Ознакомительная версия.
Однако поссорились стародавние подруги вот из‑за чего… Случилось это спустя неделю после того дня, когда Колино возвращение праздновали, и неделя эта прошла тихо, так, что и вспомнить нечего. И тот день как день начался. Федька спал, Коля работал, ну и тетка Соня, ясное дело, работала, ползала на коленях по огороду, дергала сорняки. Она слышала, как в магазин привезли хлеб, как машина там гудела, но сразу не пошла, а потом забыла – забыла, и всё. Войдя в дом за какой-то надобностью и мельком глянув на спящего Федьку, тетка Соня посмотрела на часы и ахнула. Времени было без четверти двенадцать, а в двенадцать Валька уходила доить свою корову, да и хлеб к тому времени мог кончиться. Тетка Соня сбросила грязный халат, надела чистый синий, оставшийся с тех пор, когда она еще дояркой работала, и служивший как бы выходной одеждой, вытащила из банки с солью спрятанные от Федьки деньги, схватила на ходу большую клеенчатую сумку и побежала, как могла быстро закултыхала. Может, если бы шла она спокойно, то и не погорячилась бы так, но тетка Соня бежала, вспотела даже… Увидев, что магазинная дверь открыта, тетка Соня остановилась, чтобы перевести дух, и, вытирая ладонью со лба пот, услышала:
– А Абдула-то наш, Абдула…
Тетка Соня даже ухо оттопырила, но дальше не разобрала, потому что засмеялись там.
И смех этот будто стеганул тетку Соню, она побежала прытко и прямо ворвалась в магазин. Смех, конечно, сразу стих… Народу в магазине было полно, одни бабы. Накупили хлеба, но не расходились. Тетка Соня обвела их грозным взглядом, а они в ответ глаза прятали и улыбались стыдливо. Только Шурка-соседка нашлась.
– Здорово, Сонь! – крикнула она задорно так.
Тетка Соня не ответила, сдержалась, хотя с улицы узнала именно Шуркин голос, подошла к прилавку и, не поздоровавшись с Валькой, потребовала:
– Хлеба давай!
Валька усмехнулась, взяла с лотка четыре буханки разом и бухнула их на прилавок. Но тетка Соня хлеб не брала, смотрела то на него, на хлеб, то на нее, на Вальку. Тут Валька еще раз усмехнулась, уперла руки в бока и говорит:
– Чего смотришь, Сонь? Забирай и иди, я магазин закрываю.
– Мне же шесть буханок положено, – полушепотом напомнила тетка Соня.
– Не знаю, кто это тебе положил! – Валька закричала. – Две буханки на члена семьи, вон, читай! – И показала пальцем на какую-то бумажку на стене.
Но тетка Соня и смотреть на нее не стала.
– Нас же теперь трое, разве ты не знаешь? – спросила она, все еще себя сдерживая.
– Знаю, – махнула рукой Валька. – Слышала. Только мне документ нужен. Пускай твой Абдула пропишется сперва и справку принесет.
На Абдулу все снова засмеялись, а Шурка – та прямо зашлась. Все в деревне уже знали, что в Афганистане Коле дали другое имя, и теперь он не Коля, а Абдула.
Тетка Соня на этот смех обернулась и так на всех глянула, что все замолчали снова, даже Шурка заткнулась. К ней тетка Соня и обратилась к первой:
– А хоть бы и Абдула? Хоть бы и Абдула… Ты про своего Костеньку вспомни. До десятого класса ссался, всё матрасы на забор вешала сушить. А теперь? Он же у тебя в тюрьме под нарами спит. Мой – Абдула, а твой – петух! – И тетка Соня плюнула с отвращением на пол.
Шурка была готова, а тетка Соня за Катерину взялась, та тоже лыбилась.
– А ты, Кать, что лыбишься-то? – спросила тетка Соня. – Ты своего сыночка до пенсии сиськой кормить собираешься? Так не работает всё?
Катерина рот открыла, а сказать ничего не может. Но тут за нее вступилась Полька, по прозвищу Польча, сестра Катерины.
– Да он у нее больной, – сказала Польча, имея в виду Катерининого лоботряса. Но лучше бы она, Польча, молчала.
Тетка Соня аж просияла вся от удовольствия, что сейчас скажет.
– Польча! Все внуков ждешь? На невестку грешишь, что она аборты делает. А с чего их делать-то, а? Она мне сама рассказывала, что бессемянник твой сыночек. Вот и всё!
Польча аж белая сделалась. Тут Валька решила за всех вступиться:
– Кончай базар, Сонь, я магазин закрываю!
Но тетка Соня и ее уделала, уже когда четыре буханки в сумку укладывала:
– Ты чего-то, Валь, экономная стала. Ну ладно на нас экономишь: то сдачи у тебя нет, то весы сломаны, а то ведь, гляжу, и на себе… Ты пудры-то не жалей, сыпь на глаз-то, сыпь!
И, не давая Вальке рта в ответ раскрыть, тетка Соня закончила:
– Абдула, да… А вам завидно… Что вернулся, что подарков навез, что не пьет, не курит, что работает, за стол не усадишь поесть. Завидно? Ему же не то что прописаться, ему медаль в военкомат съездить некогда получить.
– Медаль? – спросила Валька, она, наверное, не знала еще про медаль.
– Да, медаль, – подтвердила тетка Соня с гордостью. – И через ту медаль льготы ему положены. Ты мне не то что шесть буханок, ты мне десять будешь давать и еще спасибо говорить, что взяла.
Тут Валька засмеялась и что-то хотела сказать, но тетка Соня перегнулась через прилавок и негромко и доверительно так сказала, на прощание:
– А ты, подружка дорогая, засунь свой поганый язык себе в задницу.
И в тот же злосчастный день, ближе к вечеру, произошла еще одна ссора, и все из‑за этого Абдулы, то есть из‑за нового Колиного имени. Коля с Веркой поссорились. После встречи за праздничным столом они не виделись, точнее виделись, но издалека, очень издалека и мельком.
А в тот день, когда тетка Соня подружкам своим в магазине сказала, что она про них думает, произошли встреча, и разговор, и ссора. Дело было так. Коля ехал домой, правил усталой лошадью, которую давал ему крестный, и сам был таким усталым, что даже задремывал на ходу, клевал носом. Тут из‑за магазина и выскочила Верка. Потом в Аржановке говорили, что она специально его за магазином стерегла. На правоту этих слов указывало и то, что Верка была одета в свое нарядное платье, то самое, в котором она была на празднике, короткое, и расфуфыренная была соответственно, а что она могла делать в таком виде за магазином?
И когда Коля проезжал мимо магазина, она выскочила из‑за угла и закричала:
– Эй, шеф, тормози!
Коля вздрогнул от неожиданности и остановил лошадь.
– До дому довезешь? Только у меня денег нет! – кричала она на бегу и, вспрыгнув на телегу, прибавила: – Ну ничего, договоримся, небось не чужие.
Коля улыбался, как будто не понимая Верку.
– Ну, долго стоять будем? – пришла она на помощь и громко крикнула, так громко, что чуть не полдеревни услышало: – Но-о!
Вечер был тихий, тихий и теплый. Лошадь тронулась, и они поехали. Скрипели и погромыхивали колеса.
– А музычки нет, шеф? – спросила Верка и засмеялась.
Коля снова не понял, обернулся и удивленно посмотрел на Верку. Он ничего не спрашивал, только смотрел удивленно.
Вообще, Коля, как вернулся, говорил очень мало, и только тогда, когда его спрашивали, отвечал, но односложно и с паузами, словно взвешивая слова и одновременно вдумываясь в их смысл. А может, он просто забыл русский язык и теперь вспоминал слова, может быть… Верка посмотрела на Колю, прямо в его удивленные глаза, расхохоталась, а потом укорила:
– Ну, Коль, ты там прямо лохом сделался! Шутка это, понимаешь?
Коля растерянно улыбнулся. Несколько минут они ехали молча, но не зря же Верка наряжалась и за магазином пряталась, вот она и открыла рот, думая, что бы такое спросить, чтобы разговор завязался, надумала и спросила:
– Коль, а правда тебя там, в Афгане, Абдулой назвали? Значит, ты теперь Абдула?
Коля улыбнулся, нисколько не обидевшись, только поправил:
– Абдалла.
– А какая разница? – насмешливо спросила Верка.
– Правильно – Абдалла.
– Правильно, не правильно, – скривилась Верка, – а это как-нибудь переводится на наш? Ну вот, знаешь, например, по-русски – Иван, а по-американски – Джон… По-нашему Абдула – это как будет?
– Абдалла – это значит… человек Бога… – ответил Коля.
– Божий человек, значит?
Верка спрашивала, а сама ерзала на телеге так, будто шило под ней торчало, ее крутило прямо всю. Коля кивнул.
– Божий человек, значит? – повторила она вопрос.
– Божий человек, – спокойно подтвердил Коля. Он не видел Верку, не видел, что с ней творится.
– Ага! – закричала она вдруг. – Ты, значит, божий человек, а мы здесь в навозе ковыряемся? – И закричала громко на лошадь: – Тр-р-р!! – так громко, что вторая половина деревни услышала.
Коля натянул поводья и непонимающе смотрел на Верку. Она соскочила с телеги и побежала к своему домишке. Бежала и бормотала что-то на ходу, ругалась.
Коля долго смотрел ей в спину и, так ничего не поняв, тронул лошадь.
Он проехал немного, когда Верка вдруг остановилась и посмотрела ему вслед, и в глазах ее было прямо-таки отчаяние.
– Ко-оль! – крикнула она, но он не услышал.
Ознакомительная версия.
