Ознакомительная версия.
Он не знал, что за липкая жидкость у него на руках и ногах, глаза слезились от желания рассмотреть что-нибудь в темноте. Не было ничего, ни вокруг, ни позади, ни впереди. Ничего не болело.
«Это шок, поэтому не больно, – размышлял Волков, – боль скоро придет. Нужно ползти к дороге и просить помощь».
Сколько прошло времени после его этой мысли – он не знал. Он услышал знакомый голос где – то здесь, рядом.
– Ты что же это, Волков, нарушения всякие нарушаешь? – надменно вопрошал его сослуживец Колька.
– Колька? Это ты? Что это? – Волков медленно приходил в себя.
Все плыло перед глазами, он пытался сфокусировать взгляд. Постепенно он рассмотрел стул, на котором сидел, стол, стены, утыканные приказами и рабочими телефонами. Это был кабинет №411, который занимал следователь Колька, его приятеля по службе.
– Что со мной, Коля?
– Да вот именно, Волков что это? Тебя за туфельками посылали?
– Посылали.
– А чего ж ты не поехал?
– Как не поехал? Машина в кювет, лось бежал… Ох, башка раскалывается. Стой. А что это у меня с лицом?
Волков увидел свое отражение в зеркало позади Кольки. В том то и дело, что с лицом все было в полном порядке, как и в целом со всем остальным. Хотя, он Волков прекрасно помнил, в какую передрягу попал.
– Не понял, – сказал он и подошел к зеркалу. – Это что, ничего не случилось что ли со мной? Ничего себе. Второе рождение почти, вот это повезло. Смотри, ни единой царапины.
Колька отошел к окну, с силой открыл форточку и закурил.
– Колька, а машина моя, машина целая?
– А чего ей сделается, стоит.
– Как стоит? где?
– А где ты ее оставил, там и стоит. В гараже.
– Не понял? Как в гараже? Я сел в машину и поехал. В это как его, в Елхи! Там я должен был взять туфельки…
– Нет, Волков. Машину ты не заводил, мы проверили. Ты вышел отсюда, а дальше все. Ни тебя, ни туфелек. А нашли мы тебя, помнишь, где?
– Не помню, где?
– В квартире, Волков. В квартире Елагиной, убитой ножом в правый бок. И нож Елагиной валялся в раковине, а на нем твои отпечатки.
Волков покачнулся. Накатывала тошнота. Колька стоял у стены, курил и, прищуриваясь, внимательно следил за реакцией Волкова.
– А ты чего это, Колька, на меня так не смотришь? – разозлился Волков. – Ты что думаешь, я дурак, пошел и какую-то Елагину ни за что убил? Ты же знаешь меня!
– Знаю да не знаю. Что там за история с отпуском? Бухгалтерша раскололась, мол, ты ей говорил, голова у тебя не на месте, отпуск по состоянию здоровья просил.
– Просил. Но не… Не убивал я Елагину. Наверное.
Волков почувствовал пустоту. Что-то происходило в его жизни, и уже далеко-далеко оказался и его дом, и будильник на 6.25 и Таисия Ивановна, и вся остальная жизнь.
– Слушай, – вдруг сказал Волков, – я ехал по этому как его, в Елхи короче говоря, ехал. Там указатель новый – дикие животные, видел?
– Что за чушь, Волков, какие дикие животные, их у нас отродясь не было.
– Вот! И я так подумал, удивился, а тут навстречу мне лось из кустов, я по тормозам дал и скатился к обочине, а потом машина перевернулась, дальше всё, бессознанка.
– Ну, конечно, пошел заливать, – усмехнулся Колька, – смотрю, так хорошо перевернулся, что ни одной царапины не получил.
– Я сам удивляюсь, Коля, как так могло получится! И машина моя не может быть целой. Не веришь мне? Посмотри, съезди, стоит знак! я же не придурок, или что ты думаешь, это я что ли?
– Ладно, – сказал, наконец, Колька, – ты иди пока, посиди, там, в камере. Может быть, чего и вспомнишь.
Волков сидел в камере и ждал. Потому что вспомнить он как раз ничего не мог.
Глава V, в которой Волков встречается с убитой
Волков перебирал в памяти: Шерлок Хомс, Эркюль Пуаро, Каменская, Колька. Все это были люди, которые занимались расследованиями громких и запутанных ситуаций. Как они это делали? Методы какие-то, дедукции.
Никаких методов Волков не знал, не помнил и вообще не обращал на это внимания. Вот бы сейчас, в камере хоть одну книгу про Шерлока Хомса почитать, может быть мозги бы зашевелились.
Вместо этого в голове всплывала зарплатная таблица: «Иванов не был на дежурстве 8 числа – пропуск, Костылев болеет, значит, определяем расчетный период за 24 месяца, а это значит, 730 дней… 730 дней помножить… помножить… черт, я же Елагину убил, какой тут расчетный период?! О чем я?!»
Мысли хаотично блуждали в голове Волкова.
«И все, расчетный период, делим начисленный заработок за расчетный период на 730, то есть 960 тысяч делим на 730, получается… Опять! Не то, не то», – нервничал Волков.
В их маленьком городе последнее убийство совершалось в 1943 году. В полдень 13 марта осмелевшая баба Нюра заколола оккупанта фашиста. Поэтому то, что произошло сейчас, возымело целую бурю последствий.
Утром дверь камеры заскрипела, Волков увидел бледное лицо Кольки с лихорадочно выпученными глазами.
– Давай, Волков, пошли, – сказал он.
– Куда?
– Поедем на квартиру Елагиной. Может, вспомнишь чего. Журналисты будут, – как будто даже обрадовался Колька.
Ехали недолго.
– Выходим, – подчеркнуто грубо рявкнул Колька.
Рядом с ним, на шпильках бодро вышагивала журналистка.
– Здравствуйте, гражданин убийца, – поприветствовала она Волкова и протянула руку, – Я – Олеся из «Рабочей Правды».
– Не убийца я, – буркнул Волков.
– А, ну да, – улыбнулась Олеся, – а вы знаете, я вот тут вопросики набросала, пока идем, давайте я вам поспрашиваю, хорошо? Вот, например, чем же Вам помещала убиенная? Скверная баба была, да? Все говорят. Ой, простите, сейчас диктофон включу. Так вот, скверная она была что ли? Раздражала Вас?
– Да не раздражала она меня, я ее вообще не знал, – оправдывался Волков.
– А, ну это такая метафора, понятно. То есть, знать ее не хотели. От любви до ненависти как говорится, один шаг.
– Какой еще любви? Что вы там несете? – удивился Волков.
– Как? Убийство на почве ревности, ясно же. У Елагиной же сосед тоже любовником был… Ой! Ну вы, извините меня, наверное лишнего наболтала. Сейчас расстроитесь еще. Ну не так уж она его и любила, можно сказать!
– Да мне нет дела до ее любовников, – отмахивался Волков и пытался собраться с мыслями.
Он все думал. Вот этот дом, желтый, старый. Строился военнопленными немцами. Двухэтажный старый дом. Космодемьянской, 7. Помнит ли он этот дом? Может ли быть такое, что никаких туфелек вовсе не было, а он взял и пошел вот сюда?
– Скажите, а это правда, что вы за ней еще в школе ухаживали? Цветы носили? – не унималась корреспондентка.
– Я?!
– Ну да, ваша одноклассница поделилась. Терентьева, помните такую?
– Таня? – удивился Волков. Причем тут Таня Терентьева? Девочка, которая списывала у него химию в 9 классе?
– Ну да, Таня. Говорит, вы всегда были такой рассеянный, пенал могли в классе оставить, а в нем записка, люблю, обожаю, цветы кому-то в школе все время приносили.
Корреспондентка продолжала щебетать. А Волков думал. Подъезд. Стены исписаны «Коля + Маша». Нет, не помнит он этих стен. Квартира с деревянной дверью №41. Ничего этот номер ему не говорил. Не мог быть он это, не мог. Мир сошел с ума. И, собственно, главное – кто вообще такая Елагина?
Колька легко толкнул дверь, и они вошли. В коридоре пахло чужой квартирой, старой мебелью и немного пылью.
«Кто же она такая», – думал Волков.
В комнате стоял старый советский диван, кресло, почерканный коричневый столик, на нем телефон, перевернутый стакан, блокнот и ручка. В другом углу импортный телевизор и сервант.
– Ну что, вспоминаешь? – безучастно спросил Колька.
Волков подошел к серванту. В вазочке лежала фотография 3x4.
– Это кто? – спросил Волков.
– Известно кто, – бросил через плечо Колька, – Елагина.
– Как??! – вскрикнула корреспондентка. – Вот черт! Вся версия рушится!
Олеся всплеснула руками, Волков успел заметить, что от обиды у нее раскраснелся нос.
С фотографии 3*4 на них смотрела старая женщина восьмидесяти годов от роду, с большой бородавкой над верхней губой. И Волков ее не знал.
Глава VI, в которой Волков становится знаменитым
Уже в камере, наблюдая за мухой, он услышал через маленькое окошко, как двое полицейских, вышедших покурить, смакуют эту историю.
– Так вот! Я тебе говорю, в деньгах дело было. Этот пришелец из космоса, он же в отпуск собирался, денег просил у бухгалтерши нашей, а она ему – бац! – и отказала, еще и премии лишила. Вот он старуху то и зарезал.
– Погоди, как так? Я читал, не зарезал он ее. Сегодня утром газету купил, там значит на всю страницу фото этого изверга и наше отделение.
– Вот, идиот, все отделение наше замарал.
– Ага. Так вот, не зарезал он ее, а отравил. Вроде как в школе любил он её неимоверно, хоть и старше она его была на 10 лет.
Ознакомительная версия.