Я еще не знал, кто же этот настоящий мужчина, но вполне осознал, не столько даже по ее словам, сколько по взгляду полного презрения, кого она подразумевает под тряпкой.
По идее я должен был ее выгнать, но мне почему-то до боли в сердце было жаль ее.
Она ушла сама на следующий день.
«Прощай», – сказала она мне, поднимая сумку с вещами, и ее синие прекрасные глаза были полны глубокого презрения ко мне. «Прощай», – спокойно ответил я, пытаясь скрыть дрожь во всем теле.
Я почему-то был уверен, что больше мы никогда не встретимся.
Так оно и произошло. Месяца через два после ее ухода я, проходя мимо старой автобусной станции, увидел вдруг на одной из колон знакомую фотографию. Приглядевшись, я сразу же узнал ее.
Сердце у меня замерло. Ее глаза на неясном фото почему-то были закрыты. Текст под фотографией призывал всех, кто может опознать труп, как можно быстрее позвонить по указанному телефону. Я тут же позвонил в полицию, и сказал что готов помочь. Ее лицо было сильно изуродовано, лба почти не было. Но я все равно сразу же узнал ее.
В полиции я и узнал ее печальную историю.
Уйдя от меня, она познакомилась с неким Валерием К. – известным сутенером. Опытный сутенер сразу нашел к ней подход, пообещав высокие заработки, и поселил ее у себя. Он обещал ей, что скоро они вместе вернутся в Россию. Однако вместо этого он вскоре переселил ее в гостиницу, принудив к проституции. «Ты должна помочь мне», – говорил он ей, – «мне сейчас очень нужна твоя помощь». Странно, но, похоже, его она любила по-настоящему беззаветно и была готова ради него на все.
Когда он сказал ей о том, что они возвращаются в Москву, она была совершенно счастлива. Но в Москву улетел лишь Валерий, взяв с собой другую женщину, которая улетела с ним по паспорту Кати. Они, видимо, были очень похожи.
Труп Кати был обнаружен в той же гостинице, где она принимала богатых клиентов. Документов при ней обнаружено не было. От сильного удара ее когда-то прекрасное лицо превратилось в кровавое месиво. Паталогоанатомы с трудом восстановили то, что было возможно.
Задушена же она была своим любимым платком, который мы с ней покупали в дни нашего медового месяца.
После этого случая, я поменял квартиру и совершенно замкнулся. «Надо бы разыскать ее мать», – каждый день думал я и все время откладывал это дело на потом.
Старуха торопилась.
Она составила список самых важных, самых неотложных дел, которые за нее никто не сделает и которые нужно было успеть завершить.
Она давно овдовела, сын и дочь были заняты своими семьями, а у старших внуков была своя жизнь. Ее дом давно уже требовал ремонта, и сама она, подобно старому дому, где прошла вся ее жизнь, требовала ухода.
Но сейчас ей было не до того. Главным теперь для нее было отремонтировать могилу родителей и обеспечить выезд детей.
В последнее время, ей часто снилась мать. Она что-то хотела сказать дочери, но Вита никак не могла разобрать слов, хотя во сне видела мать настолько отчетливо, что ей казалось, будто все происходит наяву. А вот что говорила мать, она никак не могла разобрать.
Недавно она отметила свое 75-летие, и почему-то именно с этого момента у нее больше ни в чем не было уверенности. Ни в чем, кроме самого главного – нужно успеть завершить все, что она наметила.
На ремонт могилы у нее не было ни денег, ни сил. Тем не менее, каждое воскресенье она ездила на кладбище и, приходя на могилу, пыталась наждачной бумагой соскрести ржавчину с решеток, покрасить ограду, просила рабочих, чтобы они поправили покосившуюся калитку.
Дети и внуки навещали ее в основном тогда, когда нужны были деньги. Денег вечно не хватало. Пока был жив муж, они могли помогать детям и баловать внуков.
Но теперь ей самой едва хватало пенсии, и это было причиной частых ссор с детьми, которые никак не могли понять, куда старуха может девать деньги.
«Небось на похороны припрятала», – ворчала невестка. Сын молчал. Зять злился, а дочери хватало забот с двумя детьми, и она обижалась на мать за то, что та не помогает ей с внуками как прежде, когда была помоложе.
Казалось, никто из них не заметил, что она давно уже состарилась, и ей самой нужна помощь.
Когда она просила сына или внуков помочь ей привести в порядок могилу, они либо обещали и забывали о своих обещаниях, либо просто раздраженно говорили, что у них нет времени.
– Кто же станет смотреть за могилой, когда меня не станет? – иногда спрашивала Вита.
Ответа на этот вопрос не было ни у детей, ни у нее самой. Но в этом вопросе не было ни капли страха. Она всегда воспринимала жизнь такой, какая она есть. Поэтому ее не пугала ни старость с ее неразлучными спутниками – болезнями и одиночеством, ни смерть. Она воспринимала и то, и другое как нечто неизбежное.
Жизнь была трудной, но в ней никогда не было места унынью. Всю жизнь она прожила для семьи и считала себя счастливой. Потому что прожила всю жизнь с любимым человеком, потому что у нее были дети и внуки, которых она любила больше жизни.
Сожалела лишь о том, что муж ушел из жизни слишком рано. Он мог бы еще жить, если бы не тяжелая болезнь. И еще о том, что редко теперь видит детей и внуков.
А теперь ее тяготила еще и мысль о том, что она может не успеть сделать самое главное. Несколько дней назад к ней приезжал сын и просил, чтобы она похлопотала о вызове. Речь шла о брате Виты, который уже много лет жил в Америке.
У них были непростые отношения. Долгое время они не писали друг другу. Сейчас, когда оба были уже старыми, они стали на многое смотреть иначе. Вита в тот же день написала брату письмо с просьбой прислать вызов.
В ответ, брат прислал письмо, в котором писал, что он уже стар, болен и вряд ли сможет чем-то помочь своим племянникам. Это было последнее письмо в их переписке. Ответить на него Вита уже не успела.
Сын и дочь возмущались поступком дяди, но делать было нечего. Единственной дорогой оставался Израиль. Поскольку дети были заняты, сбор документов и подготовка к отъезду были возложены на Виту. И, как в старые времена, кода муж был на войне или в длительных командировках, она снова все взяла на себя – бегала, собирала, оформляла. И когда все уже было готово, остался один, последний шаг – получение визы, сердце Виты вдруг не выдержало.
Ее похоронили рядом с могилой матери. Сын приладил наконец покосившуюся дверцу в ограде, вычистил чертополох вокруг и договорился насчет памятника. Вокруг совсем свежие могилы соседствовали с покосившимися или обшарпанными надгробиями, на которых с трудом просматривались оставленные родственниками надписи.
Дети все никак не могли поверить в то, что матери никогда больше не будет рядом. Но в новую жизнь им придется идти уже самостоятельно. Мать же навсегда осталась в прежней. Там же, где прошла вся ее жизнь.
Похоронив мать, дети занялись пожалуй самым хлопотным делом на пути к отъезду – сдачей квартир. И вот уже все, что можно было продать, было продано. Все, что можно было упаковать – упаковано в чемоданы, сумки и контейнеры для отправки по морю. Все, что нельзя было упаковать или продать, расходилось по знакомым, соседям, или просто выносилось на улицу.
После смерти матери дети продали или упаковали все из ее квартиры, что представляло собой хоть какую то ценность – столовое серебро, купленное или подаренное еще до революции, книги в дорогих переплетах, часы, ковры…
Дружно работая, разломали и вынесли во двор старую мебель, а заодно – старые вещи и домашнюю утварь.
Оставался лишь чулан.
Сюда давно уже никто не заглядывал. А когда открыли, то обнаружили здесь старые письма и фотографии. Они занимали весь чулан. Казалось, здесь хранилась переписка нескольких поколений.
Дети вопросительно посмотрели на отца.
– Складывайте все в мешки и выносите во двор, – распорядился отец.
Сыновья быстро собрали содержимое чулана и вынесли мешки во двор. Отец принес банку с керосином, облил мешки и чиркнул спичкой.
Костер медленно разгорался. Потом пламя ярко вспыхнуло, стремительно поглощая содержимое мешков, а отец внимательно смотрел за тем, чтобы все как следует прогорело.
Когда от писем остался лишь пепел, он снова вошел в дом. Здесь остались лишь голые стены, и уже ничто кроме обоев, которые он клеил еще с отцом, уже не напоминало о том месте, где прошло его детство и юность.
На миг он вспомнил свою бабушку, которой принадлежал когда-то весь этот дом, и о том, с какой радостью вернулись они сюда после войны.
– Куда оно все ушло? – с тяжелым вздохом, вслух произнес отец.
– Ты о чем папа? – спросил неожиданно вошедший старший сын.
– Да так, – неопределенно махнув рукой ответил отец, – Вроде бы все, – добавил он, – Ничего не забыли.
Старые книги на русском языке валялись возле мусорных баков, образовав бесформенную массу. Проделав неблизкий путь через тридевять земель в совершенно другой мир, здесь они оказались никому не нужны и очутились на мусорке.
