Цаплер, как ледокол, проложил дорогу в клуб для дорогого гостя и повел его к одному из столов около сцены.
– Я вас усажу к группе «Ребята». Это Николай Воробьев, их лидер, и Вячеслав Малежик – гитарист. Ребята, а это наш гость, журналист…
– Виктор Митькиных, – представился Геша.
– Товарищ Митькиных только что вернулся из длительной командировки в Штаты, – продолжил Цаплер.
Все пожали друг другу руки и начали усаживаться, чтобы получше было видно сцену. Геша с интересом посмотрел на своих соседей по столику. Он помнил их по тем еще временам, хотя в жизни с «Ребятами» пересекаться часто не приходилось. Их лидер Коля Воробьев был среднего роста парень, очень похожий лицом на французского актера Алена Делона. Геша помнил, что Воробьеву хорошо давались (а он обладал приятным баритоном) песни из репертуара Клифа Ричарда и Пола Анки. Рок-н-ролл Николай пел скорее по-европейски, нежели по-американски, и тем отличался от остальных московских исполнителей, которые копировали Элвиса и Чака Берри. О Воробьеве ходили легенды еще и как о Самоделкине, который мог починить любую аппаратуру, сделать гитару и даже сшить джинсы. Лидер «Ребят» был одет в «самострок», но уверенность, с которой он все это преподносил, давала ощущение, что он модник.
Малежик был прикинут как-то совсем не «по-системному» – на нем был надет двубортный, серый в крапинку костюм, белую рубаху украшал ярко-красный с некрупными ромбиками галстук и на ногах у него были светло-коричневые туфли, ну с очень тупыми носами. Слава явно выделялся своим костюмом среди этой захиппованой публики. Это словечко появилось позже, но оно точно отражало желание молодых музыкантов соответствовать… Малежик выглядел не модно, но зато стильно, и это почему-то порадовало Гешу.
– А кто сегодня играет? – спросил Вольнов.
– Первая группа «Верная рука»… Думаю, что-то детсадовсконачинающее, а потом будут играть «Скифы» с Леней Бергером. Очень вам рекомендуем, – ответил Воробьев.
– Я обязательно послушаю все, мне очень интересно, тем более я так давно не был в Москве.
– У вас гитара? Вы играете?
– Думаю, что да…
– А что у вас за гитара?
– Это американский инструмент – «Тейлор». Может быть, я и не достоин его.
– А вы сегодня сыграете? – спросил Воробьев. – Вы кто, бард?
– Вообще-то я поклонник битлов… Пола Саймона… Слышали такого?
– Это который с Гарфункелем, вернее, Гарфанкелем?
– Ну да… Тот самый.
– Вечер может получиться интересным. А не побоитесь после «Скифов»? – спросил Воробьев.
– Посмотрим… А потом «Скифы» – это группа, а я спою что-нибудь в одиночку, но сначала Цаплер должен договориться.
– С Сушкиным и Абраменковым?.. Я пойду, замолвлю за вас словечко, – сказал Воробьев, отправляясь к кураторам от комсомола.
– А вы битлов на концерте видели? – спросил Малежик.
– Да, я видел их в Нью-Йорке на стадионе «Шей». Это грандиозно.
И Геша пересказал концерт, который видел на видео. Малежик, открыв рот, завистливо слушал его монолог.
– А как вы думаете, почему Джордж и Пол поют подпевки в один микрофон? Что, трудно поставить еще один?
– Знаешь, Слава, так тебя зовут? Наверное, когда-нибудь музыканты позволят себе поставить на сцену колонки, которые будут направлены на них, чтобы слышать, что они поют и играют. А так они поют вслепую, и, чтобы был баланс в подпевках, Джордж и Пол поют в один микрофон. А потом, может, это традиция так петь?
– Интересная мысль… А вы никому из великих об этом не рассказали?
– Слава, у меня другая профессия.
В это время к столику подошли Воробьев, Абраменков и подвели молодую, очень красивую девушку.
– Виктор, извините, не знаю, как вас по отчеству?
– Достаточно имени.
– Так вот, меня зовут Игорь Абраменков – президент бит-клуба. Мне отрекомендовал вас Коля Воробьев. Я надеюсь, вы порадуете нас и споете что-нибудь.
– Буду счастлив, – ответил Геша.
– Мужчины, – обратился Абраменков к Геше. – Я думаю, девушка по имени Нателла украсит вашу компанию?
– Конечно, все будем за ней ухаживать, – откликнулся Малежик.
Воробьев помог Нателле усесться, а Геша, глядя на новую гостью, замер от удивления. Рядом с ним сидела девушка почти точная копия его недавнего увлечения.
Девушка Ксения, которую он называл Сенька, Семен Александрович, унаследовала от своей матери Нателлы Гиевны стать и красоту. Эти глаза с поволокой, высокая грудь и уверенный взгляд, пронизывающий до самых потаенных участков души.
Нателла знала себе цену, а Гена знал ее, как маму его девочки, его Семена, от которой он потерял голову и лишь недавно ему ее (голову то есть) вернули, сочетавшись законным браком с каким-то олигархом-лайт. Но пару лет были его, и Сенька баловала его своей благосклонностью, а он ее снисходительным вниманием и не очень частыми подарками. Она боялась его, боясь упустить время, когда девушки выходят замуж, а он боялся начать сравнивать Сеньку с женой и явно не в пользу жены. А Нателла? А Нателле он нравился, это он почувствовал сразу, когда Сеньке вздумалось познакомить его со своей мамой после одного из концертов.
– Вы знаете, Гена, мне кажется, я вас давно знаю и даже чувствую, как…
– Нателлочка, такая уж у нас планида – нравиться женщинам.
Геннадий снова улетел в двадцать первый век.
– Да, вы нравитесь и дочери, и мне. Вас не пугают такие страсти-мордасти? – кокетливо поинтересовалась Нателла, улучив момент, когда Ксения отлучилась на кухню и они остались вдвоем.
– Уж и не знаю, – отвечал Гена, поглядывая на располневшую, но все еще очень интересную Нателлу Гиевну.
Вольнов вернулся в кафе «Молодежное» из своего далекого далека.
– А группа «Космонавты» будет сегодня в клубе? – спросил Гена, стряхивая с себя наваждение.
– Я с ними созванивался, – ответил Воробьев. – Они должны быть все, кроме Вольнова. Гешка заболел.
«Интересно, – подумал Геннадий, – это предусмотрительность Треча или как? А то было бы раздвоение личности… Смог бы выдержать мальчик известие, что он со временем вступит в сговор с дьяволом? Нет, мне определенно симпатичен этот Треч…»
Геша взглянул на Нателлу и спросил, не хочет ли она что-либо заказать. Она попросила кофе. Вольнов подозвал официанта и заказал два кофе – для Нателлы и себя.
– Ребята, – обратился он к Воробьеву, – что-нибудь заказать вам? Я угощаю…
– Ну если вы угощаете, то я бы выпил пятьдесят коньяка и кофе, – откликнулся Воробьев.
– Слава, а ты?
– А мне, пожалуй, тоже кофе и пару бутербродов, а то я с утра ничего не ел.
Официант ушел, Воробьев поднялся, сказав, что хочет покурить, и позвал Малежика составить себе компанию. Геша и Нателла остались вдвоем за столиком.
– Ну, рассказывай, как живешь, где учишься? – начал беседу Геша, обратившись к Нателле.
– В Стали и сплавов учусь, на втором курсе.
– Отличница поди?
– Какой там… Сейчас хвост надо сдать за прошлую сессию.
– Не беда, сдашь, а сюда как попала?
– А кавалер пригласил, Игорь… Помните, он меня к вашему столику подвел.
– И чего, нравится кавалер-то?
– Да нет. Он уж не знает, чем меня завлечь. Вот притащил на модную вечеринку. Сюда все хотят попасть, я и согласилась.
Нателла замолчала и зачем-то начала поправлять волосы.
«Как же она похожа на Сеньку… Прическа другая, а так… Даже глазами часто-часто моргает, что ее делает такой беззащитной… И чуть заметные волосинки над верхней губой, как у Сеньки. Ну да, они же грузинской крови.
И роман у мамы, как и у дочки, был с мужчиной значительно старше ее. Сенька говорила, что даже не роман, а одна единственная встреча, по которой Нателла сверяет все свои чувства. От той встречи у нее остался лишь клочок бумаги, на котором какие-то сумбурные слова от исчезнувшего (а может, сбежавшего) возлюбленного. Но она его помнит и любит. Странные все же существа женщины…» – размышлял Вольнов.
Геша улыбнулся, вспомнив, как прокомментировал Сеньке эту историю, сравнив маминого героя с Остапом Бендером и его расставанием с мадам Грицацуевой, когда тот подписал прощальную записку – твой Суслик.
– Нателл, а какую музыку ты любишь?
– Так, чтоб до обморока, никакую, а так… ну, наверное, на меня воздействует весь комплекс ощущений: мелодия, слова, голос и внешность исполнителя. Вот ваша внешность мне импонирует, потом споете, и я вам все расскажу.
– Это ты что, со мной заигрываешь? – лукаво спросил Геша.
– Что вы? Обычно со мной заигрывают, а я мужчинам говорю всегда, подчеркиваю – всегда, правду. Вот вы мне явно нравитесь, вы необычно выглядите, в вас читается мужчина и, наверное, вы талантливы. Кстати, а что вы будете петь?
– Знаешь, я пишу песни и вчера специально для сегодняшнего сейшена придумал новую… С утра весь день учил, надеюсь, что не заблужусь в словах.
– Любопытно… Почему-то вспомнилась история любви Гёте, пожилого Гёте и юной девочки, вроде Гретхен.
