– Лиза, успокойся! Ты так возбудилась! Вас обеих могут убить. Это не игра. И это не индюк директор детдома. Это преступник.
Аня поднимает лицо от Грифа, в которого уткнулась.
– Он сюда не придёт. Он не знает, что это Алесь Леонидович, он не свяжет одно с другим. Я поем и уйду.
– Ты никуда не уйдёшь! – Лиза передаёт письмо Регине. – По крайней мере сегодня останешься здесь. Гоги, пожалуйста, идите скорее спать. Обещаю, позвоню сразу, если что.
– Я тоже думаю, за ночь он не успеет. А завтра, может быть, решится вопрос с домом.
– Стойте! – Регина всё ещё держит письмо у близоруких глаз. – Вы не очень понимаете, что означает слово «бандит». Это гангстер, тот, кто ни перед чем не остановится. Тот, кто не способен ни любить, ни жалеть. Посмотрите на Аню. Я вам всё про неё расскажу: он её плохо кормил, истязал и довёл до Освенцима. Так, Аня?
Аня испуганно переводит взгляд с одного на другого.
– Будешь много спать, много есть. – Лиза гладит её по мёртвым волосам и цыплячьей шее. – Ты слышала, Риша, он не свяжет Алеся с исчезновением Ани. Пока свяжет, пройдёт какое-то время. За это время…
– Мы переделаем её внешность! – Регина, наконец, кладёт лист на стол и поджигает все конфорки. Потом осторожно снимает с плеч Ани свою шубу. – Сейчас здесь будет тепло. Идём, Гоги, я провожу тебя до машины, куплю еды и поеду в театр. У меня, Лиза, Ане будет надёжнее. Никто никогда не найдёт её у меня. После антракта приеду за Аней.
– Я останусь здесь, в доме Алеся Леонидовича. Не из-за меня… вообще ему грозит…
– Что? – одними губами спрашивает Лиза.
– Я всё скажу… – лепечет Аня. – Ему нужно бежать оттуда. – Она жадно ест последний кусок хлеба.
– Я сейчас, Аня… Принесу еды… я сейчас… Гоги, идёмте!
Аня ест хлеб, пьёт чай. Лиза смотрит на Аню. Эта девочка всё знает об Алесе: где он, кем работает. Вперёд себя Алесь прислал девочку. И сейчас он войдёт. И больше никогда не бросит её.
Аня пьёт чай. И вдруг говорит: «Мама!»
Не вздрогнула, не вскочила, как сидела – так и сидит, как смотрела – так и смотрит.
Радуга – в полнеба. Они тогда только поженились и любили ходить в лес. Гроза загнала их под ёлку. Они прижались друг к другу. Это ощущение проникновения друг в друга. Не физиологическое, электрическое – вспышками молний, сквозящими даже сквозь густые ветви, энергетическими струями, избивающими землю и ветви. А у них с Алесем – одно сердце и одно дыхание.
И сейчас у неё с Аней один пульс.
Не послышалось, Аня сказала: – «Мама!»
Ждала сына, пришла дочь. Начало жизни. Накормить, смазать ссадины, сторожить сон.
Гриф сразу понял – дочка. Замер мордой на её коленях.
Дочка. Вон как доверчиво погрузила свои руки в шерсть Грифа.
Звонит телефон.
Надо подойти. Может, Петя?! Может, родители. Лиза встаёт. Но вместо того, чтобы идти к телефону, руки погружает в Анины волосы и так стоит.
Звонит телефон. Надо ответить.
Звонят в дверь. Надо открыть.
– Я открою, – говорит Аня и продолжает сидеть. Открывает Лиза.
А потом Аня снова ест. Творог и сыр.
Регина говорит не переставая:
– Прежде всего поменяем фамилию. Потом облик. Наверняка он наматывал косы на руки и тянул и таскал её за них.
Аня вздрагивает.
– Нужна модная стрижка, никто Аню не узнает. Пойдёт учиться. Она будет наша общая дочь. Мы её замуж выдадим.
Аня вздрагивает.
– Нет!
– Нет, нет! – вторит ей Лиза. – Сама решит, выходить или не выходить, всё сама…
– Я должна срочно бежать, девочки!
Лиза смотрит, как Аня ест.
…Так началось её материнство.
Первое действие после еды – поменять Анин облик. В парикмахерской выбрала самую молоденькую и улыбающуюся девушку, дождалась, когда та освободится.
– Пожалуйста, – всю свою радость и надежду вложила в это слово, – накормите, вылечите волосы моей дочки и сделайте самую модную стрижку.
– Хной, хотите, будем лечить? Натуральное лекарство.
– Хочу!
Лиза смотрит, как мёртвые волосы падают на пол, – никто никогда больше не будет тащить за них!
– Ну, теперь начнём лечиться, хну завариваем кипятком, – распевает весело девушка и рассказывает, как действует хна на корни волос. – Втираем как можно глубже. Теперь хорошо укутаем голову и держим в тепле пять-семь минут. Больше не надо, вы же не красить хотите, так?
– Точно понимаете!
Аня словно всю жизнь сидит в парикмахерской. С любопытством следит за каждым движением доброй девушки. И, набравшись смелости, спрашивает:
– Долго вы этому учились?
– Уж не хочешь ли ты делать причёски? Если решишь, иди ко мне в ученицы!
– Мама, я хочу!
Лиза смеётся.
– Почему бы и нет?! Но давай сначала посмотрим и другие профессии, может, ещё что-нибудь захочешь делать?!
– Давай! – серьёзно соглашается Аня. – Но ты запомнишь, что я хочу быть её ученицей?
– Обязательно запомню! Если можно, напишите нам, пожалуйста, ваше имя и телефон.
Когда девушка феном высушила волосы, обе ахнули. Аню не узнать – чёлка и пышная, чуть рыжеватая шапка из волос превратили Аню в красавицу. Регина права: прежде всего нужно было поменять облик.
– А как же я надену шапку? – робко спросила Аня.
– Ничего не случится, не бойся, это ж твои собственные волосы, я их не начёсывала, смело надевай, а снимешь, рукой распушишь, вот и всё. Хну надо втирать раз в неделю, не меньше, пока волосы полностью не обновятся!
Они вышли на улицу.
– Приглашаю тебя в кафе-мороженое, надо же отметить твоё превращение! – И тревожно спросила: – Почему ты ходишь, сильно раздвигая ноги. У тебя что-нибудь болит?
Аня кивнула.
В «Шоколаднице» крутила головой, разглядывала столики и людей. А когда принесли фирменные блинчики, пирожное и клубнику с мороженым, уставилась на них неподвижным взглядом. И только крошки чёртиками скакали в её глазах.
– Это всё мне одной? – спросила робко.
Лиза не ответила и не кивнула. Застыв, смотрела на девочку, пробующую на язык и сопровождающую любопытством и восторгом каждый кусок и каждую ложку мороженого.
Только сидит Аня снова на краешке стула.
– А теперь скорее к гинекологу!
Такси. Поликлиника.
Лиза даёт сто долларов регистраторше.
– Паспорта у дочки пока нет, все документы в милиции. У дочки моя фамилия. Срочно нужен гинеколог. И чтобы не ждать!
– Пойдёте к платному?
– Конечно!
– Вы слишком много даёте, у меня нет сдачи. Подождите, сбегаю разменяю.
Гинеколог – тощая выцветшая пожилая женщина – долго прилаживает зеркало, долго смотрит.
– Это… это… – Лиза про себя договаривает – «ужас!». – Это кто же это так с вашей дочерью, мамаша? Как же… она сидит и ходит? Что же вы… Это кто же…
– Вы можете начать лечить? – осаживает Лиза зациклившуюся на одних и тех же словах врачиху.
– Но у нас нет препаратов. Вот вам рецепты, – женщина порывисто пишет, – сами достанете! Как же это… Вы сами не справитесь, нужен врач.
Лиза за руку выводит Аню из кабинета.
Ванная. Сама, едва касаясь ссадин, моет Аню, льёт на раны перекись, смазывает их «спасателем», укладывает девочку в свою постель, гладит по пышным рыжеватым волосам.
– Спи, пожалуйста, скорее, ты так устала сегодня…
И, наконец, садится к телефону. Подробно рассказывает родителям свой день, передаёт эмоции врача, просит мать срочно достать лекарства, читает им Алесино письмо и снова повторяет испуганное бормотание врача.
– Завтра же, доченька, приезжай ко мне в поликлинику, отведу к самому лучшему гинекологу, сама посмотрю. – Но тут же дрожащим голосом просит: – Отдай девочку Регине! И тебя, и нас бандит вычислит, в этом нет ничего трудного. Узнать, где раньше жил Алесь, просто. – В два голоса родители уговаривают её, чуть не плачут.
И, как ни пытается она доказать им – бандит не знает, что Алесь причастен к этому, стоят на своём:
– Ты в своём театре жила как в вакууме, ничего не видела, ничего не слышала. Человечину едят, пытают людей, убийство – норма. Бандит не человек, безжалостен, – убеждают Региниными словами. – Раз в жизни послушай родителей, возьми машину, отвези девочку Регине. Будем лечить, будем заботиться, пожалуйста! Только пусть живёт у Регины.
– Нет! – Лиза отключает трубку.
Рано утром просыпается от едва ощутимого шороха в доме. Вот полилась вода, вот едва стукнула крышка кастрюли, вот вспыхнул газ в двух конфорках. Лиза словно повторяет Анины движения: Аня мешает гречневую кашу, заваривает чай, накрывает на стол.
Господи! Да ведь скоро чтение Гогиной пьесы! Не опоздать бы!
А что делать с Аней? Оставить одну нельзя…
Звонят в дверь.
– Гоги! Как хорошо, что вы пришли!
Они вдвоём входят в кухню.
«Мама!» – гремит вчерашнее из конфорок и кастрюли, из Аниных слепящих глаз и дымящихся кружек.
И Гоги слышит это звенящее «мама!», потому что вдруг говорит:
