Тут же она собралась, не хотелось спать на грязном, и покинула его, как оказалось, навсегда.
Последнее, что ей сообщили о нем, – это то, что он жил с работницей пивзавода в Очакове у нее в однокомнатной квартире, она родила дочку, и однажды утром в 6 часов он поехал на велосипеде за пивным суслом, его дешево продавали в ларьке при пивзаводе. Он отправился по дороге, а рядом ехал грузовик, а впереди автопогрузчик с краном, цепью и крюком, крюк был за что-то там зацеплен впереди. И вдруг крюк сорвался, и этой отлетевшей цепью с крюком на конце ударило прямо ему, этому ее бывшему бойфренду, по голове. И он упал с велосипеда. Водитель грузовика остановил тот автопогрузчик, вызвали кого надо к погибшему.
А на поминках уцелевшие друзья вспоминали общие загулы и ту кровать на шести ногах, знаменитый на Никитских воротах сексодром, и даже развеселились, как часто бывает на поминках. Притом все жалели мужика, какая-то нескладная оказалась его жизнь. Да и смерть. Но про это никто ничего не сказал. Их собственные жизни тоже уже требовали ответа.
И наконец он все-таки произнес эту фразу – «на себя посмотри». Надо сказать, Рита уже ждала чего-то в этом роде.
Их роман развивался уже с полгода, такой международный роман по сватовству, нью-йоркский друг сказал «а давай-ка я тебя познакомлю с одним русским, живет в дебрях Парагвая».
По этому случаю земляк вскоре прилетел, и они с Ритой провели неделю знакомства между постелью и ресторанами. Платила, так получилось, Рита, профессор университета в Подмышке Америки (так местные называли свой город из-за климата), и она же в том числе возместила и транспортные расходы. Гуляй не хочу, широкая душа (в широком теле, Рита стала толстая после аварии). Гость был тронут и счастлив, когда она отдала ему деньги за билеты. Буквально как ребенок!
В следующий раз он явился уже с сыночком лет восьми, дело было на рождественские каникулы, этот сын от второго развода доставался ему на все праздники, Мигеле.
Итальянский ангел с картины Рафаэля, кудрявый и пухленький, Мигеле воспринимал Ритину растроганность как назойливость, был враждебен, обниматься не желал, бормотал с отцом по-ихнему, а отец, надо это видеть, оказался очень нежным папашей, от Риты довольно демонстративно при сыне отстранялся, и она понимала – чтобы не ранить его сердечко, преданное далекой маме. Эдик все время разговаривал с ним только на его языке, насобачился в чужой стране. По-английски принципиально ни словечка.
Любое женское сердце от такой отцовской привязанности тает и капает, и Рита в этом случае не была исключением. Примеряла его чувства на общих будущих детей. Смешно разговаривала с Мигеле по-русски, стуча себя в пышную грудь: «Я Рита, а ты?»
Он никогда не отвечал и, видимо, ревновал, отворачивался, отец шептал ему в кудряшки что-то. Малый смотрел исподлобья огромными шоколадными глазами, у отца-то бледно-голубые, южная кровь сильней. И ни капли этот Мигеле не был похож на папочку. Зарождались мысли о том, что у нас будет такой же ангелочек. Когда будем вместе. У Риты тоже очи будь здоров. Иногда, в тяжелые минуты, она думала: как у коровы.
Рита нуждалась в своей семье, то есть первоначально в муже. В близком человеке. Он бы у ней был ухожен, любим, хорошо одет, вкусно накормлен. Рита зарабатывала, кроме преподавания писала книги о русском искусстве эпохи сюпрематизма. Ездила, читала лекции по университетам. Иногда консультировала покупателей, интересовавшихся русским авангардом. Но – внимание – ни в коем случае не произносила страшного слова «фальшак». Говорила самую простую фразу «ничего сказать не могу», ибо за четкую формулировку галерейщики мстили. В Москве на нее разок напали, прямо у гаража, когда она выходила из машины. Перед тем ее возили к миллиардеру на стеклянную виллу, и он дал ей на рассмотрение книжицу с рисованной обложкой. «Это Шагала я купил, восемнадцатый год». Рита покачала головой, произнесла вердикт, все, через неделю ее избили, когда она вышла из машины у себя во дворе, причем от автостоянки, покуривая, за процессом наблюдали два охранника.
Рита эмигрировала.
То есть, конечно, тут есть кавалеры, два соседа, но один живет с мамочкой, ему под пятьдесят, и дело никуда не двигается уже год. Другому тоже столько, он готов на все, пламенеет, но женат, жена в другом штате, при разводе все отберет. Она уже ближе к пятидесяти поняла, что художница, пристроила к дому мастерскую в два этажа (все на деньги мужа), детям туда вход запрещен, требует от мужика, чтобы он похудел на двадцать кг. Сама занимается пилатесом и йогой, еще бы, не работает, дети отдельно, четырнадцать и шестнадцать лет, едят что в холодильнике, разогревают в микроволновке. Отец по субботам закупает все на неделю. Жена ест свое, особое. Жена принципиально не торгует своим творчеством! Размещает его в Интернете. Хочет выставку только в Нью-Йорке.
А он ездит сюда, к нам, получил работу, с понедельника по четверг, семь часов на машине.
В Ритином университете строго смотрят на сексуальные отношения вне закона. Рита в тяжелые моменты, когда Джон приходил на чашку кофе, повторяла себе буквально следующее: «Джон со мной переспит, ему это на пользу, но просто через полгода голосование, оставляют ли меня на кафедре на семь лет или увольняют… Голосование тайное. Учитывается все, держись, Ритка».
Они иногда встречались в ресторане в соседнем большом городе, где их никто не знал, и Джоня чуть не плакал от любви. Рита была его мечта. Его собственная супруга ходила прямая как доска.
Каково быть толстой в Америке, – а таково, что тут каждый седьмой толстый, но Рита исключение. У нее, слава те, талия, грудь, фигура не как у них – груша дном вниз. У нее все, что пониже спины, – все округлое и мускулистое. Она же плавала, хоть и ненавидела этот их бассейн, вечно инвалиды и группы водной аэробики, чьи груди плавали вокруг шей как спасательные круги.
Она иногда после душа смотрела на себя во второе зеркало в ванной – ямочки чуть ниже спины. Все упругое. Ноги маленькие, руки маленькие. Была еще в Москве красивая, худая, с огромными глазами и гривой черных кудрей. Грудь всегда, правда, имелась. Была, короче, похожа на молоденькую Джину Лоллобриджиду, если ей нарастить ее ножки.
А ныне стала подобна Элизабет Тэйлор в старости. Гора. Несчастье случилось после больницы, после катастрофы, начала полнеть неудержимо. Господи, за что ей такое?
Детей не нажила, с мужем разошлась, еще дома он сидел на шее у Риты, так-то искусствоведа, но реально преподавательницы гравировки в детской художественной школе, а муж ушел с работы по причине несогласия с начальством, да и по приезде в США занялся рыбной ловлей и виски.
А потом, по мере вступления в эру импотенции, начал – от ревности – бить жену. Когда она подала на развод, он пришел на кафедру и дал пощечину ее научному руководителю. Рита вынуждена была уволиться, получила работу в глуши, уехала от своих друзей, от своих студентов, от музеев, от коллег. Что она тут делает? Ждет перемен.
Родители, правда, здесь, в США, через два штата налево, если стоять лицом к Мексике. И брат там же, больной неудачник. Старенькие помешаны на экономии и на том, чтобы сэкономленные средства – ни цента – не достались бы Рите. На счет в банке они не имеют права, мама носит все их шестьдесят тысяч долларов на шее. Если она идет к врачу, кошелек несет на шее папа. Почему они не имеют права завести счет – потому что их жалкую пенсию им немедленно перестанет платить правительство. Они с Ритой эмигранты в первом поколении.
Брат работал, а затем потерял место. Сейчас он поддерживает стариков, носит им продукты и т. п. и надеется на шейные шестьдесят тысяч долларов. Жорка все смотрит маме на шею, как на живот беременной: когда родит? Жора младший и любимец, а как же.
Как-то Рита у родителей просила взаймы, надо было купить машину. Вот с этого момента они почти с ней не разговаривают. «Ты! Ты!!! Да как у тебя хватило! Совсем хамство потеряла!» (По телефону папа.) «Ты! Купаешься в зарплате! Машина, дом! А мы!»
(На этой машине Рита и заработала свой дом, на нее наехали, разбили машинку вдребезги, два месяца в больнице, разбитое плечо, рука не работала полгода, хорошо что левая, шов на животе, сотрясение мозга и т. д. Жорка с замиранием сердца ждал, вдруг ему обломится это имущество. Позвонил один раз сестренке: «Ну как ты? Говорить можешь?» – «А что?» – «Говорить, говорю, можешь?» – «А, Жорик, я поняла, но ты не дождешься».)
Он не дождется потому, что у Жорки, бедного, опухоль.
А Рита после этой аварии получила огромную страховку и купила, очень быстро и недорого, трехэтажный дом, обставила его, у меня же будет когда-нибудь семья! А вот на машину уже не хватило, нужно было еще тысяч десять. Бегала в университет пешком, ничего.
