Соломаху тут вовсе скрутило в три погибели. А поскольку песня как раз кончилась, то всем пришлось громко аплодировать, чтобы его хрюканье не было услышано капитаном и неправильно понято.
– В принципе, нормально, – подытожил Дидим. – Еще часок-другой порепетировать…
– Некогда, Дидим, – притворно загоревал Папкин. – И хотелось бы, но надо столовую проверять. Соломаха, неси шинель.
Дидим аж взвыл:
– Нельзя без репетиций, товарищ капитан! – и бухнул, не удержался: – Точно ведь – облажаетесь!
Но Папкин, чувствовалось, все еще пребывал в мире волшебных звуков, поэтому ефрейторское хамство пропустил на сей раз мимо ушей, только улыбнулся мечтательно:
– Сегодня, Дидим, сам генерал с супругой будут. Так что успокойся – спою как надо!
И Дидим понял, что настаивать бесполезно, – капитан уже грезит о своем звездном часе, может, даже в смысле большой майорской звезды на погоны.
Соломаха не стал, вопреки ожиданиям Папкина, помогать тому облачиться – просто сунул шинель и поспешил к друзьям.
– Дохлый номер, – огорченно развел он руками. – Зернышко, ты в какой карман печать сунул?
– В левый, кажется, – ответил несчастный Вася.
– Угу, точно – в левый, – утвердился в подозрении Соломаха. – Там внутри дырища – во! Печать, значит, за подкладку завалилась, сразу и не достать.
Шкарупа застонал протяжно и безнадежно:
– А ключи-то теперь куда…
– Спокуха! Еще не вечер, – встрепенулся молчавший до того Серега. – Ключи пусть у тебя будут, сам Ваня их вряд ли хватится. Главное, к штабу его пока не подпускать.
И вдруг заорал на весь клуб, с явным расчетом, чтоб слышал и уходивший Папкин:
– Дидим! Мы – в чепок, давай с нами!
Солдатская чайная, носившее непонятной этимологии название «чепок», дышала ароматами булочек и какао через дорогу от столовой, так что капитан Папкин и группа захвата печати двигались параллельными курсами.
– Слышь, Серый, а зачем мы в чепок? – забегая вперед, спросил Шкарупа.
– Горе твое какавой заливать, – ответил жестокий Соломаха.
А Серега остановился и начал отдавать команды:
– Так. Ты, Шкарупа, с нами вовсе не идешь. Тебя вообще уже в штабе обыскались, наверное. Дуй туда, твоя задача – бдеть в оба. Если кому-то печать нужна будет, пресекай поиски любым способом. А мы тут без тебя управимся.
Шкарупа поплелся прочь без особой веры в их успех. Серега продолжал распоряжаться:
– Ты, Зернышко, проштрафился и на булочки тоже пролетел. Иди за Папкиным в столовую, следи за ним, действуй по ситуации и нам докладывай.
Когда приятели остались втроем, Серега спохватился:
– А деньги-то есть у кого?
– Есть, но они немножко и Зернышкины тоже, мы вместе одно дельце провернули, – сказал Соломаха.
– Пошли в чепок, там расскажешь, – прервал Серега. – Будем сидеть в засаде с комфортом, Папкин сам на нас скоро выскочит.
– Разумно! – сказал Дидим.
И Соломаха согласился: хорошо придумано. Потому что, если о любви Папкина к вокалу знали все-таки немногие, то его любовь к сладким булочкам из солдатской чайной известна была чуть не всякому, кто там хоть раз бывал.
Дело не в том, что был капитан какой-то особенный сладкоежка, – просто он копил на машину. Точнее, копил даже не он, а Галька-стерва. Сам Ваня не очень-то был и уверен, что машина им так уж необходима. От дома до части и назад, особенно выпивши, его вполне устраивал служебный автобус, а суровой степной зимой ездить эти жалкие километры на своей – и вовсе не резон, дольше будешь заводиться.
Если брать полигон в целом, то пространство, конечно, обширное. Только ехать в этой скудоумной местности было особо некуда. Болтаться же по ней без лишней надобности на гражданских «жигулях» не приветствовалось. Да и коварные норки сусликов – верная смерть отечественной подвеске.
Но на Ванины робкие вопросы Галька моментально ответила: «Молчи, дурак, раз ничего не понимаешь!»
А чего тут понимать-то… Ваня наперед знал, что, во-первых, она себе жизнь испортила, выйдя за него, во-вторых, сосед по дому Хитрый Глаз уже год как купил, а он всего лишь зампотех, а ты, хоть и дурак, но – замполит!
Ваня сдался, и они стали копить. От этого в доме стало немного голоднее. Не то чтобы уж совсем одни макароны без подливы, но капитан постепенно заметил, что домой в обед ездить стало не так и насущно. И почти перестал.
Вместо этого Папкин решил регулярно инспектировать качество солдатских обедов. Оно его неприятно поразило, но должность замполита обязывала.
Вот и сейчас, пройдясь между длинными столами, Папкин сделал несколько замечаний старослужащим в смысле культуры и этикета, вслух одобрил плакат «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори!» и заметил пустое место подле рядового Марасулова.
– Кушай, Марасулов, кушай! – ласково сказал Папкин и присел рядом.
Кушал Марасулов не очень красиво, смешав у себя в миске сразу жидкое первое без названия с ячневой кашей и сильно чавкая. На секунду у Вани в душе всколыхнулось что-то темное, но он опять вспомнил, что замполит, и усилием воли подавил позыв плеснуть Марасулову в миску еще и бледного киселя. Отвел взгляд в сторону и удивился:
– Марасулов!! Ты и это кушаешь?! – Папкин брезгливо качнул плоскую алюминиевую тарелку, на которой задрожали-затрепетали в ответ серые куски вареного сала. – Но как же?.. – И капитан неопределенно ткнул пальцем куда-то вверх.
Марасулов мельком глянул на потолок, потом – на капитана, так что тому вдруг вспомнились виденные еще в училище кинофильмы про борьбу с хитрыми баями и коварными басмачами.
– А куда он смотрель, когда меня сюда забирали? – коротко и по-восточному мудро ответил Марасулов и снова усиленно заработал ложкой.
Папкину ответить было нечем, да и не хотелось. Хотелось есть, честно говоря. Ваня брякнул в миску половник сухой желтой каши, пару шматов сала и стал ложкой растирать все до достижения ровной консистенции и приемлемых вкусовых ощущений.
Капитану помнилось с чувством легкого стыда, как однажды, день на третий своих инспекций, он устроил-таки в столовой полную эскападу, и что из всего в итоге вышло.
– Это – бигос??!! – орал Папкин, срываясь на фальцет, и тряс под носом столовского прапора миску с подгнившим листиком капустки в одиночном плавании.
– Бигос, – отвечал тот, воротя морду, как пугливая лошадь от незнакомой торбы, и стараясь не вдыхать.
– Это – не бигос! – еще больше распалялся Ваня. – Это… Это… И ты – не прапорщик, а вор и скотина!
Уже невменяемый в праведном гневе, Папкин велел подвернувшимся под руку солдатам забрать с кухни баки с бигосом, построил всех и повел под личным конвоем в политотдел, впереди пустив красного от злости прапорщика.
Так они и шли по степи, а потом через весь городок, и им все уступали дорогу, переходя на другую сторону улицы, – не только жены комсостава и секретные физики, но даже военные патрули. Потому что про крышки к бакам Ваня забыл, а мстительный прапор подсказывать не стал.
В помпезное, еще бериевских времен здание с колоннами всю эту процессию с химическим оружием массового поражения, конечно же, не пустили. Поставив баки в чахлом скверике у входа, принюхавшиеся уже солдаты курили рядом, с интересом дожидаясь развязки. Папкин с прапорщиком вернулись достаточно быстро. Теперь Ваня был красный, как свекла, а прапор – ничего, заметно повеселел. Солдаты тихо матерились, поняв, что бигос им придется переть обратно, вылить здесь не разрешат.
Что дословно там, внутри, сказали, так никто и не узнал. Да и ладно. Погоны капитана остались на своем месте, прапорщик – на своем. И в столовую Ваня ходить не перестал, но вел себя сдержаннее.
Уныло проглотив без аппетита несколько ложек каши, ставшей его стараниями похожей на солидол, Папкин встал и запахнул шинель, даже не заметив поспешно отскочившего Зернова, который во время недолгой капитанской трапезы увивался сзади в надежде на нечто практически неисполнимое. Васе страшно хотелось ловким подвигом оправдаться перед друзьями, но он так и не смог придумать, как на виду у всей столовой залезть за подкладку шинели живого капитана. Теперь оставалось только четко исполнить последнюю часть приказа – поспеть с докладом в чайную раньше Папкина, который явно намылился туда же.
Чайная, хоть и именовалась солдатской, но рассиживались здесь, в основном, только те сержанты и старшины, что имели в довесок к законной десятке-другой жалованья еще и побочные доходы с сомнительных порой операций. Именно о такой афере Жукову теперь без утайки рассказывали Дидим с Соломахой, завалив столик внушительным количеством булочек и бутербродов («Чем больше, тем лучше», – распорядился Серега). Накануне они удачно сбыли проверенному гражданскому клиенту внушительную стопку листов ДВП и даже фанеры, которой гражданин, озабоченный то ли домашним ремонтом, то ли какой-то стройкой, обрадовался отдельно и не стал скупиться при оплате.
