Он часто пытался понять: почему так много благотворителей, которые раньше даже не задумывались о том, что где-то существуют сироты или брошенные старики, перечисляли в Фонд Солдата крупные суммы? И делали это с радостью! Они ведь могли вложить эти деньги в бизнес и выручить еще большую прибыль. Зачем им это? Что их побуждало? Романтичный образ Солдата, получившего Звезду Героя за какой-то там подвиг? Или их соблазняет Актриса? Интересно, что они получают от нее взамен за свои пожертвования?
Жажда мести жгла его огнем. Бездействовать он больше не мог: он составил план по уничтожению врагов – ненавистной звездной пары – и начал действовать.
Он нанимал «шпионов», которые проникали в окружение Солдата и Актрисы с целью подрыва изнутри отлаженного механизма работы Фонда.
Он пытался воздействовать на благотворителей Фонда через свои старые связи и отговорить их от дальнейших пожертвований.
Он пытался подорвать работу Фонда при помощи бесконечных проверок.
Он нанимал красивых женщин, которые пытались соблазнить Солдата.
Он нанимал красивых мужчин, которые пытались соблазнить Актрису.
Он заказывал желтой прессе грязные статьи.
Он пытался оклеветать Солдата и доказать, что он кладет благотворительные взносы себе в карман, а не тратит их на нуждающихся.
У него ничего не получалось.
«Шпионы» становились их единомышленниками и начинали работать в Фонде.
Благотворители увеличивали свои пожертвования.
Проверки ничего не находили.
Женщины-соблазнительницы становились подругами Актрисы.
Мужчины-соблазнители становились друзьями Солдата.
Желтая пресса отказывалась писать о них грязные статьи, какие бы деньги он ни предлагал.
Пресса взахлеб рассказывала о том, как на деньги Фонда больных детей лечили, старикам обустраивали благоустроенное жилье, строили больницы, восстанавливали храмы, помогали инвалидам, как благодаря Фонду таланты получали достойное образование, могли проявить себя в жизни и вставали на ноги, как сиротам находили родителей.
Политический рейтинг Солдата рос, президент тепло отзывался о нем и его работе.
Актриса продолжала царствовать в театре и при этом умудрялась активно работать в Фонде, помогая мужу в его деле.
Он не мог этого всего осознать. Он метался в четырех стенах своего тихого кабинета, не находя себе места. Он был готов отгрызть себе руку, лишь бы их жизнь пошла прахом.
Последний удар, последнее оскорбление, которое ему нанесла эта парочка, заставило его задуматься о радикальной мере – через год после первенца у Солдата и Актрисы родилась двойня, их поздравляла вся страна. С газетных страниц, с экрана телевизора, с монитора компьютера на него смотрели их счастливые улыбающиеся лица. Этого он простить им не мог. Не мог! Мерзкие счастливые твари! У них есть все! А он… он все потерял, его хрустальная мечта разбита ими, растоптана! Они сделали его несчастным!
Он впервые в жизни почувствовал себя глубоко несчастным. Когда-то давно, в юности, он чувствовал себя обделенным, чужим «на празднике жизни». Потом, когда он удачно женился, это ощущение, как он думал, исчезло навсегда. Но сейчас он испытывал чувство полного, глубочайшего несчастья.
Ни на секунду ему даже в голову не пришло, что в том, что он несчастлив, виноват только он сам. Он ясно видел цель для своей ненависти – счастливая молодая пара. Ну ничего, недолго им осталось радоваться, а ему – страдать. Не будет их – не будет страдания. Не будет их – и он сможет вздохнуть спокойно. Не будет их – он будет счастлив. Когда он принял это решение, ему стало легче дышать. Он возобновил свои прогулки, теперь, неспешно ступая по берегу синего озера, он обдумывал свой план во всех деталях. Через Интернет он изучал виды оружия, прикидывал, как ему осуществить свое намерение стать счастливым. Когда он с этим определился, один из его старых знакомых доставил ему заказ. Он рассматривал свое новое приобретение, взвешивал в руке, играл с ним, нюхал, иногда даже облизывал. Снова и снова представлял себе, как несколько бездыханных окровавленных тел падает на землю, заливая все вокруг себя кровью. Раз – падает Солдат, два – Актриса, потом – три, четыре, пять.
Представляя себе эту картину, он становился почти счастливым. В один из таких дней он встретил на прогулке игумена Анисима и пригласил его к себе в домик.
Они сидели в его кабинете, настоятель предпочел стакан чистой родниковой воды, а себе он заварил чай и поставил на стол хрустальную вазочку с вишневым вареньем. Солнечный свет заливал теплыми волнами его кабинет, варенье переливалось в хрустале рубиновыми искрами, ковер с густым цветочным рисунком был похож на летний луг. Он прикрыл глаза. Хорошо.
За неспешной беседой он выпил свой чай и заварил еще. И тут, впервые за все время, ему захотелось поделиться с другим человеком своими чувствами, своей грядущей радостью. Радостью, которую он создаст собственными руками. К тому же ведь существует тайна исповеди, или как там у них это называется… Ему нечего опасаться. И он рассказал. Всю свою жизнь. Все, что он помнил о своей жизни.
Пока он рассказывал, он выпил еще три стакана чая и никак не мог напиться – его мучила жажда. Он говорил, говорил, говорил, не мог остановиться – его мучила жажда, он никак не мог выговориться, не мог выразить словами, не мог излить всю свою ненависть ко всем этим счастливым людям, всем, кто в той или иной мере, форме, жизненном отрезке испытывал чувства любви, радости, добровольной принадлежности другому человеку, счастья дарить себя не оглядываясь, бороться за свою любовь, погибать в этой битве и снова возрождаться к жизни.
– Я ненавижу их всех! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – кричал, вопил, выл он. У него на зубах скрипел холодный песок. В его взгляде, голосе не осталось почти ничего человеческого. – Убью-ю-ю-ю! – он захлебнулся своим криком и затих.
Игумен Анисим медленно встал со стула, подошел и мягким движением плеснул ему в лицо прохладной водой. Он на пару секунд замер, а потом медленно открыл глаза – взгляд немного прояснился, он вытер мокрое лицо рукавом, вздохнул и откинулся на спинку кресла, продолжая молчать.
Игумен отошел и снова опустился на свой стул.
– Я выслушал вас, теперь немного расскажу о себе, – сказал настоятель. – Когда-то давно, практически в другой жизни, я был успешным, весьма успешным ученым и счастливым человеком – у меня была любимая жена. Вот только детей у нас не было. И я попытался исправить эту ошибку природы, как мне тогда казалось, с помощью науки. Мне это удалось, я тогда почувствовал себя богом. Вот только в своем заблуждении я не учел, что мои собственные желания или решения – это только небольшая часть жизни, только одна из ее линий. А о том, чего желает или что чувствует моя жена, – я не думал. Я не думал о том, что есть еще желания и решения других людей. В тот день, когда я добился результата, который стал настоящим прорывом в науке, моя жена изменила мне с человеком, который был ее первой любовью и который просто ею воспользовался. Когда моя жена забеременела, она не знала, от кого ребенок, – и это ее убивало.
Она мне рассказала об измене, и я не смог найти в себе силы, чтобы ее простить. Ребенок родился, я попытался сделать анализ ДНК, но по какой-то непонятной причине он был испорчен. У меня не хватило сил повторить его еще раз. Измена любимой женщины убила во мне любовь к ней. Девочку я полюбить не смог. Я попросил жену забрать ребенка и уехать. Она послушалась меня – они уехали на юг, в приморский городок, где у жены была какая-то знакомая женщина. Я исправно посылал им деньги, они ни в чем не нуждались.
Несколько раз я собирался поехать к ним – но так и не нашел в себе силы сделать это. Мое чувство к жене превратилось в пепел, а девочку я так и не смог не то что полюбить, а даже хотя бы просто свыкнуться с мыслью о ней. Это был парадокс: после ухода жены я почувствовал себя невыносимо одиноким человеком, но и жить с ней я не мог.
Прошло несколько лет, и мои денежные переводы стали возвращаться из-за отсутствия адресата. Я навел справки – оказалось, моя жена умерла, ребенка отдали в детский дом, но там девочка пробыла недолго, ее удочерили, и на этом ее след потерялся.
Когда я узнал об этом, то впервые за долгое время я почувствовал, что у меня живое сердце, – оно у меня заболело. Тогда я не стал искать девочку, я подумал: если у меня нет к ней чувства любви, то навряд ли ей нужен такой отец. Почему-то я был уверен в том, что Господь дал ей семью, в которой она счастлива. Я же оставил науку, завершил свои дела и ушел в монастырь, послушником.
Мне было необходимо почувствовать жизнь, понять, в чем ее смысл, в чем ее истина. Господь терпеливо ждал, когда я вернусь к нему из своего долгого путешествия по лабиринтам гордыни и нелюбви. Я вернулся к нему. Господь в милосердии своем дал мне полное счастье: он вернул мне мое дитя. Актриса – моя дочь. И мне не нужно никаких анализов ДНК. Мне было достаточно одного взгляда на нее, чтобы мое сердце ее узнало, когда она вместе с мужем приезжала к нам сюда по делам Фонда с благотворительной акцией. И мое сердце обрело покой и любовь.
