Иван Ильич с огромным аппетитом съел всё, что было на столе. «Ну, ещё бы! – подумала Анна Михайловна.
– Нагулялся, поди, котяра, вот и есть захотел. Маша-то не накормит так, как я… Нет, а что я буду делать, если он меня бросит? Ведь я не представляю себе, как я буду без него жить!»
– при этой мысли у неё на глаза навернулись слёзы.
Иван Ильич ничего этого не заметил и, мурлыкая какую-то песенку себе под нос, уселся на диван читать газеты. «Ну, ещё бы! – вдруг стала сердиться Анна Михайловна, что с ней случалось крайне редко. – А ведь он даже не замечает, как я страдаю: живёт только в своё удовольствие. Не-ет, сейчас я тебе устрою!..»
Ангорский кот Гаврюша неодобрительно заурчал.
– Иван, а я всё знаю, – вдруг, сама того не ожидая, громко вслух произнесла Анна Михайловна.
– А? Что? – Иван Ильич выглянул поверх газеты. – Ты что-то сказала?
– А ты даже не расслышал, что я сказала? Ну конечно, зачем тебе слышать? Ты ведь слушаешь только самого себя!
«Откуда она знает? – изумился Иван Ильич. – Неужели я уже вслух сам с собой разговариваю».
«Да ничего она не знает, – отозвался Анти-Иван. – Просто обычная бабья истерика».
– Анечка, что с тобой? Что случилось?
– А случилось то, что нашлись добрые люди, которые раскрыли мне глаза на тебя! – сама пугаясь своих слов, воскликнула Анна Михайловна.
«Да что с ней, в самом деле? – ещё больше изумился Иван Ильич. – Она никогда такой не была».
«Пошли ты её подальше! – посоветовал Анти-Иван. – Скажи ей, что её место на кухне».
«Что, так и сказать?»
«Да, вот так прямо и скажи!»
«Нет, я не могу так. Сегодня такой хороший вечер…»
«Да мы все знаем, что ты ничего не можешь! Развёл тут сопли про вечер: уси-пуси… Сейчас она тебе такой вечер устроит – надолго запомнишь!»
– Аня, тебе не идёт такой тон, – назидательно сказал Иван Ильич и совсем закрылся газетой. – Это всё не твои слова.
– А с чего ты взял на себя право указывать, что мне идёт, а что не идёт?!
– Аня, иди… пожалуйста… на кухню.
– Что-о?!
– Принеси мне чаю: я чаю хочу!
«Ну вот: уже значительно лучше! Ваня, ты делаешь поразительные успехи!» – восхитился Анти-Иван, что было опять весьма лестно для Ивана Ильича.
– Ах, ты чаю захотел! А что же Маша твоя тебя чаем не напоила?
– Какая Маша? О чём ты говоришь?
– Ах, ты уже забыл, кто такая Маша?! Ты её сегодня чуть не изнасиловал на глазах у всего техотдела, а теперь уже не помнишь, кто такая Маша! – прокричала Анна Михайловна, и так испугалась своих слов, что попятилась в прихожую, потому что женская интуиция подсказывала ей, что сейчас произойдёт что-то невообразимое. Гаврюша завыл.
– Да ты… Да ты соображаешь, что говоришь?! – страшно зашептал Иван Ильич и вдруг сорвался на крик: – Идиотка! Дур-р-ра стар-р-рая!!! У тебя только одно на уме. Твоё место вообще на кухне, а ты только и знаешь, что со своими подругами-дурами по телефону щебетать, как сорока безмозглая! Вот дура! И почему мне такая дура в жёны досталась?! Мне! Мне поручена такая миссия, а у меня жена – дура дурой.
От таких слов Анна Михайловна сначала чуть было не лишилась чувств, но какой-то, доселе незнакомый ей, внутренний голос произнёс: «Ну и зачем тебе всё это надо? Ты же современная независимая женщина, так и пусть он живёт со своими машами-клашами. Скажи ему – только спокойно скажи, без мелодрам, – что если ему так плохо с тобой, то ты можешь уйти».
«Да куда же я пойду из своего-то дома?» – подумала несчастная Анна Михайловна.
«Да не навсегда, а только чтобы этот гад понял, какое сокровище было рядом с ним, а он не оценил, – заверещал этот новый незнакомый внутренний голос. – Хотя бы вон у Галки поживёшь пару дней: уж она так рада будет. Она же давно покой потеряла, оттого что у тебя всё хорошо в семье, а у неё вообще никак. Давай, действуй, но только спокойно, без мелодрам».
– Иван, если тебе так плохо со мной, – как будто не своим голосом произнесла Анна Михайловна, – то я могу уйти.
«Что же мы делаем-то?» – промелькнуло у неё в голове.
«Всё путём, Аня! – подзуживал этот незнакомый голос.
– Ты вот прямо сейчас и уйди».
«Как, прямо сейчас?»
«Да пойми, что так ещё эффектнее получится: дескать, убежала от мужа-тирана прямо в домашних тапочках. Твои подруги все помрут от зависти, потому что им и убегать-то не от кого, разве только от своей старости».
«Но я не хочу… я не смогу… я его очень люблю…»
«Дур-р-ра! Вот правильно он тебе сказал, что ты старая дура! А он нашёл себе молодую, и ты ему на фиг не нужна со своими котлетами и кастрюлями».
Глаза Анны Михайловны наполнились слезами. Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку.
– Ну и катись, куда хочешь, – равнодушно сказал Иван Ильич. И Анна Михайловна стала спускаться по лестнице, честно говоря, сама не понимая, куда она идёт. Этого также не понимал Иван Ильич: он не узнавал свою жену, потому что она впервые в жизни с ним спорила.
«Пускай, пускай катится! – ликовал Анти-Иван. – Ещё не вздумай её остановить! Найдёшь себе лучше: давно пора. Ты посмотри, все твои знакомые новыми бабами обзавелись, а ты, как последний дурак, тридцать лет живёшь с этой грымзой…»
«Заткнись! Ты не смеешь! Ты не знаешь! Аня, Аня, стой, куда ты в одних тапочках? Снег на улице, Аня-а-а!»
– Аня-а-а!!! Стой!!! – Иван Ильич одним прыжком перелетел через пролёт и схватил Анну Михайловну в охапку.
– Да как ты можешь уйти от меня? Да если ты уйдёшь…
– Иван, – как будто не своим голосом произнесла Анна Михайловна. – Я не могу так больше. Прощай.
– Какое на хрен «прощай»? Мы должны быть вместе, потому что нам грозит опасность! Мы под прицелом у врагов русского народа! Да если ты уйдёшь… Да я… Я тебя… Я тебя сейчас убью, если ты сейчас же не вернёшься!!! – заорал не своим голосом Иван Ильич и схватил жену одной рукой за горло.
«Браво, Ваня! Вот это я понимаю: слова не мальчика, но мужа!» – опять резвился Анти-Иван.
– Помогите, убивают!!! – завопила Аннушка сдавленным голосом.
Соседи, уже давно прильнувшие к своим дверям, как только ссора семьи Семёновых перевалила за порог их квартиры, повыскакивали на лестницу. Это ещё больше разозлило Ивана Ильича, и он начал крушить всё вокруг себя. Потом схватил свою малость придушенную жену, затащил её в квартиру и закрылся изнутри.
– А у нас тут муж жену почти придушил! – с ликованием сообщил кто-то из соседей в телефонную трубку по номеру «02».
Когда милиция высадила дверь в квартиру Ивана Ильича, в образовавшемся проёме предстала такая картина: Анна Михайловна без чувств лежит на диване, под потолком на выступе карниза приютился испуганный ангорский кот, а Иван Ильич сидит на полу и о чём-то сам с собой разговаривает. Ни на какие вопросы он не отвечал: когда на него прикрикнул милицейский старшина, он сначала заплакал, а потом как-то нехорошо засмеялся.
* * *
Очнулся Иван Ильич от нестерпимо яркого белого света, который крайне неприятно давил на глаза. Вокруг были белоснежные стены, белоснежный потолок, такое же бельё. Он лежал на железной кровати, которая напомнила ему службу в армии.
«Где я?» – невольно подумал он, но его Анти-Иван не откликался.
У противоположной стены стояла кровать, на которой лежал кто-то скрючившись.
– Эй, товарищ, – попытался окликнуть его Иван Ильич и удивился, что голос его стал какой-то сиплый. Потом скорректировал обращение: – Эй, господин!
«Да что же это: совсем один, – начал сокрушаться Иван Ильич, – хоть бы знать, где я: в тюрьме или на том свете. Судя по современным фильмам о братве, на тюрьму вроде не похоже. Думай, Иван, думай! Где всё может быть такое белое? Может на том свете?.. О, Господи!»
Иван Ильич встал и почувствовал слабость в ногах, головокружение и тошноту. Он оглядел себя с ног до головы и увидел на себе какое-то подобие пижамы. Приблизившись к двери, он обнаружил, что на ней отсутствует ручка; потолкал её плечом: заперто. Подошёл к другому обитателю этой ослепительно белой комнаты. Тот лежал неподвижно, и было даже не слышно: дышит ли он.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникли два дюжих молодца в белой форме. Ничего не объясняя, они подхватили Ивана Ильича с боков и повели его куда-то по длинному белому коридору. Он же чувствовал себя так вяло, как будто его поместили в какую-то вязкую среду. И ещё он чувствовал ужасную лень, что вообще-то ему было не свойственно.
Его привели в точно такую же белую комнату, отличие которой было только в том, что вместо кроватей в ней стоял письменный стол и какие-то полки с бумагами казённого серого цвета. За столом сидел мужчина в одежде обычного больничного врача. Он мельком посмотрел на вошедших и, ничего не сказав, изобразил жест, которым стропальщики дают команду «майна».
Богатыри в белом усадили Ивана Ильича на стул напротив человека за столом и остались стоять сзади. Человек оторвался от бумаг, лежащих на столе, и Иван Ильич увидел приветливый взгляд из-под очков в тонкой оправе, который, тем не менее, проникал ему в самую душу. Потом он наконец-то услышал человеческую речь.
