Ознакомительная версия.
– Чистоплюйничаешь, капитан Ильин? А мне не до того. Мне надо ребятам зарплату платить.
Тем разговор тогда и закончился. Теперь же Олег не мог понять, чего хочет от него Голубев. Как он может помочь в сложившейся ситуации – связей и знакомств, позволяющих продавить Баркова, у него в Москве не было.
– Хотите, я съезжу к нему, объясню популярно, что мы на его предложение согласиться никак не можем? – предложил он. – Могу пару ребят с собой взять для убедительности.
Полковник лишь насупил седые брови:
– Ты, Олежек, вроде умный мужик, а иногда как ляпнешь… Это тебе не хулиганье на улице пугать, это человек серьезный. У него там знаешь какие волкодавы под каждым кустом? Они и тебя, и ребят наших скрутят – и не чихнут.
– Ну, это, допустим, еще вопрос, кто кого скрутит, – попытался возразить Олег.
Но отставной полковник грохнул по столу кулаком так, что задребезжал стакан с недопитым чаем:
– Не лезь в это, я сам разберусь! Ты наших московских реалий не знаешь. Да, главное, смотри, чтоб Верка не узнала. Она девка горячая, боевая – вся в меня, грешного. Полезет справедливость восстанавливать, костей не соберет.
В тот же вечер Олег, еще не веря в реальность угрозы, считая, что перестраховывается на всякий случай, спросил Веру:
– У тебя есть разрешение на оружие?
– Конечно, – пожала плечами она. – Папа позаботился, еще в девяностые. Ты же помнишь, какое время было…
Она подошла к книжному шкафу, отодвинула маленькую незаметную створку на одной из полок и показала ему металлическую дверцу сейфа. За дверцей лежал аккуратный черный браунинг.
– А что такое? У нас какие-то проблемы? – спросила она, цепко вглядываясь в его лицо.
– Все хорошо, малыш. – Он, дурачась, взъерошил ей волосы, поцеловал в макушку. – Просто мне не очень нравятся люди, с которыми твой отец ведет дела. Я тебе уже говорил… Короче, мне было бы спокойнее, если бы ты держала пистолет при себе.
– Есть, мой генерал! – она шутливо вскинула ладонь к виску.
* * *
Несколько раз его вызывали к следователю – сонному молодому парню со смешными оттопыренными ушами. Тот задавал бесконечные вопросы и строчил что-то в тетрадке.
– Что с Барковым? Он арестован? – допытывался Олег.
Следователь лишь хмуро покачал головой.
Олег лежал ночами на нарах, без сна, чутко вслушиваясь в звуки спящей камеры, каждую минуту ожидая, что Батон или еще кто-то может накинуться на него, и думал о Вере. Пытался представить себе, где она может быть сейчас. И виделось ему отчего-то то лесное озеро – стального цвета непрозрачная вода, похожая на фольгу конфетной обертки, склонившие ветки ивы, лиловые брызги медуницы в траве. И Вера на берегу – улыбающаяся, тянущая к нему обнаженные, тронутые загаром руки. Его девочка, родная, единственная, верная, преданная, любящая.
Адвокат – сутулый неопрятный человечек с длинными желтыми зубами и в засаленном пиджаке, усыпанном перхотью, – сообщил ему, к какому заключению пришло следствие:
– Гражданин Голубев под прикрытием охранного агентства «Витязь» организовал преступную группировку, которая занималась шантажом и вымогательством. В банду входила и дочь Голубева Вера Алексеевна. В числе пострадавших от противоправных действий – Барков Валерий Львович. Вас обвиняют в том, что и вы были членом банды и по приказу Голубева убили трех человек.
Олег, с трудом глотнув воздух, выговорил:
– А как же… А Барков не обвиняется в организации заказного убийства?
– В действиях Баркова Валерия Львовича состава преступления не найдено, – пожал сутулыми плечами адвокат.
Услышав это, Олег взревел, бросился на сморчка, схватил его за горло и несколько раз шарахнул плешивой головой о стену. Он не понимал, что делает, не преследовал никакой цели. Словно обезумевший от боли хищник, он готов был броситься на каждого, кто попадется под руку, будто именно этот человек был виновником его страданий и, разделавшись с ним, он мог бы испытать облегчение. Адвокатишка заорал, в кабинет влетели охранники. Олега скрутили, повалили на пол, заломили руки назад, разбили лицо о каменный пол. Он не чувствовал боли, ревел низко, надсадно, как раненое животное.
Потом был карцер – промозглый каменный мешок, в котором невозможно было ни сесть, ни лечь. Два шага от одной стены до другой. Он тыкался лбом, кулаками, коленями в сырую каменную стену, только теперь понимая, что все кончено, кончено безвозвратно. Если и было что-то, что держало его – какая-то отвлеченная надежда на справедливость, месть, то, что всем в конце концов воздастся, теперь это ушло, и весь ужас случившегося обрушился на него беспощадно. И боль, которая все это время жила внутри, которую ему удавалось заглушить мыслями о том, что виновник ее будет наказан, теперь настигла его во всей своей полноте и обреченности. Он отдал бы все, чтобы пустить пулю себе в висок. За нож, за бритву, за веревку – что угодно, что позволило бы ему прекратить эту муку.
Все было кончено, кончено. Он ощущал это так ясно, будто кто-то написал слово «Конец» красными буквами на сетчатке его глаз, и теперь оно проглядывало сквозь все, на что он смотрел. Только теперь он понял, что постоянное ожидание каких-то вестей от следователя, от адвоката, надежда на то, что все в конце концов разъяснится, еще не было агонией, это еще была жизнь, полная чувств и желаний. Пустота же наступила только теперь.
* * *
Все дальнейшие события слились для него в какой-то бешеный неостановимый кошмар. Несколько августовских дней, когда в горячем вязком воздухе чувствовалось уже дыхание осени, перевернувшие его жизнь навсегда.
Алексей Васильевич Голубев должен был в очередной раз встретиться с неунимавшимся Барковым. Он не хотел, чтобы Вера при встрече находилась в офисе, и придумал какой-то предлог, попросил Веру съездить на их старую дачу, привезти какие-то вещи. Олег должен был сопровождать ее. Старик ничего не сказал, но Олег видел по его принявшему совсем уж свекольный апоплексический цвет лицу, что отставной полковник на взводе, что ситуация, видимо, вышла из-под его контроля, что он всерьез опасается за благополучие дочери. Он снова пытался предложить боссу помочь разобраться в этом отвратительном деле, но старик был тверд, не слышал возражений. И Олег понял, что главное для него сейчас – убедиться, что дочь в безопасности, именно это и должен был обеспечить он, бывший спецназовец, недавний инструктор частного охранного агентства «Витязь».
На Верином джипе они промчались по опустевшей в последний летний месяц трассе и въехали в дачный поселок, располагавшийся в этой местности еще с послевоенных времен. Основную часть участков в последние годы выкупили новые хозяева России, нагромоздив на клочках земли замысловатые замки, забавно тыкавшиеся друг в друга своими псевдоготическими башенками.
Дача полковника Голубева была еще из старых времен. Небольшой двухэтажный деревянный домик с застекленной террасой, большой стол во дворе, под липами, покрытый затертой клеенкой, плетеное кресло-качалка на веранде.
Вера пошарила под крыльцом, достала длинный ржавый ключ, отперла дверь. В доме пахло старым деревом, сухими травами, прошлогодним солнцем. Они ступили на террасу, и под ногами тоскливо взвизгнули половицы.
– Представляешь, здесь я выросла, – обернулась к Олегу Вера. – Мама рассказывала, что я ходить начала как раз в этой комнате: уцепилась за этажерку, подтянулась на руках, встала – и пошла.
– А это что? – Олег кивнул на развешанные под потолком вязанки сухих трав.
– А, это папа… Собирает травы какие-то, потом сушит и чай с ними пьет. На вкус ничего, пить можно. – Она рассмеялась. – Ладно, ты тут располагайся, я в сад схожу, посмотрю, может, можно яблок нарвать. Честно говоря, тут все пришло в запустение, после смерти мамы некому было садоводством заниматься.
Она легко сбежала по ступенькам, обернулась на пороге. Он отчетливо запомнил ее тонкий силуэт на фоне яркого, слепяще-солнечного дверного проема, взлетевшие и плавно опустившиеся на плечи темно-глянцевитые волосы.
– Посмотри там насчет самовара, – сказала она. – Так чаю хочется. – И убежала в сад.
Он еще немного побродил по дому – осторожно наступал на ветхие полосатые половики, рассматривал фотографии на стенах – Алексей Васильевич Голубев, еще курсант Военной академии, обнимает молодую большеглазую жену, первоклассница Вера серьезно, без улыбки, смотрит в объектив, сжимая в руках длинный букет гладиолусов. Принес из комнаты большой металлический самовар, водрузил его на стол, прикидывая, как пользоваться этим доисторическим монстром.
Его насторожил какой-то смутный шум во дворе – и тут же сработал древний инстинкт, обострившееся за годы военной службы чутье, всегда предупреждавшее об опасности. Сбросив ветровку, он остался в футболке, перепоясанной кобурой, выхватил «токарев» и бесшумно, прижимаясь спиной к стене, двинулся к выходу. Только бы не скрипнули рассохшиеся ступени под ногами, только бы не…
Ознакомительная версия.
