Кулек с сестренкой положили на Иришкинку кроватку и тихонько развернули, ребенок спал тихим, спокойным сном.
– Это что, она на моей кроватке будет теперь спать? – возмутилась Иринка.
– Да, ты теперь взрослая, а кроватки для маленьких, я буду тебе стелить постель на диване, – ответила Алевтина.
Иринки совсем не хотелось уходить из детства и тем более прощаться со своим любимым спальным местом. Рядом с которым на стене висел ковер с изображением дремучего хвойного леса, на опушке – злой волчище, и в воображении Иринки он поджидал свою Красную шапочку. Иринка боялась этого ковра, ей казалось, что сейчас этот Серый выскочит из леса и утащит ее в лес. Она всегда отворачивалась от стены и фантазировала, как она бродит по этому лесу, и как ее хватает волк, а потом спасает соседский Андрейка, он же и являлся принцем в ее воображаемых сказках.
Ириша надулась, молча залезла в свой кукольный уголок, который располагался в центральном углу под столом, и тихонько заплакала, чтоб никто не видел. Родители занимались своими делами, готовили ужин, кипятили воду в большой кастрюле для купания ляльки и не обращали внимания на Ирочку.
«Вот-вот, пусть она теперь спит на этой кроватке, пусть ее съест этот серый волк и никто ее не спасет. Я уеду к дедушке и бабушке и буду жить у них, пусть они тут со своей Лиличкой сами живут», – думала сквозь слезы Ирина.
Раздался громкий плач ребенка, и это отвлекло Иринку от ее заунывных мыслей, она вылезла из-под стола, движимая каким-то инстинктом заботы о младшей, и ей стало очень жалко эту кроху, которая продолжала кричать.
– Хорошо, я согласна ей отдать свою кроватку, но ковер только снимите, – шепотом произнесла несмело старшая сестра.
– Почему снять? – удивился Володя, Иринкин папа.
– Мне ее жалко, что ей будет очень страшно, когда она будет глядеть на этот дремучий лес и серого волка.
Володя с Алевтиной переглянулись и взволнованно улыбнулись, им стало несколько не по себе от того, что они никак не могли подумать, что детское воображение по поводу ковра, видимо, все эти детские годы пугало их девочку.
– Ну а что, этот ковер надо прибить к дивану теперь? – спросил с улыбкой Володя.
– Нет, к дивану не надо, ну если уж некуда его, тогда можно к дивану, – с грустью ответила Иринка.
– Я его на тряпки порву, куплю другой, – заявила Алевтина.
Иришка, с детства приученная к порядку и к заботам по дому, знала свои обязанности. Теперь их у нее стало гораздо больше.
Надо маме помочь, в магазин она давно уже ходила сама, лет с четырех, и ей совсем не сложно.
– Купи молока и ребенку сосиски, – провожала Алевтина старшую дочь в магазин.
«Почему ребенку сосиски, а я что, жеребенок что ли?» – обижалась про себя Иринка.
«Яблоки в холодильнике брать нельзя, это тоже для ребенка, нужен свежевыжатый сок», – так говорила мама Ирине, которая смотрела на них, плотно завязанные в целлофановый мешок, и понимала, что это только ребенку. Так надо!
Правда, когда Лиличка подросла, и они с ней вместе отыскивала клады из спрятанных у мамы конфет, то просила младшую сказать, что это она съела 2–3 конфетки из мешка. Иринка знала, что младшей сестре никогда ни за что не влетало, она ребенок, это она четко усвоила.
В то же время детскому уму было совсем не понятно, почему привилегии такие были для ее младшей сестренки. Иринка – всеми любимая: дядей, тетей, дедушками и бабушками – никак не могла смириться с тем, что она не ребенок вовсе, а уже взрослая девочка, которая должна заботиться о младшей своей сестре.
Сестренка подрастала и уже пошла в детский сад. Забирала ее из детского сада в основном Иринка.
– Ириш, пошли сегодня в кино, там показывают «Неуловимые мстители», – приглашал соседский Андрей.
– Не могу, очень хотелось бы, но мне Лилю надо забирать из детсада, мама на работе во вторую смену, а папа, не знаю, когда придет, – объясняла Ирочка.
– А мы успеем, кино на шесть часов и, вроде, всего час, так что до семи успеем.
– Тогда пойду!
Кино закончилось около восьми часов вечера, и Лиличка сидела в детском саду с дежурной нянечкой и поджидала Иринку в слезах.
Иринка, не помня себя, бежала что есть мочи с Андреем в детский сад.
– Лиль, ты только родителям не говори, что я поздно за тобой пришла, – уговаривала она сестру.
– Нет, скажу! Надо было меня с собой в кино взять! – отвечала, вредничая, сестра.
Андрей советовал наподдавать ей подзатыльников, чтоб молчала. Ему вообще неведомо чувство ответа за младших, он сам был самым младшим, третьим ребенком в семье. Ему часто старшие брат с сестрой выписывали подзатыльники или пугали «черным чулком», закрывая в темной комнате одного, чтобы он ничего не рассказывал про проделки старших родителям. Андрей всегда молчал и боялся, что его налупят еще больше, вот и предлагал Ирине такой метод воспитания младшей сестры.
– Нет, я ее не буду бить, пусть лучше мне попадет, мне ее жалко, надо было ее с собой в кино взять, а теперь мне ох и попадет от родичей! – причитала Иринка.
– Не правильно все это, родители заводят детей для себя, а почему старшие должны смотреть и отвечать за них, тебе что, совсем нельзя никуда пойти? – возмущался белокурый Андрейка.
– Ну, за тобой же старшие смотрят, когда нет родителей?
– Ни фига они не смотрят, я сам себе хозяин, что хочу, то и делаю, куда хочу – иду, – продолжал он.
Добрели до дома. Ох, и влетело от папы Иришке.
– Как это так ты забыла, что сестру надо забрать из сада? – ругался отец.
Иринка повесила вниз голову и молча слушала, боялась, как бы ремня не досталось.
Папа у Иринки был очень строгий и мог повоспитывать и ремешком. Однажды так и получилось.
– Алевтина, я завтра уезжаю на охоту дня на три, – сказал он Алевтине.
– Володь, я же во вторую смену, как же дети совсем одни? – отвечала она.
– Ну, а Иринка-то на что? Не нянька что ли? – продолжал он.
Володя был заядлым рыбаком и охотником, и когда открывался сезон охоты, он брал отгулы на работе и, не смотря ни на какие причины, уезжал. Иринка в это время сидела, делала уроки за столом и слышала разговор родителей.
– Буду я еще мудохаться с этой Лиличкой! – тихо возмутилась девятилетняя Иринка.
Володю, как током, подбросило с дивана, откуда-то в руках взялся пластмассовый шнур от кипятильника, который молниеносно ударял Иринку по заднему месту и ногам. Было ужасно больно, рубцы кровяные моментально проявились на ногах, Иринка с полными глазами слез вывернулась и забежала в ванну. Алевтина следом за дочкой.
Иринка плакала от боли и от обиды, когда она была маленькой, ее никогда и пальцем не трогали, а теперь можно и ремнем, и все из-за сестры.
– Ладно, буду я с ней мудохаться, – сквозь слезы проронила она маме, которая пыталась пожалеть дочь.
Алевтина выбежала из ванной и обо всем рассказала мужу.
– За что же я ее тогда набил, вот это да, я думал, что она маты кроет, а она и значения этого слова не знает! – ругал себя Володя.
Но жалеть, как раньше, дочку не стал, взрослая ведь уже.
– Что это у тебя за рубцы такие? – спросил Андрей Иринку, которая на следующий день сидела на лавочке и приглядывала за Лилей, играющей в песочнице. Иринка поделилась своим горем.
– Хорошо, что мне не надо ни за кем смотреть, если б мне так досталось, я бы не знаю, что сделал бы, может, из дома ушел совсем, куда глаза глядят!
– А я вот вчера хотела с балкона спрыгнуть. И вот разбилась бы, и пусть они плакали по мне, может, опять меня любили бы, но потом подумала, и мне Лиличку жалко стало, как же она без меня останется. Мне кажется, что они меня родили просто для того, что б я сначала была и потом стала их нянькой для любимого ребенка. Не любят они меня совсем, – рассуждала грустно Иришка.
Интересно получается, сначала любят, а потом не любят! – поддакивал Ирине Андрей.
Сестренка росла и, как «собачий хвост», так называли ее Иришкины подруги и друзья, и еще «профура», не знаю почему именно так, но в словаре значение слова было проныра или быстрая, везде старалась ходить со своей старшей сестрой. Хоть во дворе и много было ее сверстников и подруг, но ей то, конечно, было интереснее в более взрослой среде.
Подружкам Иринкиным это очень не нравилось, особенно самой близкой Аллочке, у которой не было ни старших, ни младших сестер и братьев. Ее просто бесило присутствие Лилички, и она так открыто и говорила: «Я б ее прибила, если б у меня была такая сестра». Видимо, ей Господь и не дал по жизни иметь ни сестру, ни брата, а потом и детей по ее длинной жизни.
– А ты давай малую подпряги полы мыть, подумаешь, ты то в пять лет уже, небось, вовсю уборкой квартиры занималась? Нечего ей в песочнице все сидеть! Мы так опоздаем с тобой на тренировку, – зло бурдела Аллочка, расположившись на мягком диване, и наблюдала, как Иринка легко размахивает тряпкой, намывая полы в детской.
