Прохоров вскинул на нее недоуменный взгляд. Совсем голову потеряла. Разве можно обижаться на нее такую. Ее страданий никому не понять.
– Так вот, я всегда ждала, пока мама снимет пенку, – продолжала Светлана, – и с наслаждением ела ее чайной ложечкой. А пока Илюша рос, он никогда не делал этого. Сколько раз предлагала ему – попробует, плечами пожмет, мол, ничего особенного. Меня это злило, как будто от такой мелочи зависело наше взаимопонимание. Сейчас я понимаю, как была глупа. Сколько таких мелочей, пустого… Если бы вернуть все назад… Наши дети никогда не будут такими, как мы. Мы злимся на них, а на самом деле, просто не можем примириться с собой.
Прохорова поднялась, вышла из кухни. Дмитрий с удивлением заметил, что она надевает босоножки.
– Куда ты, Света?
– Домой. – Она вытерла слезы. Ни всхлипов, ни придыханий.
– Поедешь завтра со мной на кладбище?
– Нет, не поеду. Мне от этого не легче. В первые дни было, а теперь – нет, – твердо ответила Светлана, потирая пальцами лоб. – А я вспомнила, зачем приходила.
– Слушаю тебя.
– Когда он родился, я поняла, что меня больше нет.
– Не понимаю!
– Для меня это был такой стресс, как будто это мой первый ребенок. Я растворилась в этом всепоглощающем страхе за него. Мне было наплевать на все, лишь бы у него все сложилось лучше, чем у меня, тебя, чтобы он прожил счастливую жизнь. Еще я ужасно ревновала тебя к нему. Это большой грех. – Прохорова перестала плакать. Лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Она вспоминала. Мучительное путешествие в прошлое отбирало у нее последние силы. Прижав ладонь к груди, прошептала: – Господи, оно еще бьется…
– Для меня его появление было праздником. Я растворился в любви и заботе к нему, – тихо произнес Дмитрий Ильич.
– Я заметила. Ты и обо мне забыл. Теперь это не важно. Мы оба остались ни с чем.
Опершись о входную дверь, она несколько раз перевела дыхание, борясь с подступающими слезами. Дмитрий видел, что она хочет еще что-то сказать и собирается с силами. Он не подгонял ее.
– Я не помню свои последние слова. Не помню, о чем говорила с Илюшей в тот день. Сердце ничего не подсказало. Еще один день, еще немного суеты. Так мне казалось тогда…
– Я сказал ему, что будет дождь, чтобы он взял зонт.
– Не пригодился, значит, – дрожащим голосом констатировала Светлана. Она открыла дверь и бросила на Прохорова прощальный взгляд. – Уезжал бы ты. Говорил ведь, что на родину собираешься.
– Уеду, потерпи.
– И разведемся давай, – Светлана поправила сбившиеся волосы. – Ты еще молодой мужчина, женишься, а я доживаю.
– Я не хочу об этом говорить, – твердо произнес Прохоров.
– Обоим легче станет.
– Думаешь?
– Надеюсь, – неуверенно произнесла Светлана. – Хотя какое это теперь имеет значение. Легче или нет. Сколько еще мучиться? По мне бы, скорее покончить со всем этим.
– Нельзя так говорить.
– Нам, людям, которые столько раз спасали жизнь другим, никак не получается помочь друг другу. – Прохорова с силой сжала дверную ручку. – Мне уже под шестьдесят. Все хорошее в прошлом, а как много такого, что хочется изменить. Кажется, все бы отдала, чтобы жизнь сложилась иначе. Что ты смотришь на меня? Думал, Светлана Николаевна уже все мозги проспиртовала? Нет, Дима, я все еще способна мыслить, от чего, собственно, и хочу поскорее избавиться. Вот жизнь… Дима, что это такое?
– Я сейчас не готов формулировать. У меня полный ералаш в голове. А ты можешь?
– Легко.
– Может, не нужно, – попросил Дмитрий.
– Нужно.
– Тогда говори.
– Цепочка событий: никогда не помнишь, когда все началось, и не знаешь, когда это все закончится. Вот тебе мой краткий ответ, – зло прошептала Светлана и закрыла за собой дверь.
Прохорова поразили слова жены. Они не были похожи на бред спивающейся женщины. Кажется, в одном она права: ему нужно как можно скорее уезжать. Оставить все: квартиру, недостроенный дом, работу. Он найдет себе место в родном городке. Там всегда не хватало врачей. За столько лет мало что изменилось. ***орск словно не коснулась цивилизация. И в родительском доме его уже никто не ждет. Никому он на этом свете не нужен. Со Светланой ничего не получится – они утопят друг друга во взаимных упреках. Ему больше некому излить душу. Водка – плохой собеседник. Она развязывает язык, но есть вероятность, что на поверхность вылезет нечто отвратительное, не поддающееся контролю. Нельзя доводить себя до такого.
На кухне Дмитрий Ильич первым делом открыл пошире окно. Ненавистный запах сигарет постепенно вытеснил прогретый летним солнцем воздух. Внезапно Прохоров покосился на свой телефон с определителем номера. Кажется, на нем сохранилась информация обо всех звонках на этой неделе. Поиск нужного номера закончился быстро. Вытирая о рубашку внезапно ставшие влажными ладони, Дмитрий Ильич спросил себя вслух:
– Что ты делаешь, Прохоров? – Произнес и грустно улыбнулся: человеку, разговаривающему с самим собой, срочно нужен психоаналитик.
Извечная занятость помешала Симоне перезвонить подруге в тот же день. У Саши явно что-то случилось, но, как обычно, она темнила, создавала впечатление благополучия. Это была одна из черт характера подруги, за которую Симона ее любила и недолюбливала одновременно. Не всегда нужно быть такой скрытной, не всегда нужно самой себе бросать спасательный круг, даже если ты психолог, очень толковый психолог.
Вот у нее от Александры секретов нет. Зачем? Симоне всегда хотелось иметь подругу, которой можно сказать все. С тех пор как Лескова объявилась с проблемой открытия частной практики, их отношения пережили второе рождение. Симона с радостью вызвалась помочь подруге и искренне гордилась своей не самой последней ролью в профессиональном росте Александры как психолога. Правда, главную роль в разрешении бюрократической волокиты и выделения некоторого беспроцентного кредита сыграл Валерий Скуратов – муж Симоны. В то время он уже имел возможность распоряжаться своими средствами по собственному усмотрению. Он всегда умел заводить нужные знакомства, а на сделки с колоссальными прибылями у него был особый нюх. Поэтому на карьерную лестницу, которую большинство осиливало с трудом, он взлетел неимоверно быстро и, закрепившись наверху, занял достойное место в иерархии большого бизнеса. За помощью к нему обращались многие, но помогал он далеко не всем. Александра входила в узкий круг тех, для кого он сделал исключение, все-таки подруга жены.
– Если бы не ты, я бы перестала бороться, – призналась Саша, когда лицензия на работу была у нее на руках, а кабинет сверкал чистотой свежего ремонта. – Я в долгу. Слов нет. Спасибо тебе, спасибо, Валерка.
– На здоровье, Шура, – улыбнулся Валерий. Обнимая Симону за плечи, он смотрел на Сашу и жену с видом победителя. – Надеюсь, ты не откажешься от новых клиентов, Саня? Среди моих знакомых есть те, кто давно нуждается в рекомендациях психолога.
Скуратовы установили своеобразное шефство над Александрой. Оба, каждый по своим каналам, распространял информацию о талантливом враче, который распутывает самые трудные узлы. Шаг за шагом практика Лесковой получала хорошие отзывы. Клиентура расширялась, что способствовало росту авторитета и соответственно доходов Александры.
Прошло еще пять лет, прежде чем она смогла с уверенностью сказать, что все получилось. Любимая работа позволяла Саше вести образ жизни, о котором она давно мечтала. Теперь у нее была просторная отдельная квартира в престижном районе, одежда, которая нравилась, а не та, на которую хватало средств. Саша ела полезную еду, пила свежевыжатые соки, следила за своим здоровьем, посещала занятия по фитнесу, плавала в бассейне. Учитывая то, что выходить замуж в третий раз Саша не спешила, Римма Григорьевна жестко комментировала заботу дочери о собственном здоровье:
– Ты для кого стараешься? Себя, что ли, настолько любишь?
Александра не снисходила до ответа. Зачем? Она знала, что любой ее ответ вызовет новую порцию вопросов, насмешек. Самовлюбленностью она страдала лишь отчасти и периодически, что считала вполне нормальным явлением.
Гораздо более позитивно к ее увлечению здоровым образом жизни относилась Симона. Она с удовольствием по мере возможностей присоединялась к подруге в ее походах в сауну, тренажерный зал, косметический салон. Незаметно Симона стала большой частью жизни Александры: с некоторых пор телефонные звонки стали каждодневными. Что касается встреч, то здесь дела обстояли не так гладко из-за плотного рабочего графика обеих. Именно занятость помешала Симоне приехать к Саше в тот же день после ее странного звонка. Скуратова чувствовала, что ее ждут, что она нужна, но обстоятельства сложились так, что освободилась она только ближе к полуночи. Уже в машине, устало глядя на знакомый городской пейзаж за окном, она, между прочим, заметила:
