– Я только себе и верю.
– Ловко вы устроены…
– Антон Антонович, – подсказал полковник.
– Спасибо. Ловко вы устроены, Антон Антонович, – повторил маг. – Верить самому себе – редкое свойство для политика.
– Я не политик, я солдат, – сказал полковник. – Но я вас очень прошу дать представление на ассамблее.
– Хорошо, я приеду, – сказал Маэстро и встал. – В котором часу начало?
– Гости всегда собираются к восьми.
Губернатор Французов Вольдемар Викторович слыл эстетом. Коллекционирование произведений искусства сделало его большим поклонником обычаев и моды золотого девятнадцатого века, и с приходом к власти он стал активно внедрять их в жизнь. С этой целью губернатор отрастил себе бакенбарды, восстановил помещичью собственность, вернул некоторым армейским подразделениям форму гусар и кавалергардов, ввел в силовых структурах обязательное обращения «ваше высокоблагородие» и «ваше превосходительство» и возродил ассамблеи.
Супруги чиновников и предпринимателей с удовольствием подхватили идеи губернатора. В моду вошли платья на кринолине, титулы, кареты, балы и катания зимой на санях, запряжных тройками с бубенцами, а в меню обязательные блины с икрой. Автомобили стали считаться моветоном, и предприниматели гонялись за антикварными каретами и санями по всему свету. Поговаривали даже, что один из промышленников выменял собственную трехсотметровую яхту на золоченую карету королевы Анны Австрийской.
В дни, когда устраивалась губернаторская ассамблея, вход в его загородную резиденцию освещался множеством масляных фонарей, а гостей встречала охрана в зеленых камзолах с позументами. В руках они держали скрученные половики.
К восьми часам к резиденции губернатора начали съезжаться кареты и иномарки с синими проблесковыми маячками на капоте. На машинах явились те горемыки, кому еще не удалось приобрести престижную карету (не новодел, а настоящую, с гербом на дверцах!), и только наличие маячков на машинах давало им право присутствовать на губернаторской вечеринке.
Охранники бросались к очередной карете, распахивали дверцы, отбрасывали ступени и, уложив перед ступенями половик, помогали даме в бальном платье выбраться из кареты. С непривычки дамы в первое время выбирались из кареты задом с большой неловкостью, (зрелище малоэстетичное), но потом обвыклись, вальяжно спускались по ступеням, расточая улыбки окружающим. Тем, кто прибыл на автомобилях, охрана не помогала, мужьям, вынимавшим жен из машин так, чтобы не измять рюшечки и фижмы их бальных платьев, приходилось приспосабливаться самим.
Уже совсем стемнело, когда, гремя гусеницами, к подъезду подкатил танк. Танк, конечно, не является ни каретой, ни автомобилем, но кто же осмелится не пустить на бал хозяина танка? Особенно когда известно, кто он.
– Это все, – сказал один из охранников напарнику. – Командующий округом всегда приезжает последним.
Люк открылся, и из танка выбрался маленький человечек с пышными усами. На его мундире золотом отливали маршальские эполеты, на поясе болталась сабля, а на сапогах блестели шпоры. Звеня шпорами и сдергивая на ходу с головы буденовку, маршал живо вбежал в услужливо распахнутые охранником двери.
Зал, куда вошел маршал, был представительским: мозаичный паркет, облицованные мрамором панели, обтянутые бордовым бархатом стены. Возле камина, в котором ярко потрескивали поленья, стояло два глубоких кожаных кресла. Чуть поодаль – большой концертный рояль. В противоположном углу был накрыт длинный стол «а ля фуршет». На камине и на столе оплывали свечи в тяжелых бронзовых канделябрах. На галерее второго этажа расположились музыканты. Звучала музыка Шопена.
В зале находилось человек тридцать высших чиновников – ближайшее окружение губернатора – и их жены. Жены сгрудились возле супруги начальника таможни и с завистью рассматривали новую сумочку фирмы «Глория», сделанную из перьев квезали, – вымирающего вида священных птиц народа майя. На вопрос о стоимости сумочки жена таможенника царственно пожала плечами: «Не знаю, подарок мужа». Она наслаждалась всеобщим вниманием, пользуясь тем, что еще не появилась Диана.
О, эта Диана – головная боль и предмет зависти женщин и восхищения мужчин высшего света. В прошлом модель, танцовщица и победительница конкурса красоты, Диана была возлюбленной Вольдемара Викторовича и занимала пост советника губернатора. Примиряло матрон губернии с «этой выскочкой» только то, что она никогда не станет первой леди. Ибо после развода с первой женой губернатор сделался ярым сторонником демократии и дал обет больше никогда в брак не вступать.
– Чтобы не появился законный наследник и у народа не возникло желание отказаться от демократии и вернуть монархию, – объяснил он свою позицию во время телевизионного интервью сразу после инаугурации. – Нет, я уж лучше так, без регистрации…
И хотя в глубине души Диану покоробило это заявление, внешне она отреагировала спокойно, ибо и без священных уз брака обладала влиянием на губернатора большим, чем любая жена на законного мужа.
Без жен на бал явились только семеро: сам маршал, директор Пенсионного фонда толстяк Пухов, заведующий департаментом юстиции Астриль, главный прокурор губернии Комов, братья-близнецы по фамилии Ге и известный режиссер Карачумов в своей неизменной бескозырке. Начальники департаментов финансов и экономики в наказание, что допустили кризис, настигший губернию, на бал званы не были.
– Довели губернию до нищеты, вот пусть теперь сидят дома и думают, как исправлять ситуацию, – заявил губернатор, когда составлялись списки приглашенных.
Маршал приветствовал мудрое решение губернатора. Штафирки, всего-навсего начальники департаментов, чины, по его маршальскому разумению, не выше майора, а какими миллионами ворочают! А дать ратному ветерану безвозвратную ссуду пожадились, сволочи! Ведь, можно сказать, слезно просил жене на простую шубку. Она мерзлячка, ей без соболиной шубки никак нельзя!..
Сейчас маршал прямиком направился к столу, где уже обосновались Пухов, держащий в руке бутерброд с двойным слоем антрацитного блеска икры, Комов, налегающий на лососину, и Карачумов. Режиссер, как личность исключительно духовная, пил виски безо льда, не закусывая. Остальные кучковались группками в разных концах зала. Только Астриль в одиночестве прихорашивался у окна да братья Ге о чем-то страстно беседовали в дальнем углу залы. Близнецы заведовали департаментами прессы и культуры, но кто каким – ни они сами, ни их сотрудники разобраться не могли.
– Опять на закуску куриные жульены, – с обидой в голосе сообщил толстяк маршалу. – Как вам это нравится?! Кругом же птичий грипп свирепствует.
– Четыре капли молока на стакан спирта, и грипп как рукой снимет. Проверено мной лично. – Маршал любил рекомендовать этот коктейль как средство от всех болезней.
– Никто нас не любит, даже гриппозные куры, – грустно пожаловался Астриль, жеманные манеры которого не оставляли сомнения в его сексуальной ориентации. – Вчера в интернете написали, что я совращаю мужчин, используя служебное положение. Эти журналисты все время норовят в чужую постель влезть.
– А меня обвиняют в использовании пенсионных средств в личных целях, – пробасил Пухов.
– А разве нет? – отправляя в рот очередной кусок лососины, насмешливо спросил прокурор.
– В суде не доказано! – Возмущению Пухова не было границ.
– Если желаете, докажем, – сказал прокурор. – И привлечем.
Пухов хотел спросить прокурора – что, мало дал, еще нужно? Но вспомнил, что рядом находится маршал, и смолчал: маршал был другом прокурора и любил размахивать саблей.
– Нужно приструнить журналистов, – сказал Астриль, приближаясь к столу. – Слишком много воли они себе взяли. У нас же есть закон о частной жизни государственных чиновников.
– Следует использовать танки, а не законы, – по-военному деловито заметил маршал. – Танк – штука особая. Его только заведи, а там он с вашими журналистами сам разберется.
Братья Ге к беседе о танках и законах не прислушивались, их обоих поглотила борьба с невидимыми зелеными чертями, в очередной раз внезапно напавшими на Ге первого. Черти скакали по его плечам и груди, прятались в волосах, и Ге второй в меру сил помогал брату.
– Кыш, гниль зеленая! Кыш!.. – зло шептал Ге первый, раздавая щелчки направо и налево. – Изыди, кому говорю?! Всем головы поотрываю!
Но щелчки, видимо, на чертей не действовали, и он воззвал к брату:
– Ты их видишь?
– Вижу, вижу!
– Так бей их!
– А я что делаю?! – воскликнул Ге второй, с размаху нанося удар по плечу близнеца.
Мощный удар пробил брешь в рядах чертей, часть из них исчезла, а Ге первый обрел второе дыхание. Братья с удвоенной энергией принялись отлавливать неугомонную нечисть. Черти дразнили обоих, корчили рожи, заползали за воротник и за пазуху, дергали за волосы, щекотали, щипались. Короче – изощренно издевались над обоими, хотя должны были мучить только одного – Ге первого. Впрочем, эту свору, невидимую для посторонних глаз, можно понять, ну как им отличить правого от виновного, если даже самим братьям сделать это никак не удавалось.
