– Я сказал тебе: от-вер-ни-и-ись! Дря-а-ань!
В ответ Светка плюнула, а Павлик залепил ей затрещину. Петрова бросилась к дочери, и Светка плюнула в мать с неменьшим удовольствием.
– Светочка, – жалобно попросила ее Люся, – пойдем к тебе в комнату. Пойдем поговорим.
Девочка не реагировала на ласковые слова. Стояла, словно зомбированная, и выдувала из слюней пузыри на губах. Жебет схватил дочь за руку (та не сопротивлялась) и потащил к дверям.
– Пре-кра-ти! Пре-кра-ти немедленно! Оставь ребенка.
Перевозбужденный, Павлик, похоже, не услышал ни одного слова. Дотащил Светку до комнаты, втолкнул туда и с грохотом захлопнул дверь. Люся неслась следом, пытаясь остановить мужа, отнять ребенка, но расстояния были столь коротки, а шаги Жебета столь стремительны, что ее попытки были обречены на провал.
Супруги столкнулись нос к носу перед детской и с ненавистью посмотрели друг на друга.
– Пропусти меня к ней, – выдавила из себя Петрова. – Пожалуйста.
– Она наказана, – расправил грудь Павлик.
– Она напугана. Ей нужна помощь.
– Ей нужен ремень, – саркастически улыбнулся Павлик.
– У нее шок. Пожалуйста, – умоляла Петрова Жебета, – пропусти.
– Она на-ка-за-на, – по слогам повторил любящий отец.
– Хорошо, пусть она будет наказана, только пропусти меня к ней.
– Пожалуйста, – неожиданно согласился Павлик и, кривляясь, лакейским жестом распахнул дверь.
Люся втиснулась в проем – в комнате никого не было.
– Света… Светочка… – позвала она дочь.
Ответа не последовало.
– Светочка, – просительно звала Люся. – Где ты?
Петрова понимала, что ее пятилетняя поборница справедливости не могла исчезнуть из комнаты. Она предполагала, что девочка прячется либо за портьерами, либо в шкафу, либо под кроватью. Люся не торопилась вытаскивать Светку из убежища, понимая, что она должна сама себя обнаружить. Это и скажет о готовности к сближению. Но дочь молчала.
– Светочка, выходи… – позвала Петрова, не теряя самообладания.
Ничего подобного – девочка решила взять мать измором. Тогда Люся по наитию затянула другую песню:
– Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать. Кто не спрятался – я не виновата.
Объявив о готовности к игре, Петрова приступила к поискам. За портьерами Светки не было. В шкафу – тоже. Оставался узкий прогал под кроватью. Люся легла на пол и заглянула в него. Светка затаив дыхание следила за действиями матери. Встретившись взглядом, замерли обе. Мать – потому, что пыталась понять состояние дочери. Девочка – потому, что ждала опасности, в частности, появления отца. Выждав минуту, Петрова решилась заговорить:
– Светочка, я те-бя наш-ла.
Светкины губы задрожали, ребенок тоненько заскулил и пополз к матери.
– Иди-иди сюда, – Люся пыталась удержать слезы и прижала девочку к себе.
Лежали довольно долго. Петровой даже иногда казалось, что дочь задремала. Тогда она пыталась потихоньку высвободиться из объятий, но Светка сжимала руки еще сильнее и прижималась к матери с таким усердием, что Люся чувствовала, как бьется маленькое сердечко.
В прихожей хлопнула дверь. Девочка разжала руки.
– Ушел? – шепотом спросила она.
– Ушел, – подтвердила Петрова.
Светка вскочила и подбежала к двери. Тихо ее отворила и высунулась в коридор. Убедившись, что в квартире никого нет, довольная, повернулась к матери и скомандовала:
– Прячься.
– Не хочу, – отказалась Люся.
– Тогда уходи, – рассердилась девочка.
– Не хочу.
– Тогда… – Светка задумалась и надула губы.
– Тогда иди сюда, – чуть тверже попросила Петрова.
– Не хочу.
– Почему?
– Потому, – глубокомысленно произнесла Светка и направилась к телефону. – Бабе буду звонить.
– Не звони.
– Почему?
– Потому.
– Почему потому? – полюбопытствовала девочка.
– Потому что потому, все кончается на «у», – засмеялась Люся и высунула язык.
Светке игра понравилась. Она улыбнулась и скорчила рожицу:
– Щекотай меня.
– Сильно?
– Сильно щекотай.
Петрова старательно тискала дочь, отчего та испытывала неописуемое удовольствие и визжала. Потом в изнеможении Светка оттолкнула мать и уставилась в потолок.
– Олень, – сказала она и ткнула вверх пальцем.
– Где? – полюбопытствовала Люся.
– Вон, – указала девочка, после чего матери пришлось задрать голову и рассмотреть треснувшую побелку.
Действительно, из графических бороздок на потолке прыгал олень.
– Вижу, – согласилась Петрова, порадовавшись дочерней наблюдательности.
– Он здесь живет, – делилась своими соображениями Светка.
– Везет тебе, – призналась в нахлынувшей зависти Люся.
– Живи у меня, – расщедрилась девочка.
– Сегодня, – согласилась Петрова, предчувствуя бессонную ночь.
Вечером Светка купалась, предварительно утопив в ванне десяток игрушек. Вся в мыльной пене сочиняла какую-то безумную банную песнь:
Купы-купы-купы,
Золотые зубы,
Золотая голова,
Золотая нога.
Золотая ручка,
Ручка-заковрючка…
– Вылезай, Заковрючка, – уговаривала Люся распаренную дочь.
– Не хочу, – брыкалась купальщица.
– Вылезай…
Светка затыкала уши и старательно пела, одновременно рассматривая деформировавшиеся под водой собственные пальчики. Затянувшееся купание Петрову утомило, ей стало душно. Люся приготовила банное полотенце и предупредила юную поэтессу:
– Вылезай… Скоро папа придет.
Это был удар ниже пояса. Светка напряглась, насупилась и перевернулась в ванной, выплеснув на пол тонну воды. В душе Петровой было смутно, потому что совесть подсказывала уставшей женщине, что негоже пугать ребенка отцом, но другого пути не было. Она повторила:
– Вылезай.
Дочь повиновалась, дала обтереть себя полотенцем и с остервенением, стоя на маленькой табуретке, почистила зубы. К моменту прихода Павлика Светка лежала в кровати и ждала мать.
– Когда ты придешь? – поинтересовалась она у заглянувшей в детскую Люси.
– Скоро.
– Подушку возьми, – посоветовала девочка и подложила под щеку сложенные ручки.
– Возьму-возьму, спи, – прошептала Петрова и притворила за собой дверь.
Ночью Светка отчаянно брыкалась, вскрикивала и периодически щупала, на месте ли мать. Удостоверившись, затихала и мирно посапывала.
Жебет не разговаривал с женой и дочерью до конца недели, то есть четыре дня. На пятый написал заявление в партию и стал кандидатом. А Люся ушла на больничный по уходу за здоровым ребенком, у которого каждый вечер поднималась температура. Знакомый доктор, выслушав жалобы Петровой, устно выставил диагноз термоневроз, а письменно – ОРЗ.
Павлик назвал дочь симулянткой, причастность к случившемуся полностью отрицал и периодически напоминал Люсе, что лучшее средство от немотивированных болезней в детском возрасте – это ремень. Петрова в диалог не вступала, но на всякий случай мужа из поля зрения не выпускала, а Светку держала на расстоянии вытянутой руки.
– Люся, – дочери нравилось называть мать по имени, – купи мне кошку. Или собаку. Или птичку.
– Я не могу, Светочка.
– Почему? – загрустила девочка.
– Потому что у тебя скоро будет сестричка. Или братик, – решилась наконец-то Петрова.
– Я не хочу братика. Я хочу котика! – рассердилась Светка.
– Давай подождем, – Люся медленно выплывала из лужи дочернего гнева.
– Пойду звонить бабе, – пригрозила маленькая террористка.
– Зачем?
– Пусть баба купит мне котика.
– Мы купим тебе котика, честное слово, – пообещала Петрова.
– Когда? – уточнила Светка, сложив брови домиком.
– Как только у нас родится девочка. Или мальчик.
– Когда? – продолжала допрос любительница животных.
– Через полгода.
– Завтра? – Светка пока была не в ладу со временем.
– Не совсем, – уклончиво ответила Люся.
– Послезавтра?
Петрова растерялась, не зная, как объяснить, что такое полгода или, на худой конец, месяц. Светка знала названия времен года, могла скороговоркой выпалить названия всех двенадцати месяцев и не более. Все ее представления о будущем сводились к двум категориям: «завтра» и «послезавтра». Люся поделилась с Павликом, и тот среди непрекращающихся митингов и собраний решил провести с дочерью пропедевтическую работу.
– Э-э-э, – промямлил он, – Света. Знаешь ли ты, что у нас с мамой…
– Знаю, – оборвала отца девочка. – Тогда вы мне купите котика.
– Это случится скоро, через полгода.
– Завтра или послезавтра? – Светка снова попросила прояснить ситуацию.
– Ни завтра, ни послезавтра. Через полгода. Пол-го-да.
Лицом Жебет напоминал хормейстера: губы, вытянутые трубочкой, и каждый слог через деформирующийся в движении рот. Хор в количестве одного человека механически повторил за ним все движения губ и полный набор слогов: «Пол-го-да».
