Ознакомительная версия.
Медицинскую ошибку Александр совершил на втором году самостоятельной работы. Проводя маммопластику, он лишний раз взмахнул скальпелем, вместо того чтобы разъединить ткани тупым путем – закрытыми ножницами, пальцем или черенком того же скальпеля. В послеоперационном периоде пациентка стала жаловаться на онемение левого соска. Это осложнение возникает при маммопластике довольно часто, примерно в каждом десятом случае. Оно вызывается случайным пересечением мелких нервных волокон. Чтобы снизить риск появления онемения сосков, хирурги по возможности стараются разъединять ткани тупым путем, а не разрезать их скальпелем. Но риск все равно остается. Казалось бы, невелика беда – онемение соска, но оно доставляет определенные неудобства, вызывая ощущение дискомфорта и в какой-то мере обедняет сексуальную жизнь.
К счастью, нервные волокна восстанавливаются, хоть и медленно. Через год после операции чувство онемения исчезло, чему Александр радовался больше, чем сама пациентка. Не исключено, что в развитии онемения совсем не было его вины, ведь мелкие нервные волокна, которые обеспечивают чувствительность, практически не видны и проходят они не в каких-то строго определенных местах, а как придется. Но тем не менее осложнение имело место, и впредь Александр старался оперировать так, чтобы ему ни в чем невозможно было себя упрекнуть. На самом деле это не так уж и сложно, надо только с самого начала установить для себя максимально жесткие правила и ужесточать, ужесточать, ужесточать их до тех пор, пока дальше ужесточать будет некуда. А там пройдет немного времени, и правила станут повседневной привычкой, начнут соблюдаться автоматически. Главное – начать. «Wer nicht anfängt, wird nicht fertig», – говорят немцы – кто не начнёт, тот и не закончит. Русский аналог «доброе начало полдела откачало» Александру нравился меньше, потому что, к сожалению, очень часто выходит так, что после доброго начала бывает не самое лучшее завершение. И вообще процессы лучше оценивать по итоговому результату, а не по началу. Так правильнее и полезнее, поскольку меньше приходится обольщаться.
Под впечатлением от нижегородского дела мысли приняли иное направление. Могла бы пациентка с онемением соска устроить скандал и обвинить Александра в непрофессионализме? Недолго думая, Александр признал, что могла. Еще как могла и, наверное, была бы права, ведь осложнение имело место, и, как ни крути, оно было вызвано действиями хирурга. Расхожий постулат «не ошибается только тот, кто ничего не делает» вряд ли мог служить оправданием в данном случае. Во всяком случае, с точки зрения пострадавшей пациентки. И если кому-то понадобилось бы использовать эту историю для того, чтобы свести счеты с руководством клиники или поднять свою популярность, то…
Александр налил себе еще сока, взял планшет, нашел в библиотеке рассказы Акутагавы и погрузился в чтение. Перечитывание любимых авторов, тех, которых знаешь близко к тексту, – прекрасное средство от меланхолии, вызванной мыслями о несовершенстве мира.
Фразы: «Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно любить повседневные мелочи» и «Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно страдать от повседневных мелочей»[32] традиционно увели размышления далеко в сторону. Александр все никак не мог понять смысл, вложенный Акутагавой в это противопоставление. Точнее говоря, в зависимости от настроения, понимал его по-разному. То ему казалось, что речь идет о неразрывной связи любви и страдания, то казалось, что вся суть заключена в необходимости уделять как можно больше внимания мелочам, а сегодня он подумал, что Акутагава, скорее всего, хотел сказать о невозможности счастья как такового. Не успеешь порадоваться, как уже пора огорчаться.
– Как вам это удалось, Александр Михайлович?! – В радостном голосе Инги словно колокольчики звенели. – Вы просто волшебник! Это настоящее чудо! Как вы смогли?
Приятно, когда тебя называют волшебником, только вот непонятно, в чем заключается твое волшебство. Особенно в случае с Ингой, у которой еще не была назначена дата первой операции.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, Инга…
– Ну как же не понимаете? Да, для вас это, наверное, обычное дело, но для меня – нечто невообразимое! Никто не смог, я не смогла, а вам удалось. Как? Я папочку не узнаю. Его как будто подменили.
– А что с вашим папой? – осторожно поинтересовался Александр. – Он… э-э… прислушался к вашим доводам?
– Прислушался! Прислушался – это не то слово! Он сказал, что если мне что-то надо, то оно и ему тоже надо, потому что иначе и быть не может. И еще попросил прощения за то, что не понимал меня. Столько лет. Сказал, мне так стыдно. То есть ему…
Впору было удивляться, щипать себя за мягкие места, чтобы убедиться, что это не сон, а затем радоваться. Щипать себя Александр не стал, потому что разговаривал не спросонья (Инга позвонила ему в клинику около полудня), и радоваться не спешил.
– Скажите, Инга, а ваш папа в порядке? – уточнил он.
– В полном! – ответила та, а потом до нее дошел истинный смысл вопроса. – Да нет, что вы, Александр Михайлович! Он в этом смысле всегда в своем уме, даже когда выпьет. А вчера вечером, когда мы с ним разговаривали, он был трезвый, сухой, как лист! Это уже потом мы с ним пригубили вискаря в честь нашего примирения. Мама сейчас гостит у сестры в Казани, вот уж удивится, когда приедет! Если, конечно, папочка ей по телефону все не рассказал. Вы не представляете, он предложил мне полностью оплатить операции. Так и сказал – в любой клинике по моему желанию. Хоть в России, хоть за границей. Фантастика!
«Да, действительно фантастика», – подумал Александр. Люди, конечно, меняются, но чтобы так резко? И под влиянием каких обстоятельств, хотелось бы знать? И почему Инга считает, что это заслуга его, Александра?
– Рад за вас, Инга. – Александр действительно обрадовался, хотя удивление было сильнее радости. – Если вам будет нужен совет по выбору клиники…
– Александр Михайлович, – ликование в голосе Инги сменилось возмущением, – о каком выборе вы говорите? Я уже выбрала клинику. Вашу. После всего, что вы для меня сделали, надо быть последней сволочью, чтобы искать другую клинику. Я хочу оперироваться у вас, и только у вас. В вашей «Белке» и у вас лично.
Никто еще не сокращал «Ля бель Элен» до «Белки». Александр запомнил nouveau mot[33], чтобы потом поделиться с боссом.
– Вы, оказывается, не только хирург, но и психолог. Я считала, что папочка непрошибаем, а оказалось… Нет, вы волшебник! Настоящий!
– Инга, мне очень приятно слышать столь лестные слова, но я в самом деле не понимаю, при чем тут я? Наш последний, второй, разговор с вашим папой закончился тем же, чем и первый, и больше мы с ним не встречались.
– Как это при чем? Он мне сам сказал, что вы открыли ему глаза. Разве в Москве есть другой доктор Берг? Тем более папочка сказал «твой Берг», стало быть, имел в виду вас, и только вас. Он, наверное, ушел от вас озадаченный, а потом додумал все на досуге. Кстати, Александр Михайлович, мне теперь нельзя оперироваться в понедельник. В любой другой день недели – пожалуйста, а в понедельник, нет. Папочка хочет быть рядом, когда вы станете меня оперировать, поклялся, что не будет мешать, просто посидит у вас в холле, так ему будет спокойнее, а в понедельник нет варианта прогулять работу, потому что по понедельникам у него какое-то суперпуперсобрание с высшим руководством. Вот он и попросил, чтобы…
Посидит в холле во время операции? Так ему будет спокойнее? Так действительно многим родственникам было спокойнее, чистая психология, но ожидать подобного отношения от человека, называвшего себя «по совместительству отцом», было, мягко говоря, неожиданно. Надо же, какие разительные, резкие перемены! Такие перемены бывают только после каких-то невероятных потрясений или после черепно-мозговых травм. Что, Виктор Сергеевич упал и ударился головой?
Александра вдруг осенила догадка. Собственно, и осенять было нечему, потому что если к какому-то делу причастны Икс и Игрек, и оказывается, что Икс не имеет отношения к чему-то, а все уверены, что имеет, то здесь явно поучаствовал Игрек. Ахмальцев дал Еве свою визитную карточку. Ах, Ева, Ева. Вот это сюрприз. Как ей только удалось?
Разговор с Евой откладывать было нельзя, потому что невозможно заниматься делами, изнывая от любопытства и думая совсем о другом. Поэтому Александр позвонил ей сразу после разговора с Ингой:
– Как тебе это удалось? – спросил он.
– Да так… Ничего особенного, – поскромничала Ева.
– Нет, это нечто особенное, – возразил Александр. – И я очень хочу знать подробности. Не томи, рассказывай.
– Да в общем-то и рассказывать нечего. Если кто-то думает, что я соблазнила этого пенька, влюбила его в себя и потребовала, чтобы он перестал издеваться над своим ребенком, то сильно ошибается. Ничего такого между нами не было, ни малейшего намека на секс, хотя он на меня поглядывал с определенным интересом. Но я пошла другим путем… Кто это первый сказал: «мы пойдем другим путем»?
Ознакомительная версия.
