– Добрый вечер, – Саша приветливо улыбнулась, как будто встретила старого знакомого, которому рада.
– Добрый вечер.
– Что ты так на меня смотришь, как будто привидение увидел?
– Просто не ожидал.
– Почему? – Саша попыталась изобразить удивление. Ее волосы развевались на ветру. На бледном лице играл румянец. – Мы все еще живем на одной планете.
В этот момент Прохорову стали очевидны две вещи. Первая – он все еще влюблен в Александру. Вторая – он никогда не сможет простить ей предательство. Это означает невозможность возобновления отношений. Впрочем, весьма вероятно, что она и не думала об этом, предлагая ему свой чертов зонт. Взяв девушку за локоть, он деликатно предложил ей отойти от дверей. Саша не сопротивлялась.
– Я же просил тебя больше не попадаться мне на глаза, – Прохоров пошел в атаку, желая таким образом скрыть свое волнение.
– Я здесь не ради встречи с тобой.
– Согласись, ты могла бы не окликнуть меня, – Дмитрий Ильич цеплялся за слова, как за спасательный круг.
– Не могла. Это была единственная возможность сказать тебе, что ты еще тот блюститель нравственности!
– Что ты имеешь в виду?
– Встречаешься с молодой девушкой, даешь ей надежду, а сам на стороне потрахиваешь замужнюю женщину! – Саша говорила тихо, но четко. Так, что каждое слово пощечиной било по багровым щекам Прохорова.
– Да как ты смеешь! – забыв о ливне, Дмитрий Ильич решительно шагнул из-под навеса. Холодные капли обожгли горящее лицо. Казалось, до машины так далеко, а сзади бежала Саша. Он слышал быстрый стук ее каблуков. Она поравнялась с ним, но так и не открыла зонт.
– Ты же говорил о любви, а сам детей на стороне плодил, – Александра щелкнула языком. – Все вы мужики одинаковые. Один в подъезде под юбку лезет, другой – в постели, а суть одна.
– Суть одна, удовольствие разное! – выпалил Прохоров. Он не хотел ввязываться в долгий разговор, потому что был уверен: за ними наблюдают из окон ординаторской. Медсестры доложат Светлане, а той нервничать нельзя.
– Жениться, говорят, собрался?
– Собрался.
– Ей прощать нечего? Чистая и непорочная? – Александра остолбенело уставилась на его гневное лицо. – Пожалеешь, да поздно будет!
Чего она добилась? С Гришей все, как всегда, напыщенно, сексуально, бесперспективно. Сумасшедшие отношения стали тяготить. Отказаться от них трудно, продолжать в том же духе – невозможно. Ни о какой свадьбе не могло быть и речи: оба получали удовольствие от секса. Саша не представляла Григория в роли мужа, он ее – соответственно в роли жены. Однажды он открыто сказал об этом. Александре стоило усилий скрыть обиду. Хотя, поразмыслив, она решила, что все логично: рано или поздно все закончится. Движение в тупик, обезличивание, пустота – вот неполный перечень ощущений, испытываемых Сашей за последнее время.
Разрыв с Прохоровым заставил ее посмотреть на происходящее другими глазами. Ей было невыносимо больно и стыдно, но, самое страшное, если бы предложили все начать сначала, она вряд ли бы отказалась и от коротких отношений с Гришей, и от Будникова с его цинизмом. Александре нравилось это безрассудство, правда, при условии мощного тыла и возможности отступления на хорошо укрепленный плацдарм. Этим плацдармом был Прохоров. То, что она по глупости потеряла его, злило Сашу. Смириться с тем, что он достанется женщине с двумя детьми, повязавшей его своей случайной беременностью, она пока не могла. Эти мысли выедали ей мозг.
Лескова уже много раз подстраивала встречу с Дмитрием Ильичом, но его все время опекала Светлана. Эта дородная блондинка тщательно следила за своим счастьем, охраняла его. Только ее занятость бракоразводным процессом помогла Саше застать Прохорова одного, без сопровождения.
– Что ты на меня так уставился, как будто видишь впервые?! – не замечая, что промокла до нитки, Александра провела пальцем по крыше «Жигулей» Дмитрия Ильича.
– Нам не о чем говорить.
– Так чем же она лучше? – усмехнулась Саша. – О невинности забыла, небось, лет двадцать назад. Представляю, сколько она успела за это время!
– У каждого свой отсчет, – спокойно ответил Прохоров.
Открыв дверцу, сел на водительское сиденье. Дрожащими пальцами попытался вставить ключ в замок зажигания. Получилось не с первой попытки. Саша осторожно постучала пальцем по стеклу. Но машина начала движение. Отступив на пару шагов, Лескова подняла руку и помахала Прохорову вслед. Она не была уверена, что тот смотрит в зеркало заднего вида. Просто автоматически попрощалась со своими надеждами и планами на примирение. Этот мужчина для нее безнадежно потерян. Прохоров на нее нестерпимо зол. Он был готов разорвать ее за пренебрежительное отношение к Светлане, к себе, их будущему ребенку. Она не имеет права никого осуждать, ее мнение его не интересует!
Сколько лет прошло с того дождливого холодного дня? Чуть меньше двадцати. Столько событий… Дмитрий Ильич ощутил всепоглощающую пустоту. Она безжалостно затягивала в свой круговорот его жизнь, его самого. Наверное, и Светлану тоже, но как же он устал от необходимости быть с ней рядом. Он так и не полюбил ее. Даже рождение Илюши ничего не могло изменить. Сердце Прохорова было отравлено любовью к Саше, к ее молодости, красоте, бесшабашности. Все-таки странно, что тогда, стоя на лестнице, он не спустился к ней, не дал о себе знать. Тогда бы ничего не произошло. В том наглом юноше он бы не видел соперника. Просто еще один несчастный, попавший в капкан обаяния очаровательной девушки. Вместо того, чтобы прятаться и трусливо подглядывать, нужно было бороться за свое счастье, а потом, когда она просила простить, почему он уперся? Гордость, достоинство, доверие, уважение, любовь – все это перевесило сердечную муку. Он упал в объятия Светланы, даже не подумав о том, что она может оказаться не такой простушкой, как Александра. Взрослая женщина заполучила его всего, без остатка, не приложив к этому особых усилий.
Маскарад, в котором оба играли примерную супружескую пару, длился почти двадцать лет. Светлана не могла не понимать, что ему никогда не было с ней по-настоящему уютно. Он пытался уговорить себя, но его хватило ненадолго. Разве можно заставить сердце молчать? Но Прохорову удалось невозможное. Он даже почувствовал себя счастливым, когда привел в свой дом Светлану. Не нужно ничего усложнять. Живи и радуйся каждому дню. Любимая работа, жена, ожидание ребенка – чего же еще? Только очень скоро Дмитрий понял, что в работе полный застой, чувство к жене основывается, скорее, на осознании своего долга перед ней, ребенком, а любовь к Илюше стала чем-то вроде неизлечимой болезни.
Мальчик рос, а Дмитрий Ильич пытался остановить время. Он хотел, чтобы его сын как можно дольше зависел от него, нуждался в нем. Он сам купал его, по утрам варил каши, после работы торопился домой, чтобы выйти с коляской и насладиться минутами полного единения. На работе все знали, что о сыне доктор может говорить бесконечно. Он стал его отдушиной, смыслом жизни. Малыш доверчиво и радостно смотрел на него голубыми глазами, и Дмитрию Ильичу казалось, что весь мир принадлежит ему, и этот мир – в глазах его сына.
Светлана сначала очень гордилась тем, что отец так дорожит сыном. Такие близкие доверительные отношения редкость, но со временем она начала ревновать. Илья отнимал у нее мужа, занимая все его свободное время. Прохоров брал его с собой на охоту, рыбалку, во всевозможные походы, а она оставалась дома и ждала их возвращения. Дмитрий Ильич не сразу почувствовал изменения в настроении жены. Понадобилась еще пара лет, чтобы он понял: Светлана потихоньку пьет, заливая спиртным только ей известные проблемы. Сам Прохоров считал, что повода для грусти и отчаяния нет: он хранит верность, заботится о ней, сыне. Разве не ей принадлежат слова, что только с ним у нее появилась настоящая семья. У нее был опыт. Она знала, о чем говорит. Разве можно было от него требовать большего?
Попытки поговорить по душам ни к чему не привели. Невозможные идеальные отношения, о которых мечтал Прохоров, так и не прижились в его семье. А теперь, когда Ильи не стало, нет смысла поддерживать видимость благополучия. Их со Светланой связывал только сын.
Дмитрий Ильич сел за стол и взял в руки фотографию Ильи. Он не знал, что совсем недавно Светлана в пьяном отчаянии прижимала к груди такую же фотографию с траурной ленточкой на углу рамки. И точно так же раздался звонок в дверь, открывать не хотелось, но кто-то был очень настойчивым. Прохоров прижал ладони к ушам. Он никого не ждал, но кто-то был уверен в его присутствии и давил на звонок беспрерывно. Наконец, открыв дверь, Дмитрий Ильич оторопел: шатаясь, на лестничной площадке стояла его жена. Она держалась за перила, что помогало ей сохранять равновесие.
– Не ждали? – громко спросила она и, запрокинув голову, рассмеялась.
– Заходи.
– А я не спешу, – пьяно качая указательным пальцем, Прохорова состроила презрительную мину. – Или ты стесняешься меня, милый? Боишься, что соседи увидят? Хочу постоять здесь!
