывшей жены и с энтузиазмом принялась за уборку, а он отправился на балкон покурить.
Она подошла к нему минут через двадцать:
– Илья Максимович! Какие планы?
У него дернулась губа.
– Планы? Вы о чем, милая? У меня планы поспать, например. Отдохнуть. После обеда пенсионеры, знаете ли, привыкают вздремнуть. Всхрапнуть, если хотите.
Она не дрогнула.
– А! Ну и славно! Разумеется, отдыхайте. Я все прибрала, кстати. Могу идти?
– Идите, – кивнул он. – Большое спасибо. А вы, часом, полы не помыли?
– А надо? – Она слегка порозовела. – Если что, я готова. Я с одиннадцати лет состою в сообществе «Тимур и его команда». Движение такое, помните? Главный лозунг – помогать слабым и немощным! Вы же немощный, Илья Максимович. Разве не так?
Он изучающе смотрел на нее пару секунд, словно видел впервые. Поединок взглядов она тоже выдержала достойно.
– Ну, – протянул наконец он, – два – ноль.
Она удивленно вскинула брови.
– Ладно. Дожали, – вздохнул Городецкий. – Завтра начнем. Устраивает?
Она кивнула:
– Конечно. У меня же вагон времени. Сегодня, завтра. Позавчера.
Она направилась к двери и, открыв ее, обернулась:
– Если передумаете, можете не звонить. Не утруждайтесь! Приеду – тогда и сообщите. Ведь вам наплевать, что на дорогу я потрачу минимум пару часов.
Он растерялся и вяло промямлил:
– Ну я же сказал…
Она вышла на лестничную клетку.
– Спасибо за суп! Такая честь – поесть рядом с гением. Ну, раз уж не поговорить.
Он не нашелся и медленно закрыл дверь.
– Три – ноль, – сказал Городецкий вслух. – А я – старый осел.
* * *
Завтра, пообещала она себе, завтра – или пошлю его ко всем чертям. Достаточно! Неврастеник. То позвал, то послал. Передумал. Ну и черт с ним! Пошлю их на пару – Городецкого этого и Попова, любимого шефа.
Ознакомительная версия.
