Такая вот могучая кучка у нас получилась.
Да, могучая! Главное, счастливая. Это надо видеть, вернее прочувствовать… Если сможете – присоединяйтесь!
Мы же, тех поросят, каждого, как грудных детей из роддома принимали. Такое счастье на лицах покупателей было, не прозой, только песней выразить можно. Шутка!
Пожалуй, нет, какая там шутка, так и случилось. Только мы отъехали…
Нас утро встречает прохладой,
Так вовремя, под настроение, вспомнились нужные сейчас строчки подходящей песни. Валентина Ивановна, исполнительная Голова, и подначила. Кстати, голос у неё не плохой – сопрано!
Нас ветром встречает река.
Дружно, всем автобусом и подхватили, как костёр подожгли.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Пели хором громко, дружно, и главный ветеринар, глядя на Светлану, вот гад, тоже басил…
Не спи, вставай, кудрявая,
В цехах звеня,
Кто-нибудь, торопясь, вспоминал начало очередной строки, другие с азартом подхватывали продолжение, радуясь смыслу и созвучности своему настроению:
Страна встаёт со славою
Навстречу дн..
И радость поёт, не смолкая,
И…
И… и… и… Вот, чёрт! – споткнулись, не могли дальше слова вспомнить. Никак. Ты-к, мы-к… Ан, нет. Выражения лиц ещё не остыли, ещё горели общей восторженностью, а слов нужных не находилось… Ай, досадная картина! Певцы огорчённо переглядывались, готовые в любую секунду подхватить, лишь бы кто вспомнил, хоть слово, хотя бы первую букву… готовые продолжить, и… и… Но… Но… Но, нет. Забылись хорошие и важные слова. Все и напрочь. Выветрились с этими, понимаешь, ветрами… эээ… чтоб не ругаться, перестроечными! Вот же-ж память… А жаль. Хорошо хоть эти-то вспомнили: с трудом и коллективно. Но с радостью вспомнили, с воодушевлением… Ооо! И с огорчением: какие теперь цехи! какая страна! какая такая кудрявая!., какой завод! какой там гудок! Господи!.. Утонуло всё в прошлом, как в глубоком колодце… Исчезло, растворилось, испарилось, как туман под утренним солнцем, как сон…
Но боевой задор бывших комсомольцев сразу так не погасить. Нет! Не дождётесь!
Вера Фёдоровна и комсомолка, в прошлом, и «Стахановка», когда требовалось, и медсестра на фронте – там боевых медалей, да наград у неё! – и вообще во всём заслуженная, надтреснутым голосом, резко, наперекор падающему настроению масс, бодро, высоким тоном, словно труба, вступила, повела за собой:
А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер,
О! Все тут же оживились, закрутили головами, подтягиваясь и распрямляя плечи, обрадовано подхватили:
Весёлый ветер, весёлый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.
Взрослые пели как дети… Восторженно, красуясь собой и всеми, радуясь, взахлёб, и с вызовом:
Спой нам ветер про дикие горы,
Про глубокие тайны морей,
Как пели они в своём далёком босоногом детстве… Пели с трепетом и восторгом, совершенно не сомневаясь, что счастье обязательно придёт: «А как же!.. Оно есть! Оно будет! Его не может не быть!»; как пели в своей юности, как в зрелом возрасте, мечтая, теперь-то уж оно, конечно же, придёт, если не к детям, то к внукам обязательно… Желали.
Про птичьи разговоры,
Про синие просторы,
Про смелых и больших людей!
Кто привык за победу бороться…
Вот-вот-вот! Именно это и было сейчас главным: нужно бороться, обязательно нужно: за себя, за детей, и своих, и чужих, и за страну за свою. А за какую же? Не за чужую же, правда!
С нами вместе пускай запоёт…
Кто весел – тот смеётся,
Это да!
Кто хочет – тот добьётся.
Конечно!
Кто ищет – тот всегда найдёт!
Именно! Кто не стоит на месте, кто идёт, борется – тот победит! Дойдёт!
Так именно витало сейчас в автобусе, необыкновенно живительный фимиам бился в нём, переполняя, вырываясь в раскрытые окна, улетая к идущим за нами фурам. Поросята в них, в сколоченных для перевозки деревянных ящиках, на толстых подстилках из древесных опилок, сбившись в кучки, так привычно теплее, недоумённо хлопали ресницами, тревожно прислушивались к мелкой тряске, и необычным звукам вокруг, беспокойно похрюкивали. По-своему так поддерживали нас.
Хотя окружающий дорогу архитектурно-строительный, промышленно-индустриальный и сельскохозяйственный антуражи – мы хорошо это видим – не соответствовали сейчас нашему настроению. Оптимизмом созидания в нём не пахло, просто не наблюдалось. За исключением, пожалуй, придорожных кафе и закусочных, в основном в восточном стиле, да необычайно стильных, применительно к данной убогой местности, на сильном контрасте, красавцев автозаправочных станций: «ВР», «ЛУКОЙЛ», «Татнефть», и прочих отпочкований. Тут да! Всё тут дышало цивилизацией, достатком, амбициями, чувством собственного достоинства… Крепким предпринимательством, если хотите. Деньгами. И подъездики, и отъездики, и реклама, и освещение, и даже сервис, всё тебе утю-тю-тю! Правда, от трассы в радиальном направлении отходили другие дороги. Много их. Сказать, не дороги, тропинки, в сравнении с трассой, к захудалым, это видно, старой масти жилым, либо каким другим осыпающимся ветхим, заброшенным строениям – удручающая, мягко сказать, картина! – куда сворачивать путнику лишний раз и не нужно. Чтобы не портить себе настроение. Поэтому, наверное, по автомагистрали летать разрешено со скоростью 100 км в час, и больше. Чтоб не появилась возможность, или мысль, остановиться и оглядеться или, не дай Бог, свернуть туда… Брр!.. «Там живут ужасные люди-дикари…», которых «в понедельник мама родила», а попросту – «совки» или лохи. Те, – их так много, оказывается, если оглянуться, – кто не смог, не захотел менять ориентацию с честного человека, как всю жизнь общество и мораль учили, на демократа-обкомовца, живущего ныне в пределах Садового, второго, и прочих, «сжимающих», колец, включая рублёвские, успенские трассы и им подобные.
Навстречу, и в попутном направлении, попадались, догоняя и обгоняя, стада разномастных машин, в основном торговой направленности. Иностранные фуры, рефрижераторы, иногородние машины, местные… На скоростях от 100 км и выше.
В отдалении от шоссе попадались заметно серьёзные жилые строения, сказать, сооружения. Новенькие, просто новёхонькие. Напоминающие то ли средневековые замки, то ли правительственные резиденции… Очень уж были вычурно вызывающе красивы те коттеджи. Массивные, многоэтажные, кирпично-стеклянные, с балконами, широкими парадными лестницами, лоджиями, эркерами, металлочерепичными крышами, разными лестничными и закрытыми переходами, тарелками спутникового телевидения, такими же вычурными и надворными постройками, гаражами на две-четыре машины, высокими, глухими, кирпичными заборами с камерами наружного наблюдения по периметру… Очень солидно всё выстроено, крепко, с размахом.
На такие явления пассажиры автобуса выразительно округляли глаза, указывая друг другу, поджимали губы и осуждающе качали головами: «Мафия, ити её в душу!..» «Глянь, как, сволочи, жируют!» И пренебрежительно отворачивались. Потому что знали, честным трудом, как и должно бы, таких денег не скопишь, не соберёшь. Хоть десять жизней положи на своё село, на свою землю, хоть сто, хоть двести, такого не добьёшься.
От этого вновь становилось грустно… Но ненадолго. Потому что у нас было праздничное настроение. Было! Да! И мы знали куда мы едем – домой мы едем, и что мы с собой везём – новую жизнь себе везём… И радости, и заботы! Работу!
«Люди, не в деньгах счастье!..» – хотелось громко крикнуть тем особнякам… И ответить им же: «В чём, в чём… Купите порося – узнаете!»
Шутка!
Я люблю тебя, жизнь,
Что само по себе и не ново.
Демонстративно отвернувшись от окна, вполне приличным баритоном запел вдруг Байрамов, Василий Фокич наш, агроном.
Я люблю тебя, жизнь,
Я люблю тебя снова и снова…
Вот уж окна зажглись,
Я шагаю с работы устало…
Песня, как чудесная машина времени живо напомнила те годы, когда было тяжело, трудно, но люди были дружны между собой, трудности преодолевались с непременной товарищеской поддержкой и задушевной песней, когда – «последнюю горбушку и ту пополам», когда гордились нашими ветеранами и труда, и войны, Юрой Гагариным, Валентиной Терешковой, другими космонавтами, нашими достижениями в науке, культуре, спорте… И стройками, заводами, атомными ледоколами, и БАМовской одноколейкой, конечно… Потому что в нас жила надежда, вера и любовь… В этом и есть суть самой жизни.
