Ознакомительная версия.
– Стой! – услышала она за спиной дяди-Гришин окрик. – Ну стой же ты, малахольная!
Катя побежала быстрее, но он настиг ее, дернул за футболку. Ее рвануло назад, потом вперед. С размаху она впечаталась в его грудь, ударилась лбом о плечо. Закричала, заплакала уже навзрыд. Дядя Гриша обнял ее одной рукой, другой гладил по волосам, приговаривал:
– Ну, тише, тише, что ты, маленькая моя… Ну, прости ты меня, дурака, я со зла сказал. Ну, хочешь я самому себе по роже дам, за то, что тебя обидел, а? Сам думал: никому тебя в обиду не дам, и вот же…
– И ты меня прости, дядь Гриш, – всхлипнула Катя. – Что я этой Наде наговорила всякого… Мне просто так обидно было, что ты про меня забыл. Я думала, ты меня предал…
– Ну что ты, дурочка, – тепло улыбнулся он. – Вот специально тащился с тобой в такую даль, чтобы тут тебя предать. Сочиняешь тоже… Ну, чего теперь говорить-то. Пойдем, что ли? Адрес-то у тебя, блокнот не забыла?
– Здесь он, – Катя, вытирая глаза, кивнула на болтавшийся за спиной рюкзак. – Я с ним не расстаюсь теперь. Он… про всю мою жизнь, понимаешь?
– Понимаю… – кивнул Гриша. – Ну, пошли. Теперь уж вроде адрес верный должен быть.
В начинавшем просыпаться утреннем городе пахло речной водой, солнцем, асфальтом. Над головой мягко шелестели разлапистыми листьями каштаны. Катя и дядя Гриша отыскали дом, указанный в адресе, который дала им Надя.
Катя на секунду замерла у обитой черным дерматином входной двери в квартиру.
Неужели вот он – конечный пункт ее поисков? Неужели сейчас ее обнимет ее отец – тот человек, что поднимал ее на руках к потолку, тот, что написал в письме «поцелуй маленькую доченьку»?
Григорий нажал на кнопку звонка.
Птичья трель разнеслась по сонной квартире. Не открывали долго. Они позвонили еще раз. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги и недовольный голос просипел:
– Ну, щас, щас… Кого там принесло в такую рань?
Катя почти перестала дышать.
Дверь распахнулась – и на пороге появился заспанный мужчина, распространявший вокруг себя запах перегара. Он стоял перед ними в трусах и небрежно накинутой на плечи расстегнутой рубашке, босиком, и пытался справиться с зевотой. Худой, даже, пожалуй, субтильный, но с намечающимся дряблым брюшком. Черты лица – как у постаревшего мальчика, задорные, озорные, но какие-то поплывшие. Отросшие светлые волосы мягкими волнами спускались вдоль небритых щек. Мужчина машинально сгреб их рукой на затылке и стянул аптечной резинкой. Катя так и впилась в него глазами.
– Здрасьте, – просипел он, взглянув на Григория. – Вы от Виталика, по поводу долга? Ну, я же ему сказал, что отдам, как только получу за материал…
– Нет, мы по другому вопросу, – покачал головой Григорий.
– Мы? – Он, кажется, только сейчас заметил Катю, вгляделся в нее. Катя вся сжалась под его взглядом, судорожно прикусила нижнюю губу. – А-а, я понял. Вы по поводу этого интервью с юным дарованием, да? Слушайте, мне страшно неудобно, а мы разве на сегодня договаривались?
– Да не, вы не поняли опять… – начал Григорий.
– Так ты не эта, как там ее, не пианистка? – спросил Катю Горчаков. – Странно, а чё ж мне лицо твое знакомо? Я думал, из материалов… Так чем обязан тогда?
– Мы по личному вопросу, – нашелся, наконец, Григорий. – Можно мы пройдем?
– По личному? – хохотнул Горчаков. – Еще того не легче с утра. Что, я опять кому-то задолжал? Или кто-то беременный? Не ты, надеюсь?
Он отступил в темную прихожую.
Катя вошла вслед за ним, споткнулась о попавшуюся под ноги пустую бутылку. Дядя Гриша удержал ее за локоть, чтоб не упала.
В квартире пахло застоявшимся сигаретным дымом. В прихожей на вешалке грудой навалена была одежда – зимняя куртка, ветровка, кепка, в углу заляпанные давно присохшей грязью ботинки, там же – летние шлепанцы.
– Пошли на кухню? – предложил Иван. – А то там, в комнате, бардак.
На кухонном столе вперемешку валялись музыкальные диски, крышки от винных бутылок, колбасные обрезки. Иван, помедлив минуту, не глядя сгреб все это в полиэтиленовый пакет и сунул его куда-то в угол.
– Ну, так, что там у вас за дело? – обернулся он к пришедшим.
Катя присела к столу, напряженными ладонями машинально погладила его поверхность, словно пытаясь стереть царапины, и едва двигающимися губами выговорила:
– Вы помните Люду? Людмилу Демидову?
– Кого? – Иван наморщил лоб, поскреб пальцами в щетине на подбородке. – А кто это?
Он опустился на табуретку, рубаха распахнулась, обнажив бледный мягкий живот. Катя, подавшись вперед, всматривалась в его лицо, стараясь разглядеть признаки узнавания.
– Людмилу, Люсю… Вы были с ней знакомы в Москве, двенадцать лет назад.
– В Москве… – Горчаков сдвинул выцветшие брови. – Так это когда было… А-а-а, погоди. Это страшненькая такая? Гримерша, да? Слу-ушай, вспомнил. Мы на съемках познакомились. Меня как раз из института поперли, в очередной раз, – он сипло засмеялся. – Я ассистентом режиссера на киносъемки устроился, думал: покручусь, познакомлюсь там с кем надо, сценарий свой продвинуть смогу.
– И как? – отчего-то мрачно спросил дядя Гриша. – Продвинул?
– Ага, щас, – фыркнул Иван. – Там знаешь какой гадюшник? Если ты баба, еще можно изловчиться, дать кому надо, а если мужик, да еще не педик – пиши пропало. Сидят там, жопы бездарные, за свои места держатся и никого нового к себе на лимп не пустят. Дохлый номер…
– Да подождите вы! – отчаянно перебила Катя. – Я спросила про Люсю, вы ее вспомнили?
– А как же! – осклабился Иван. – Такую подставу разве забудешь? – Он обернулся к Григорию: – Тебе расскажу, как мужик мужику. А ты, девочка, не слушай. Уши заткни, ага. Втрескалась в меня эта Люся как кошка. Ну, случилось у нас пару раз чего, по пьяни. А она мне потом – пузом об стол, я, мол, беременна. Я говорю: Люся, мои соболезнования, конечно, но я-то тут при чем? Ты иди свое пузо еще половине съемочной группы предъяви. А она – подонок, у меня, кроме тебя, никого не было! Ну да, как же. Но я все же не последний мудак, предложил ей деньгами помочь на аборт, а она мне – по морде.
– И что дальше? Больше ты ее не видел? – спросил дядя Гриша. Глаза его нехорошо сузились.
– А хрен его знает, – задумчиво протянул Иван. – А, не, погоди: я еще останавливался у нее через пару лет – был в Москве по делу, перекантоваться надо было. Она тогда все же родила, как оказалось. Девчонка смешная такая была, черноглазая. Я ж говорил, что не мой это ребенок, у меня-то глаза голубые, во! – Он, словно в доказательство, вытаращил действительно бледно-голубые, размытые какие-то глаза.
– Зачем же вы написали письмо? – шепотом выговорила Катя. – Зачем вы написали: «Поцелуй маленькую дочку…»?
Трясущимися пальцами она протянула ему конверт.
Иван, прищурившись, пробежал глазами листок, пожевал губами, дернул плечами:
– Это я писал, сто пудов. А зачем… А хрен знает, не помню. Наверно, депресняк какой-нибудь накрыл под Новый год. А может, под кайфом был… Постой, а у тебя это откуда? – он снова уставился на Катю.
– Я ее дочь, – тихо сказала она. – Дочь Люси Демидовой, Катя…
Иван крякнул от неожиданности.
– Так ты – та девчонка, блин? Люсина дочка? Точно, кажется, ее Катей звали… Блин, вот засада. Неудобно получилось, ну извини, я ж не знал. Так ты это, погоди, приехала, типа, к отцу? – Он обескураженно хмыкнул. – А зачем? Алименты, что ли, оптом за двенадцать лет получить? – хохотнул он.
– Познакомиться, – шепотом произнесла Катя.
– А-а, – протянул Иван. – Эт конечно. Ну, как там говорится, я очень рад. Жаль, не предупредила, я бы встретил… А кстати, как ты меня нашла-то?
– Не важно, – махнула рукой Катя. – Теперь – не важно.
– М-м, ну а как там Люська? – Иван явно не знал, о чем разговаривать с этой вдруг откуда ни возьмись объявившейся девчонкой. – Замуж-то вышла? Вот это, – он кивнул на Григория, – ее новый супруг, наверно? Или, может, она тебя сватать меня отправила? А что, я не против. Тут у меня одни обломы, может, еще раз в Москве попробую на старости лет. – Он фыркнул.
– Нет, мама… Мама не знает, что я к вам поехала, – покачала головой Катя.
– Это как – не знает? – нахмурился Иван. – А ты каким манером здесь тогда? А это кто с тобой?
– Не твое дело, – буркнул Григорий. – Пойдем, Катя, нечего нам тут больше…
– Погодите-ка, я вспомнил, – Иван хлопнул себя ладонью по лбу. – Вспомнил, где я тебя видел! Вчера заметку в газете перепечатывали – пропала девочка… Ну, точно, Демидова Екатерина. А ты… ты в курсе вообще, что тебя милиция ищет?
– В курсе, – пробормотала Катя. – Я думала, доберусь до вас… И мы вместе маме все объясним… И милиции тоже…
– А-а, понял-понял, это конечно. Объясним милиции, угу, – кивнул Иван.
И, воровато покосившись на Григория, вдруг неестественно широко улыбнулся и поднялся из-за стола:
– Нехорошо сидим как-то, не по-русски. Такая встреча, а мне вас даже угостить нечем. Вы давайте, располагайтесь пока, а я ща – в магазин. Поднимем, так сказать, бокалы за историческую встречу. Ну, мы с тобой, – обернулся он к Григорию, – поднимем, а детям – мороженое, как положено.
Ознакомительная версия.
