– Нет, не стоит, – он был слишком очарован зарождающимся чувством, чтобы слушать предостережения матери.
– Конечно.
Бьянка поцеловала сына и вернулась в спальню. Приобретенная с годами мудрость с трудом удерживала разгулявшееся воображение.
– Почему так долго не приходил? – Полина сидела на скрипучей карусели, раскачивая ногой отваливающийся железный бортик.
– Прости, столько дел накопилось, я почти завалил сессию, если мама узнает – жутко расстроится. Мне стоит поднажать на учебу.
– Значит, еще реже будешь появляться?
– Не злись. Тебе это не идет.
– Меня опять дразнят, говорят, что и ты меня бросишь.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Откуда мне знать? Найдешь себе красивую невесту и забудешь, про меня забудешь, – голосок сорвался, девочка плакала, но изо всех сил старалась сдерживать слезы.
Маленькая детская трагедия для самого ребенка видится невероятно огромной, затмевающей все на свете. И, кажется, нет никакого выхода, никаких шансов все исправить! В детских слезах намного больше горечи и соли, они изводят, разрывают душу на части.
– Ну не плачь, Полина, – Том подсел к ней и обнял за вздрагивающие острые плечики. – Я не могу тебя бросить, ты замечательная, и мне очень часто снятся твои красивые глаза.
От его слов девочка еще сильнее захлюпала носом, потом повернулась и повисла на шее. Колючий ежик волос тыкался в щеку Тома. Он посадил ее к себе и гладил по голове. Рука задела шрам, и ладонь прожгли тысячи огненных иголок. Ого! Томаш отдернул руку.
Полина вскинула голову.
– Ты чего?
– Все в порядке, просто рука затекла.
– Да ладно, можешь не врать, мне самой противно его трогать. Он как лягушка на ощупь – гладкий и мерзкий!
– Вовсе нет!
Томаша осенило! А что, если попробовать? Если получится избавить девочку от грубого уродливого рубца? Его захватил азарт и банальное любопытство. Том забыл обо всех предостережениях матери, ему захотелось проверить свои способности, приручить свой дар, иначе зачем он вообще дан? Ладонь «горела», правда, не так сильно, как тогда, у машины. Тонкая капиллярная сетка едва различалась, но, может, и этого хватит?
– У тебя появилась подружка?
– Что? – вопрос девочки застал его врасплох. – С чего ты взяла?
– Да так, воспитательница сказала, чтоб я ко всему была готова.
– К чему это – ко всему?
– Ну, если ты перестанешь приходить, и что вообще можешь жениться, завести своих детей, и я стану тебе не нужна. Она сказала не питать напрасных иллюзий. Что значит «питать иллюзии»?
– Бред какой-то! – пробормотал Том, а про себя отметил, что девочка, по сути, права: с появлением Даши времени для нее осталось совсем немного!
Том встряхнул головой – стоп! Надо попробовать! Он посмотрел на руки – ладони по-прежнему красные.
– Слушай, – Томаш посадил девочку перед собой, – хочу показать один фокус. Я не упоминал, что в детстве был немного волшебником?
– Это как? – слезы на щеках Полины высохли.
– Я мог заживлять раны, – он состроил смешную гримасу.
– Я думала, ты серьезно, – в голосе девочки слышалось разочарование, но она все еще искала глазами что-нибудь необычное, что окажется подсказкой или намеком.
– Я знаю, ты стесняешься шрама на голове, – Том начал осторожно, чтобы не обидеть, не вспугнуть и без того страдающее существо.
– А вот и нет, я почти к нему привыкла, только, – Полина посмотрела на Тома, – только очень хочется, чтобы коса выросла. Знаешь, такая длинная, как у принцессы, или у Бекки Тэтчер.
Ишь ты, Полина прочитала книгу!
– А что, если попробовать убрать этот шрам?
– Сиротам такие операции не проводят, «они не являются жизненно необходимыми», так в больнице сказали, – девочка согнулась пополам, подобрав под себя тоненькие ножки.
– Я сделаю это без операции, руками, точнее, одной рукой.
Сердце Томаша колотилось: а если не выйдет? Ничего не получится? Он закусил губы. Потом снял с девочки кепку. Они несколько секунд смотрели друг на друга, словно их души в это время о чем-то договаривались. Затем Полина протянула руку и взяла свою бейсболку, пересела поближе и закрыла глаза. Том положил руку на голову девочки. Полина скрючилась, обхватив коленки, и еще сильнее зажмурилась. Рука задрожала от напряжения, мурашки побежали вверх по плечу к голове, мышцы стянуло в судороге. Томаш несколько раз провел ладонью по рубцу, кожа вокруг него покраснела и натянулась.
– Тебе больно? – он следил за девочкой.
«Как это происходит? Как же я это делал? – осознанное желание использовать свой дар словно отнимало способность управлять им. – А что дальше?». Он понятия не имел, сколько нужно времени. Том убрал руку.
– Очень тепло, – Полина потянулась ощупать шрам. – Он все такой же! Ты пошутил, да? Как ты можешь, это совсем не смешно, не смешно!
Она вскочила с карусели, но потеряла равновесие и упала на дорожку. Томаш даже вскрикнул от неожиданности. Он подхватил девочку на руки. В боку справа сильно закололо.
– Полина! – Том забеспокоился, девочка будто засыпала или теряла сознание, глаза блуждали под веками, она не могла сосредоточить взгляд и через секунду совсем отключилась.
Томаша накрыл страх. Зачем он все это устроил! Ребенок – не собака! Все гораздо серьезнее, чем можно предположить. Он поспешил к зданию интерната.
– Где у вас врач?
Первой, кто встретился ему на пути, была пожилая уборщица с ведром и шваброй.
– По коридору налево, только медсестра дежурит, – она не закончила фразу и побежала вперед, бросив швабру на пол и расплескав воду.
Женщина в белом халате и огромных очках с толстыми линзами, которые увеличивали ее глаза раз в десять, засуетилась, заметалась по кабинету в поисках ключей от стола.
– Что случилось?
Она не смотрела на Тома, даже не спросила, кто он такой, только перерывала бутыльки и ампулы, наконец, выхватив нужный, открыла и намочила кусочек ваты. По запаху стало понятно – нашатырь. Одной рукой она прощупывала пульс, другой сунула под нос Полине пахучий ватный тампон. Девочка заворочалась, замахала рукой и открыла глаза.
– Ну вот и славненько, деточка, – медсестра опустилась на корточки, всматриваясь в бледное лицо и мутные глаза маленькой пациентки, – наверное, плохо кушала сегодня?
Полина потянулась рукой к голове. Пальцы безошибочно нащупали рубец, но остановились на мгновение, потом прошлись вверх, затем вниз. Она подняла глаза на Тома – смятение, удивление и восторг перемешивались со слезами радости. Она схватила его руку и приставила к голове. Медсестра отступила в недоумении. Сквозь навалившуюся сонливость и ломоту в суставах Том ощутил мягкое тепло в груди. Выходит, получилось! Нагло выступающий рубец словно срезали и отполировали, только легкая неровность напоминала о его существовании.
Том поднял палец к губам и отошел к окну, предоставив медсестре возможность осмотреть Полину. Она смерила давление, высчитала пульс и заглянула в горло, послушала дыхание и сердце. Затем что-то написала в журнале и отпустила девочку. Том проводил Полину до двери, они больше не сказали друг другу ни слова, на прощание девочка обняла его и даже поцеловала в щеку. Поцелуй вышел неловкий, но трогательный и искренний, а девчушка покраснела, скрылась в спальне, подперев спиной дверь изнутри, обхватила руками голову и засмеялась. Пальцы все тянулись пощупать шрам, точнее то, что от него осталось, и она вытащила из сумки маленькое зеркальце, крутилась, изворачивалась, чтобы рассмотреть, но ничего не вышло. Тогда Полина завалилась на кровать и просто лежала, разглядывая неровный, в желтых разводах потолок, воображая себя на балу среди принцесс в сиреневых платьях и бантах, с великолепными прическами из длинных густых волос.
Глава восемнадцатая
Ощущение полета
Даша позвонила около девяти, телефон чуть не взорвался от ее настойчивости. Томаш с трудом разомкнул веки. Вчера от интерната до дома он доплелся на автопилоте, прямо в одежде рухнул на кровать и уснул, даже не вспомнил про Бьянку. Интересно, она заметила, в каком виде он заявился?
С Дашей решили встретиться вечером. Ему понадобилось время, чтобы привести себя в порядок, с утра организм все еще находился в разобранном состоянии. Бьянка права, что-то происходит, когда он выпускает наружу дар, словно дает взаймы часть жизненной силы.
– У меня для тебя сюрприз! – девушка с трудом держалась, чтобы не раскрыть секрет заранее.
– Даш, я с сюрпризами в сложных отношениях, думаю, ты догадываешься.
– Брось, не будь таким занудным! Чего тебе сильно-сильно хотелось в детстве?
– Больше всего на свете?
– Ну да! Только серьезно, не выдумывай на ходу, чтобы отвязаться.
– Если честно, – Том даже невольно сжал кулаки от нахлынувших воспоминаний, – мы иногда с мамой гуляли за городом, там я впервые увидел дельтапланы. Мне так нравилось наблюдать, как они кружат над землей! Словно огромные птицы, разноцветные крылья парили в воздухе. А люди, которые ими управляли, казались маленькими букашками, которых унесло порывом ветра в безграничное пространство неба. Тогда мне чертовски хотелось летать, хотя бы на пару минут оторваться от земли!
