Нина Строгая - В жару

– А ты как думал, будет? – как обычно, строго, но совершенно не ласково спросил Николай, медленно вводя лекарство. – Так себя поломать, изувечить. Это тебе не в машине расплющиться и не с лошадки брякнуться. Дурак, – сердился он.

– Вы-выключи, пожалуйста… невозможно уже, – страдальческим голосом попросил Иван.

Выполнив просьбу, Николай вышел из комнаты, в которой, такие долгожданные для Ивана, воцарились, наконец, тишина и темнота.

Закрыв глаза, он лежал в этой тишине-темноте, прислушиваясь к доносящимся с кухни звукам. Шквырчало на сковородке мясо, шумно лилась вода из крана, падали в мусорное ведро скорлупки от яиц, и те тоже затем шквырчали, и тихо и нежно струилась из динамиков босанова[52]…

«– Хорошо тебя развинтило, принцесса.

– Не то слово…»

– Не будешь больше?

– Не лезет, – Иван протянул Николаю тарелку с остатками яичницы и почти целым куском говядины.

– Мяса-то поешь еще, с кровью же, как ты любишь.

– Не, не могу… щас вырвет.

Николай забрал тарелку и уже сделал шаг от кровати, но Иван схватил его за руку и хрипло и жалобно спросил:

– Кто я теперь для тебя, Коля?

– Не решил еще, – огрызнулся тот и посмотрел на Ивана устало и раздраженно, но тут же сразу ласково. – Спи давай, – он хотел было освободить руку, но Иван удержал его.

– Ну подожди… подожди… – со слезами в глазах взмолился Иван.

– Ну я хоть немного нужен тебе? Ты не бросишь меня, Коля?

– Да что ж такое?! Что устраиваешь?! Что за детский сад, Иван?.. Что сегодня с тобой? Как подменили, честное слово, – Николай присел на край дивана. – Слушай, а может это не ты от Оли ушел, а она от тебя? – с легкой иронией, но и с сочувствием тоже спросил Николай. – Признавайся, так было? Поэтому капризничаешь? Переживаешь, да?

– Ну причем здесь Оля, Коля, – застонал Иван. – Насрать мне на нее! Я с тобой хочу быть, понимаешь? Навсегда, понимаешь?

– Нет, это просто кошмар какой-то! Наваждение, блядь! – Николай поднялся.

– Это не потому, что ты спрашивал. Не притворяюсь я, правда. Я люблю тебя, Коля, правда! Ты не веришь мне, да?!

– Я сейчас… я сейчас ударю тебя, – взгляд Николая сделался ледяным и жестоким, – Морду тебе разобью, понял? Если не прекратишь эту байду… сейчас же, понял?

– Коля, я… – по щеке Ивана скатилась слеза.

– Закрой пасть! – прорычал Николай и со всей силы, наотмашь… чуть было не ударил, но тут же сдержался, собрался и, не на шутку сердитый, пышущий, казалось, искрящийся яростью, вышел из комнаты, и Иван услышал, как с кухни его друг вызывает «Скорую»…

The end… почти…

– Я давно уже… давно эту историю снимать задумал – во ВГИКе[54] когда на последнем курсе учился. Короче, я пил тогда страшно, пил и сценарии строчил – сочинял, короче, и пил. Пока панкреатит не заработал… тяжелый такой… второй. И вот, когда очнулся после операции, когда ходить мне разрешили, выполз я с книжечкой в коридор. Читал, сидел, читал и краем уха слушал, как около сестринского поста пациент один, люксовой палатки житель, о чем-то медсестру просит, умоляет просто. Что товарищу просителю нужно было, я так и не понял, но самого его хорошо разглядел. Знаешь, честно тебе скажу, хоть я и самец, и до мозга костей баболюб, но парень потряс меня просто. Красив до неприличия – не передать просто, слов нету. Молодой очень, моложе двадцати, я думаю, высокий, стрижка классная, стильная – длинные довольно, до плеч почти, волосы, темные, блестящие, как в рекламе – прости, я же художник. (Улыбается). Лицо… лицо, знаешь… короче, если накрасить, будет девочка. Понимаешь, о чем я?.. Андрогин, одним словом. Но без ужимок, со стороны, так нормальные такие, совершенно мальчишеские повадки. Развязный немного, ухоженный, чистенький, в белоснежных кроссовках, с брюликом[55] в ухе и браслетом платиновым на запястье. Может, и татуировка была, но этого я рассмотреть не смог. Хотя жаль, конечно, интересно было бы сравнить. И знаешь, взгляд у него был… такой, знаешь… ну, просто, абсолютно путанский вгляд… Его мадам навещала роскошная – вся в мехах, и мужчина – тоже во всех отношениях приятный тип. Скорее всего, родственники, конечно… Промелькнула у меня тогда мысль познакомиться – на предмет биографии, но не рискнул я, повода чего-то не нашел – слаб был, короче. (Смеется.) Да и выписался он скоро, через два дня буквально.

– И начал снимать?

– Ага, не тут-то было. Друзья мои, коллеги, меня, конечно, поддержали, и денег я как-то быстро надыбал. Провели кастинг – и пиздец. Короче, не было тогда на роль Ивана подходящих кандидатур. Всех нашли, на роли дамочек – сразу, Колю – Леха, ты знаешь, друг мой закадычный воплотить согласился. Он меня во всех моих начинаниях поддерживает, никогда не отказывает. Повезло мне с таким другом, и актер он классный, от бога – кого угодно сыграет. Кого угодно, но, к сожалению, не Ивана. (Смеется.) Короче, поискали мы, поискали главного нашего героя – и так никого и не нашли…

– Как это не нашли? Я же кино видела. И Ивана тоже. (Смеется.) Правда, он не совсем похож на мальчика, которого ты описал. Да, красивый, да, молодой – высокий, худой, и волосы, как в рекламе, но не андрогин. (Смеется.) И, будь даже при макияже, на девочку, ну никак не потянет.

– Угу, согласен. Но он – круче. Он как раз и есть настоящий Иван… Так вот, я уж было плюнул. Забыл я уже про «В ЖАРУ». Похоронил, короче, его совершенно. Новый задумал проект – полный метр тоже, полудокументальный, про горы, про лыжников, скейтбордистов… про спорт и выносливость. Уже и продюсер нашелся, сценарий у меня давно готовый лежал – я же сам пишу, знаешь ведь. Но так случилось, что перед самым началом производства мы к вам в Питер зарулили на недельку. Знаешь, я сейчас подумал, ничего бы не было, но город этот ваш – Ленинград, Петроград, эта Северная ваша Венеция – просто магический какой-то. Что-то в нем, знаешь, есть – какая-то энергия потусторонняя… мощная очень…

– Так ведь на костях все, сколько трупов-то, Блокада одна чего стоит, Макс.

– Со мной всегда здесь истории чудесные происходят, разные встречи мистические случаются. Вот и в этот раз тоже… Мы с Наташкой моей к друзьям приехали в гости, выбрались, наконец – сто лет не виделись. Короче, вступило супруге моей Мариинку посетить, «Лебединое озеро». Расселись мы в ложе – наслаждаемся. Наташа – балетом, я – немного другим зрелищем. (Улыбается.) Я в театре, в темноте, люблю людей разглядывать. Будто бы невзначай. Будто бы вскользь, совсем-совсем не пристально за лицами задумчивыми, зрелищем увлеченными, наблюдать. А в соседней с нашей ложе тогда сидела пара: молодая, красивая женщина и спутник ее, молодой, красивый… догадалась уже, кто? (Улыбается.) Я Наташку в бок пихаю, говорю: «Смотри, смотри, какой… смотри, это же Иван». Жена моя на меня фыркнула, но куда просил, посмотрела. «Ну, не знаю, даже… может быть» – и снова на сцену с упоением и слезами в глазах – ровно как дамочка настоящего моего Ивана. Похоже, та не просто спектаклем впечатлялась – расстроена была, похоже, чем-то, а он всячески донимал ее – обнимал, что-то на ухо ей шептал, кусал, по-моему, даже… в шею. (Смеется.) Она не реагировала – старалась, держалась, но, в конце концов, толкнула его в грудь локтем и что-то грубое ему прошипела… вероятно. Гневно сверкнула глазами и снова, как Наташка моя, отвернулась к сцене. А он встал и вышел из ложи, а я за ним – знакомиться…

Макс. Здравствуйте, извините. Можно вам один вопрос задать?

Саша. (Чуть прищуренно, напряженно, с подозрением глядит на собеседника).

Макс (улыбаясь). Я не из секты и ничего не продаю.

Саша. (Смотрит еще более напряженно, с еще большим подозрением).

Макс. Я режиссер. Хотел бы предложить вам сняться в моем фильме.

Саша (с усмешкой, внимательно глядя в глаза собеседнику). Порно?

Макс (улыбаясь). Нет. Скорее, эротический триллер.

Саша. Я не актер.

Макс. Не страшно.