К пятому курсу, к финалу вузовской жизни, наша группа подошла, изрядно траченная временем. Многие студенты отстали на пути к диплому. Кто-то запутался в зачётах и коллоквиумах, соскользнул в армию, даже в страшный и далёкий Афганистан, а кто-то увяз в обременительном замужестве. Женатых студентов придавили детские болезни, бесконечные стирки, борьба с безденежьем, и учёба у них отошла на второй план. Такие ребята брали академические отпуска. К нам же примкнули те, кто вернулся из «академов». Мы их приняли, но не слились, как прежде на первом курсе, воедино. Такой широкой, безраздельной и безоглядной дружбы уже не получалось. Сложились небольшие компании по интересам и жизненным задачам. Кто именно, из какой группировки, следил за нашей парой столь пристально, мне было безразлично.
А вот то, что мой Юра стал объектом глумливого спора, меня серьёзно зацепило. Я решила, что спорщики должны остаться с длинным дурацким носом.
Вскоре я спросила Юру:
– А почему ты не делаешь мне предложения?
– А ты считаешь, уже пора? – спросил он.
– А почему нет? Уж не надоела ли я тебе? Не бросишь ли ты меня прямо на выпускном балу? – нарочито придирчиво поинтересовалась я.
– Ну, что ты такое говоришь, Аня! – возмутился Юра.
– Так почему замуж меня не зовёшь? – настаивала я.
– Ты, правда, хочешь? – спросил Юра.
– Хочу! – коротко и капризно заявила я.
– Чего хочет женщина, того хочет бог! – с восторгом сказал мой замечательный Юрка.
Вот так я женила его на себе, вернее, подтолкнула к решительному шагу. Мы потопали с Юрой в ЗАГС писать заявление.
Тот, кто делал ставку на моё вероломство, проиграл пари. На выпускной вечер мы явились законными супругами.
Марина, пожалуй, была права. Юрка скоропалительно переговорил с матерью о наших планах, а Светлана Леонидовна заподозрила беременность. Наше скороспелое решение она не смогла оправдать ничем другим.
Примерно через год после свадьбы свекровь стала проявлять интерес противоположного свойства. Она пригласила нас к себе и в лоб, без реверансов, задала мне прямой вопрос:
– Ты когда беременеть собираешься?
– Мы не торопимся… – начала я рассуждать.
– Зачем ты замуж выходила? А может, ты бесплодна? Тогда надо проверяться и лечиться! Так несерьёзно ко всему относитесь! Родили бы мальчика. Назвали бы Никита.
– Почему Никита? – удивлённо спросил Юра.
– А мне Никита Михалков очень нравится! – заявила свекровь. – Я посмотрела фильм «Жестокий романс», и просто влюбилась в него!
«Она влюбилась, а я причём?» – подумалось мне тогда. Но я ещё не знала, что свекровь неизменно ошущала себя в центре мироздания. Проще говоря – пуп Земли.
Светлана Леонидовна всегда рассуждала очень серьёзно и назидательно. Чувство юмора у неё отсутствовало. Чувство такта тоже. Делиться с ней интимными подробностями мне решительно не захотелось. Присутствие свекрови всегда лишало меня говорливости и красноречия. А кое-какая проблема у нас с мужем действительно имелась…
Вначале нашей супружеской жизни мы аккуратно предохранялись. «Надо пожить для себя, обустроиться» – именно так мы рассуждали. Но прекрасный случай заставил изменить взгляды.
Как-то в гостях, посреди вечера я упустила мужа из виду. Прошлась по комнатам и нашла Юру рядом с пятилетней девочкой, дочкой хозяев. Оба увлечённо играли! Девчушка верховодила, а он с удовольствием подчинялся. Захмелевший Юра послушно укладывал спать кукол и пупсов. Я полюбовалась их трогательной возней и поняла, что пора заводить собственного ребёнка. Муж созрел для отцовства.
Сама я тоже ощущала неведомые ранее позывы женской плоти. Мне остро захотелось пережить процесс вынашивания и рождения ребёнка. Я была готова стерпеть боль, раздвижение костей, напряжение тела. Я прислушивалась к себе и удивлялась. Меня мутило от желания иметь младенца, как от внезапного вожделения. Я сама созрела для материнства.
Тем временем Юру призвали в армию офицером. Мы уехали в казахский городок Кустанай к месту службы. Я звонила маме каждую неделю и признавалась, что нам не удаётся зачать ребёнка в этой казахской степи. Пролетал месяц, другой, третий, но забеременеть не получалось. Мама что-то советовала из набора нехитрых народных методов, просила не огорчаться, желала любви и согласия. Она даже выслала мне копию «Камасутры», размноженной на копировальном аппарате «Эра». Но индийский трактат тоже не помог забеременеть. Я нешуточно нервничала, и призрак свекрови, строго вопрошающей о бесплодии, являлся в видениях.
Я так чутко вслушивалась, так ждала зарождения новой жизни, что у меня развились какие-то особые сенсорные способности и тайные ритуалы. Каждое утро, натощак, я направляла проникновенный взгляд внутрь себя. Я мысленно скользила по влагалищу к шейке матки, продвигалась внутрь этой грушевидной мышцы и при этом осторожно пальпировала свой живот. И однажды я почувствовала свою беременность! Я просто ощутила это чудо внутри! Я вдруг поняла, что уже не одна, уже вынашиваю именно дочь. И не ошиблась!
Но расслабленно радоваться было рановато. Вскоре выяснилось, что у нас с Юрой разные резус-факторы крови. У него первая группа и положительный резус, а у меня первая, но резус отрицательный! Говорят, таких людей, как я, примерно пятнадцать процентов от общего числа народонаселения Земли.
Моя исключительность ликования не вызывала. Плод активно отторгался организмом. Пришлось лечь в больницу. Я хотела сберечь маленький комочек внутри себя – во что бы то ни стало.
Город был чужой, мама и подруги далеко, но мне невероятно повезло с лечащим доктором. Её звали, как последнюю российскую императрицу из династии Романовых – Александра Фёдоровна. Статная красавица и умница, она очень помогла мне, как профессионал и как чуткая, мудрая женщина.
Рожать Машу я поехала домой. Юра остался дослуживать положенный срок. Командир полка сказал ему:
– Жена офицера Советской Армии – высокое звание! Должна быть готова ко всему! В том числе и к родам без мужа! У меня оба сына родились в моё отсутствие – ничего, растут!
Мама шутила и дразнила меня дирижаблем. Живот мой, и так огромный, рос не по дням, а по часам. Кожа натянулась, как на барабане. Зима закончилась, но март в наших краях холодный месяц, а я уже не вмещалась в свою дублёнку. Папа распорол старую мамину мутоновую шубку и за пару вечеров наскоро смастерил мне вполне приличное временное одеяние. Таким меховым дирижаблем я и прогуливалась по улицам, нагуливая аппетит и гемоглобин.
Однажды я встретила мою любимую Беату Мариановну. Полноценно обняться помешал большой живот. Она только ласково поцеловала меня в щёку. Мать Олега стояла рядом, смотрела прекрасными влажными глазами, обволакивая добротой и чуткостью. «Как же я скучала без неё! Как же я прожила столько долгих месяцев вдали от этой милой женщины!» – думалось мне.
– Какая ты красавица! – похвалила она. – Такое одухотворённое личико! Вся кругленькая, миленькая обаяшечка! Как же мы давно не виделись, моя дорогая девочка!
– Я счастлива видеть вас! Как вы поживаете? – вторила я. Рядом с ней я становилась привычно словоохотливой!
– Лежала в больнице, – начала она невесёлый рассказ. – Меня ведь парализовало, представляешь? Сёстры ухаживали за мной. Сейчас ничего, нормально, поставили на ноги. Спасибо врачам. Мне нельзя расслабляться и болеть. Ведь Костик подрастает, окончит школу в этом году. Будет в институт поступать. Надо ему помогать.
– А я вот скоро рожу, – сообщила я, немного смущаясь своей неуклюжести.
– Я вижу, моя хорошая. Завидую твоей маме – она будет счастливой бабушкой. А я уже только от Кости могу ждать внуков, – грустно сказала Беата Мариановна. – А ведь как хотела, как мечтала…
– Олег пишет? – решилась я узнать.
– Да, пишет, но им редко разрешают посылать письма, – ответила она. – Анечка, девочка, будь счастлива! Помни, мы любим тебя все – Джек, Вера, бабуси наши. Часто тебя вспоминаем. Ты всё сделала правильно.
– Мне вас не хватает! – отчаянно вырвалось у меня. – Я тоскую без вас! Я скучаю!
– Знаю, деточка, то же самое чувствую сама, – призналась и она. – Но что делать, мой старший сын нам с тобой все карты спутал. Расклад теперь другой. Разве мы такое загадывали? Вот ведь не зря говорят, что от тюрьмы, да от сумы не зарекайся, правда? Но всегда мнится, что эта народная мудрость не про тебя. А до беды всего лишь шаг! Всё-всё, Аннушка, иди, деточка домой! У тебя глаза на мокром месте! Тебе расстраиваться нельзя! Ты уж прости меня.
Она достала платок, заботливо промокнула мне глаза. Я успела поцеловать её протянутую руку буквально на лету.
– Скоро тебе станет некогда думать о других. Всё время займёт новый маленький человечек. А ты постарайся быть хорошей мамой, люби ребёночка, но воспитывай строже! – напутствовала милая Беата Мариановна. – Не плачь! Помни – ни один мужчина не стоит женских слёз. Всё, иди!
