– Горобец, это ты?
Человек начал медленно поднимать голову, и Виктор в ужасе отшатнулся. Вместо лица он увидел кровавую маску.
– Иди читай, – сказал тот, кто сидел перед ним, с трудом разлепив губы. – Сейчас встанет.
Не чувствуя ног, Виктор начал отступать назад. Боковым зрением он уже видел, что гроб был пуст.
– Не выходи за круг, слышишь? – прошелестел мертвый голос у самой стены. – Не выходи оттуда.
До меловой черты оставался всего один шаг.
– Витька, – раздался вдруг сзади детский голос. – Витька-дурак. Иди играть с нами.
Он обернулся. Перед ним стояли двое мальчишек лет десяти. Павлик и Лешка.
– Иди к нам.
Последним усилием воли он сделал еще один шаг и переступил через черту.
– Вас уже нет, – прошептал он. – Вы утонули.
– Ну и что? Иди – поиграем.
Они сорвались с места и убежали в темноту. Виктор слышал, как они бегают и смеются.
– Витька-дурак.
Он опустил глаза в книгу и, почти выкрикивая, начал читать. Через мгновение в церкви все стихло. Он перевел дыхание и решил больше никуда не смотреть. Чего бы это ни стоило.
В следующее мгновение он с ужасом осознал, что произносит совсем не то, что написано в книге.
– Ну как ты читаешь? – сказал кто-то слева от него.
Виктор повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит Горобец.
– Я же тебе говорил – слово в слово читай, а ты все буквы наоборот переставил. Дай сюда книгу.
Виктор взял книгу и послушно протянул ее Горобцу.
– Ближе подойди. Чего ты ее оттуда мне тянешь?
Виктор опустил взгляд на пол и увидел, что сапоги Горобца стоят ровно на самой черте.
– Ну, давай. Чего ты?
Виктор замер, потом положил книгу назад.
– Сдохнешь здесь! – закричал Горобец на всю церковь и исчез в темноте.
Больше Виктор головы от книги не поднимал. Он слышал, как вокруг него ходили люди, звали его знакомыми и незнакомыми голосами, умоляли посмотреть на них, плакали, но он головы от книги не поднимал. Только кричал все громче и громче, пока под утро уже не начал хрипеть.
За полчаса до рассвета все стихло. Виктор перешел на шепот. В горле у него першило, но он боялся остановиться, поэтому иногда заходился в приступе кашля, и все-таки не переставал читать.
Когда тишина простояла минут двадцать, и Виктор подумал, что все позади, он на мгновение приостановился и поднял глаза. В полуметре от него у самой черты неподвижно стояла панночка. Не отрываясь, она смотрела прямо ему в лицо.
– Еще две ночи, Хома, – прошептала она. – Две ночи.
В этот момент закричал петух. Панночка погрозила Виктору пальцем и медленно вернулась в свой гроб.
* * *
– Это Ковтун был, – сказал Горобец, вставая из-за стола. – А вы чего здесь расселись? Нечем заняться?
– Ну, интересно же, – протянул один из казаков, набившихся в хату, чтобы послушать Виктора.
– Иди посты проверяй, – велел ему Горобец. – Устроили вечер воспоминаний. А ну, все поднялись и освободили помещение.
Когда казаки, позвякивая оружием, вышли из хаты, Горобец повернулся к Виктору.
– Ковтун к тебе приходил. Это точно. Непонятно только – почему он тебе помог. Видно, панночка ему трогать тебя не велела. Ты ей самой нужен.
– Спасибо на добром слове, – с трудом проговорил Виктор.
– А может, ты ей чем-нибудь насолил?
– Не знаю. Я вообще ничего не знаю.
Горобец некоторое время молча смотрел на его склоненную голову. Потом вздохнул и сказал задумчиво:
– А ты весь поседел. Надо же, вся голова седая.
* * *
На этот раз Ковтун появился почти сразу. Как только казаки заперли дверь, Виктор почувствовал, что он опять не один в церкви. В дальнем углу зашелестело, потом послышались медленные шаги, и Виктор затаил дыхание, ощутив, что на него смотрят почти в упор. Не поднимая головы, он начал читать. Слова срывались у него с губ и тут же затихали, растворяясь в обступившей его тишине.
– Сейчас, – сказал Ковтун.
В следующее мгновение Виктор зажмурил глаза от яркого света, который внезапно залил всю церковь. Сотни свечей, вспыхнув, осветили даже самые дальние уголки. Крышка гроба с треском отлетела вверх, как будто изнутри по ней ударила страшная, бесконечно долго сдерживаемая сила.
Виктор пригнулся еще ниже и стал лихорадочно произносить слова, смысла которых он уже совсем не понимал. По церкви пошла волна. Воздух как будто вздрогнул и загудел, сгущаясь вокруг него. Со стен посыпалась лепнина, куски штукатурки, церковные украшения. Все это летело в его сторону, осыпая его градом ударов. Он закрывал голову руками и продолжал читать. Внезапно все стихло.
Гроб с лежащей в нем панночкой медленно поднялся со своего места и начал плавными кругами уходить вверх. Через секунду он исчез в темноте где-то под самым куполом.
Вдруг раздался оглушительный удар, и все двери разом вылетели, как от мощного взрыва. В окна полился ослепительный свет. Еще секунда – и в церковь хлынул поток закутанных в темные балахоны фигур. Их лица были закрыты тяжелыми капюшонами. Виктор, срывая голос, продолжал читать.
Когда фигуры в балахонах наконец замерли, ему показалось, что откуда-то доносится слабое пение. Оно было так прекрасно, что у Виктора перехватило дыхание. Никогда в жизни он не слышал такой музыки. Пение усилилось, и он понял, что поют обступившие его фигуры. Внезапно они снова пришли в движение. Продолжая петь, они дали проход чему-то, что должно было появиться из центральной двери.
Взглянув украдкой на распахнутую дверь, Виктор подумал, что мог бы броситься и убежать из проклятой церкви, но тут же отказался от этой мысли и продолжал читать. Он понял, что не знает, какие ужасы могли скрывать под собой грубые балахоны.
В это время голоса поющих достигли полной силы, и ему стало трудно дышать. Слезы необъяснимого восторга душили его, и несколько раз его собственный голос едва не сорвался в рыдание.
Наконец в проеме центральной двери показалась новая фигура. На ней не было балахона. На ней вообще не было ничего. В церковь на огромном черном коне въехала обнаженная панночка.
Ее конь, потряхивая гривой, медленно переступил через церковный порог и двинулся по проходу между поющих фигур. Проход упирался в круг, начерченный на полу вокруг Виктора.
Сначала он не заметил появления панночки, потому что старался совладать с собой и с охватившим его неясным восторгом, причиной которого была волшебная музыка. Он старался сосредоточиться на словах, которые произносил, но вдруг понял, что поет их вместе с таинственным хором. Испугавшись, он тут же запнулся и невольно оторвал взгляд от страницы.
Вернуться к ней он уже не смог.
Медленным шагом конь панночки надвигался прямо на него. Склонившись к голове своего коня, она улыбалась и смотрела Виктору прямо в глаза. Ему показалось, что она смотрит ему в сердце.
Конь остановился у самой черты, и панночка плавно соскользнула на пол. Пение оборвалось. Фигуры замерли на мгновение, и потом с каждой из них, так же плавно, как панночка с коня, на пол соскользнул балахон.
Церковь озарилась сиянием нагих тел. Виктор стоял в окружении самых прекрасных девушек, каких он когда-либо видел.
– Иди сюда, – сказала панночка, опускаясь перед ним на огромное покрывало. – Ночь коротка.
Глядя ему прямо в глаза, она медленно погладила рукой живот.
Забыв о книге, он зачарованно смотрел на то, как скользит по телу ее рука.
– Не успеешь, – шепнула она.
Виктор сделал шаг. Потом еще один. Потом еще. Переступив черту, он медленно опустился рядом с ней на покрывало.
– Теперь ты мой.
Она приподнялась на локте. Виктор начал склоняться к ней.
В это мгновение какая-то страшная сила бросила его назад, едва не оторвав ему руку.
– Ковтун! – диким голосом закричала панночка, тотчас оказавшись на ногах.
Между нею и Виктором стоял казак-оборотень. Он глухо рычал, продолжая держать Виктора за руку. От мертвой хватки Ковтуна Виктора с ног до головы пронзила нестерпимая боль.
– Ковтун! – снова закричала панночка.
Размахнувшись, она, как тигрица лапой, ударила оборотня по горлу, одним движением снеся ему голову с плеч.
Безголовый Ковтун еще несколько секунд, покачиваясь, простоял перед панночкой, потом хватка его разжалась, он рухнул на колени и, наконец, упал прямо вперед. Кровь из его горла хлынула на покрывало.
Виктор в ужасе сделал шаг назад и переступил границу круга. Панночка, как дикая кошка, развернулась к нему и зашипела, так что у него мороз побежал по коже.
– Иди ко мне, Хома! – шипела она. – Иди сюда!
Виктор, спотыкаясь, бросился к книге. Он вцепился в нее, как утопающий в безбрежном ночном океане цепляется за жалкий спасательный круг.
До самого утра он больше от книги не оторвался.
* * *
Наутро Виктор казакам рассказывать ничего не стал. Не захотел.
– Можете сами со мной сегодня ночью в церковь пойти, – сказал он. – Кто смелый.
