– Ах ты, продажная морда, – вдруг осмелел Усач. – Мало того, что ты Родину предал, так ты еще нам, русским мужикам, выпить спокойно не даешь.
И мы пошли в сторону отеля, а наш немец сел в свое авто и отчалил. Ближе к четырем утра мы доплелись до своего жилища. Знакомая проститутка встречала нас у входа. Леня опередил ее и довольно громко сказал:
– Я, я!!!
– Ты, ты, – уверенно ответила наша подружка.
* * *
Виктор сорвал аплодисменты эффектной концовкой своей истории. Скромный и не привычный к подобным знакам внимания, он пододвинул к себе стакан горячего чая и превратился в слушателя. И я снова подхватил «знамя», увлекая нашу компанию в воспоминания:
– Знаете, когда я был начинающим артистом, мне не приходило в голову, что, общаясь на сцене и за кулисами с большими мастерами, я прикасаюсь к истории. М. Танич, И. Шаферан, М. Фрадкин, А. Левенбук и А. Лившиц… А Аркадий Хайт? Один из самых светлых и остроумных людей, с которыми я общался.
Мы, ансамбль «Голубые гитары», репетировали музыкальный спектакль «Красная шапочка, Серый волк и «Голубые гитары», соавтором которого был А. Хайт. Музыканты всячески саботировали репетиции. Ну не хотелось нам перевоплощаться. Мы, как Станиславский, «не верили» и не чувствовали «правды жизни». И часто Аркаша, в то время уже бывший маститым автором, включал свое обаяние. Анекдотами и байками он разряжал раздражение, которое нет-нет да появлялось во взаимоотношениях музыкантов и генералитета ансамбля. Когда не было И. Гранова, нашего худрука, репетиция часто превращалась в «утро устного рассказа».
Однажды Аркаша пришел в состоянии человека, боящегося расплескать эмоции.
– Я только что из редакции журнала «Октябрь», – начал Хайт. – Захожу в предбанник к главному, а у меня была договоренность о печатании пары рассказов. Секретарша говорит, что Сам сейчас занят, у него Селезневский. Если вы не знаете, кто это такой, а вы не знаете, то я скажу: Семен – «великий» (конечно, в кавычках) цыганский писатель. Знаете, такой типичный еврей, но это… Это надо видеть… Всю свою долгую творческую жизнь Селезневский разрабатывал богатую цыганскую тему, делая из героев каждого своего романа, естественно, преодолевших все трудности и препятствия, добросовестных советских тружеников. Ромалы бросали кочевую жизнь и кибитку, поселялись в двухкомнатной квартире в хрущовке и становились ударниками труда.
И вот этот писатель оказался у главреда раньше меня. Минут через пять дверь открылась, и в приемную из кабинета вышел Семен Селезневский, явно недовольный своим визитом.
– Аркаша, – обратился он ко мне, – представляешь, он зарубил мой новый роман.
– Ну что, бывает…
– Нет, послушай, я в этом романе придумал слово «моржизм». Ты только вслушайся, как звучит – «моржизм».
Реакция Хайта была моментальной:
– Сеня, если бы ты еще и «тюленизм» ввел в свое повествование, он бы не посмел не принять твое произведение. Представляешь, как бы торжественно это прозвучало – моржизм-тюленизм.
* * *
Публика, заполнившая наш «каминный зал», жизнерадостно зааплодировала докладчику, то есть мне, и я картинно раскланялся. Большинство зрителей и участников «Дачного боккаччо» лучшие годы, вернее, молодые студенческие, прожили в эпоху торжества марксизма-ленинизма на планете и хорошо помнили ту эпоху.
Все дружно встали и с криками «Антракт!» выдвинулись в сторону улицы. Моментально был заключен договор ни о чем серьезном не разговаривать. Анекдоты – да, а крупные формы приберегите…
Минут через десять участники нашего действа, отмечая непривычную тишину в нашем подворье, когда не слышно ни машин, ни собак, шумно топая и на ходу раздеваясь, вернулись в зал, где призывно маячили бутылки со спиртным, не вся еще съеденная снедь, а для любителей чая закипала вода. Хирург проконтролировал процесс разливания спиртного.
– Ну что ж, видно, теперь моя очередь, – начал Боря. – Так… Закусили… Конферансье, – обратил он на меня свой взгляд, – объявите.
– Господа, а сейчас со своей историей перед нашей аудиторией выступит несравненный Боря Хусаинов, человек, которого никому из присутствующих представлять не надо.
– Да уж, – голосом Кисы Воробьянинова, вернее, Сергея Филиппова, сыгравшего героя Ильфа и Петрова, ответил кто-то.
– Просим, просим! – картинно-истерично завизжали женщины.
Выдержав театральную паузу, Боря начал свое повествование.
– История, которую я вам хочу поведать, и про врачей, и про артистов одновременно… Я давал клятву Гиппократа и не должен выдавать врачебные тайны, но с другой стороны, я в этой истории был не врачом, а просто товарищем, который давал советы по телефону. А чтобы быть совсем уж чистым перед человечеством, поменяю фамилию артиста и ансамбля, где он служил, к чертовой матери.
Мой друг Геша – замечательный парень и музыкант, игравший на всех видах саксофона, кларнета и флейты, работал в те, еще советские, годы в ансамбле «Поющие в терновнике». Вы все взрослые мальчики и девочки, и я не открою вам Америки, сказав, что язва и Венера для артистов профзаболевания. Дамы, мне продолжать?
– Жги, Боря, жги, – крикнула Татьяна.
– Отлично. Я был еще студентом последнего курса медицинского, когда «Терновники» вместе с Гешей отправились в славный град Свердловск. А Свердловск, я вам доложу, это был город, отличавшийся вольным нравом и веселыми девчонками, легко идущими на сближение. Слава не даст соврать, что такие города, как Свердловск, в те славные времена отсутствия секса и рок-н-ролла, посещались так часто, что у многих заводились постоянные подружки, с радостью откликавшиеся на призыв оторванных от семей любимых артистов. Требовать, чтобы девчонки хранили верность хоть такому-растакому гастролеру, никто не собирался. И девчонки вдохновенно предавались плотским радостям и в тяжелые минуты разлуки тоже. Опять же, как врач и мужчина, скажу, что про СПИД тогда никто не слыхивал, и мужчины и женщины отчаянно бросались в пучину разврата, не удосужившись запастись контрацептивами. Да и потом… Как ты своей избраннице скажешь (это не нынешние времена), что хочешь обезопасить секс и свое и ее здоровье.
«Ты меня подозреваешь? Думаешь, что я больна?» – боялся услышать каждый, кто решил подстраховаться.
И Венера уверенно шагала по стране. И вот в Свердловске в одночасье восемь человек «Терновника» обнаруживают у себя после предыдущих загулов разной степени тяжести проблемы. А артисты – люди опытные, они могли не только обед на электроплите приготовить, но и вылечить от многих болезней. Некоторые отягощенные медицинскими знаниями музыканты возили с собой целые аптечки и как справиться с такой несерьезной, но очень несимпатичной болячкой, уж точно знали.
И вот весь коллектив в едином порыве делает уколы, глотает таблетки с одной лишь целью, чтобы не привезти «подарков» домой. И только мой друг Геша чистый и стерильный, как дурак, ходит и волнуется. Как так? У всех есть, а у меня нет… Тревожно это… А вдруг коварный возбудитель этой болячки сидит в организме и в ус не дует? У него, видишь ли, инкубационный период. «Нет, надо что-то делать», – решает Геша. И он звонит мне в Москву и спрашивает, знаю ли я, как победить эту чуму артистического мира, не получая рецепта от врача (а вы помните, что в те годы процедура посещения уролога означала, что ты должен привести всех своих партнеров на излечение, а не приведешь, тебя насильно упекут в больницу, оповестив при этом еще и партийную организацию). Так вот я его и спрашиваю:
– Знать-то я знаю, а зачем тебе, Геш? Ты же чистый.
– Страшно мне, Борек… Лучше я пропью или проколюсь лекарствами, а то с ума сойду.
– Это ж какая гора антибиотиков… Все в порядке у тебя.
– Ну так скажешь, чего купить?
Я ему говорю название препарата, схему его употребления. Геша слушает и через паузу спрашивает:
– А пить спиртное при приеме лекарства можно?
– Не только пить нельзя, но и ничего острого употреблять.
Геша опять замолчал в трубке, а потом выдал совершенно неожиданное резюме:
– Не годится. Последний день приема таблеток приходится на возвращение в Москву. И если я вернусь домой трезвым, Люська заподозрит и скажет: «Не верю!»
* * *
– Какие же вы гады, – произнесла жена Виктора, – не зря я все время своему подкладывала в чемодан пачки с изделиями № 2, когда он отправлялся в командировки.
– А поскольку никто в нашей компании сейчас не принимает антибиотики, предлагаю выпить, – сказал Боря.
– Почему не принимают? Я принимаю, – произнес Виктор, – борюсь с бронхитом.
– Как ты хорошо о нашем Хирурге говоришь – «Борюсь», – проворковал голосом гея Доктор.
– Да, да, Борюсь, борюсь с бронхитом.
– Борюсь – это Хирург, заболевший горлом, – подытожила новеллу моя жена.
