Приравненные блондины исчезли, Носиков не заметил как. Может растворились в сумеречном воздухе, прекратив существование вместе с потухшим взглядом Петрова, а может, получив свободу, разбежались по мостам, набережным и окрестным улицам.
Носиков стоял с окровавленным ножом в руке над трупом Петрова и думал, что надо уходить с места или по крайней мере выбросить нож, кинуть его в воду, которая рядом. Могут прийти милиционеры, и увидят, как он стоит с окровавленным ножом над трупом, еще, наверное, теплым. Или случайные прохожие могут увидеть его с окровавленным ножом и над трупом. Случайные прохожие, которые потом станут свидетелями того, как он стоял с окровавленным ножом над трупом Петрова.
Нужно было уходить, но Носиков оцепенел ногами и не мог сдвинуться с места. Разжать пальцы, державшие нож, тоже не получалось.
– И этого тоже убили.
Голос казался знакомым, а слова были знакомы точно – Даша? Одно и другое мгновенье прошло, пока неразличимые в вечернем сумраке черты лица сложились в узнаваемый образ. Этот образ был старше встреченных ранее – женщина, пожалуй, в годах, хотя в самое первое мгновение перед Носиковым, и он был совершенно уверен в этом, складывался образ именно девочки.
– И этого тоже убили, – сказала Даша, наклоняясь над трупом.
Петров лежал на спине – спокойный и тихий, и следов крови не было в том месте, где пришелся удар ножа.
– Если ударить человека ножом, – сказал Носиков, – кровь иногда хлещет как из крана, а иногда она остается только на лезвии.
Даша положила ладонь на лоб Петрову, взяла за руку, словно пробуя пульс.
Носиков ожидал разного, готов был даже к тому, что Петров заговорит и моргнет глазами, но тот продолжал лежать без движения.
Взявшись обеими руками, Даша стала поворачивать и наклонять голову Петрова, останавливаясь, чтобы посмотреть, и продолжая снова, пока не достигла какого-то, ей известного, результата. Закончив с головой, начала сгибать Петрову руки в локтях, поправлять положение ладоней и пальцев.
– Зачем это? – спросил Носиков, но не дождался ответа.
Откуда-то появился знакомый старик с длинными волосами, но на этот раз он не был страшен. Даже не один был старик, а два. Они подняли Петрова и прислонили к столбу с фонарем. У столба он стоял как живой, и одной рукой словно подносил ко рту стакан водки, а жестом другой руки категорично отказывался от выпивки.
– И что теперь? – спросил Носиков.
– Немного постоит за стеклом, а потом будет жить, – сказала Даша.
– Только не здесь, – добавил старик, – не в этих местах.
«Может быть, и я после того как побывал манекеном, нахожусь уже где-то в другом месте», – подумал Носиков.
Старики подняли Петрова и понесли. Легко.
– Нож вам нужен? – спросил Носиков, который все еще сжимал окровавленный нож в руке, и, не дождавшись ответа, бросил его в воду.
«Теперь события начнут разворачиваться быстрее», – подумал он и обернулся, чтобы увидеть, откуда в его голову пришла эта мысль. Но никого не было сзади, что, впрочем, не казалось странным для времени суток.
………………………………………………………………………..
P.S. «Если во сне закрыть глаза, то будет ли видно что-нибудь?» – думал иногда Носиков, просыпаясь.
Носиков шел вдоль канала Грибоедова и пел «Я свободен». Вдруг он услышал электрическую дрель на другой стороне улицы. Носиков перестал петь «Я свободен» и запел «Эле-эле-эле дрель». Потом перешел улицу, встал под окном, откуда доносились звуки, и стал слушать.
Сзади раздались шаги. Дрель была громче, но Носиков ясно слышал сквозь нее стук каблуков по асфальту.
Носиков вздрогнул и замер. Те ли это шаги? Но оказалась подруга, то есть Лариса. Носиков и ей был рад, потому что давно уже никого не встречал, гуляя вдоль канала Грибоедова с Петровым и его компанией.
«Как поживает твой котик?» – чуть было не спросил Носиков, но вовремя спохватился и спросил что-то другое.
«У меня дома есть фарш для котлет и бутылка вина», – хотел он сказать, но передумал, обнаружив, что они и так идут в нужную сторону. Хорошо, если бы все вопросы решались также естественно.
Ждешь кого-нибудь одного, а приходит другой, так бывает. Носиков уже привык к этому.
За дверью стоял бомж – не Ипполит, разумеется, а настоящий, с негнущейся ногой, с ним девушка Даша – в чем-то голубом, как обычно.
– Познакомься, это Афанасий, – сказала Даша.
Поперек груди у Афанасия на ремне висела длинная штука в чехле, а за спиной был рюкзак.
– Действительно Афанасий? – недоверчиво спросил Носиков, пропуская гостей в комнату. – Одно время я называл Афанасием другого человека, но только до личного с ним знакомства. Я тогда интуитивно решил, что он Афанасий, но он при встрече назвался Ипполитом. А до того звался Георгием.
– Афанасий, – сказал Афанасий. – Или ваша интуиция подсказывает вам другое имя?
– А Жваслай Вожгожог вам не подойдет?
– Он же Чсоквой Кучмучум, – улыбнулся Афанасий. – Я его летний профиль.
Он снял рюкзак, а длинную штуку поставил в угол.
– Присаживайтесь, – предложил Носиков, и все уселись вокруг стола.
– У нас к вам дело, – сказал Афанасий.
– Я, в общем, так и подумал, что вы по делу, – сказал Носиков.
– У вас есть картина, на которую я хотел бы посмотреть.
– Конечно, – сказал Носиков. – Но, может быть, выпьем для начала вина или чаю. Что вы хотите – может быть, кофе?
– Чаю, – сказал Афанасий (Носикову привычнее было называть его так), – хотя мы не хотели бы долго засиживаться за этим занятием. – Он положил руку девушке на колено.
«Что может быть общего у этих двоих, которые оба не от мира сего в самом буквальном смысле», – подумал Носиков.
– Вы ведь не смотреть пришли картину, а уйти в картину, – сказал он.
– В тот мир, который за картиной, – уточнил Афанасий.
– Один уже ушел туда, – сказал Носиков, – тот, которого я готов был называть Афанасием, а на самом деле он то ли Ипполит, то ли Георгий.
– Скорее Ипполит, чем Георгий, – заметил Афанасий.
– Тогда уж, может быть, лучше сказать Аххинас.
– Именно Аххинас, – кивнул Афанасий.
– А Шмоку, Силтулжуни, Тулшижилхели – вам такие известны?
– Бывшие ваши нитголлохи, – улыбнулся Афанасий, – да, я их знаю.
– А Петрова, высокого блондина?
– Это Хослир, зимний профиль Жваслая Вожгожога.
– Кстати, где он сейчас? – обратился Носиков к Даше.
– Он как бы в пути, – улыбнулась Даша.
– А Жукова?
– Знаю, но Жуков – это Жуков, и ничего больше.
– Может быть, даже Никанора Петровича знаете? – зачем-то спросил Носиков, хотя собирался спросить другое.
– Как не знать Никанора Петровича, он ведь ваш протеже по жизни. Свидетель вашего таланта.
– Только зачем он тебе? – удивилась Даша.
– Не он, – сказал Носиков, и спросил о том, о чем собирался.
– Знаем, – сказал Афанасий и, поднеся к губам чашку с чаем, сделал глоток.
– Мы все знаем, – сказала Даша, – она сейчас живет на Обводном канале у двоюродной тети. – И назвала адрес. Даже два адреса – один белый, другой черный. Так просто, оказывается, решался вопрос. Носиков записал оба.
– Кое-кто недавно уже ушел туда, в эту картину, – сказал Носиков. – Я одно время думал, что он Афанасий, а оказалось, что Афанасий – это ты. А он – Ипполит. Или, может быть, лучше сказать Аххинас?
– Аххинас, – сказал Афанасий.
– Теперь только Аххинас, – сказала Даша.
Носиков сделал глоток вина из бокала, Афанасий тоже пригубил.
Они пили вино за столом на квартире у Носикова, хотя в другом варианте развития событий это мог быть чай или кофе.
– Он говорил, что там, в закартинном мире, ты правитель империи, – сказал Носиков Афанасию.
– Это так. – Афанасий наклонил голову.
– А что это за штука у тебя? – спросил Носиков, имея в виду длинный предмет в чехле, поставленный в угол.
– А вот что. – Афанасий стянул с предмета чехол.
– И с этим ты шел по улице? – удивился Носиков, увидев перед собой трубу ручного гранатомета.
– А в рюкзаке заряды к нему, – сказал Афанасий.
– Маловато, чтобы завоевать мир, – сказал Носиков.
– Это образец, – сказал Афанасий. – Мы сделаем много таких. Это проще, чем пушки и пулеметы. С твоей помощью, между прочим. Ты в бытность свою шнабмибом не интересовался, что за люди твои нитголлохи. А это специалисты высшего класса – химики, технологи. Подготовленные лучшими здешними вузами.
– Про бывших моих непроизносимых я бы этого не сказал, – заметил Носиков. – В то время, когда им следовало учиться в лучших вузах, они могли только вяло махать кулаками.
– Прошлое вырастает корнями из настоящего, – сказал Афанасий. – Ив мире, который возник мгновение тому назад, это лучшие из лучших, асы своего дела.
– В каком это мире? – спросил Носиков.
– Да в нашем же. – Афанасий обвел взглядом комнату.
