Беру в руки лицо Игоря. Как же я люблю его!
– Милый, если Селена погибнет – я тоже умру. Прошу тебя…
– Как только я отберу пистолет – выстрелю несколько раз, и ты остановишься, поняла?
Я знаю, что он не успеет.
Он страдает, мне жаль его, я плачу. Неожиданно он спрашивает:
– Ты пришлешь мне апельсины из рая?
Вопрос ставит меня в тупик. Вспоминаю, о чем он, и смеюсь:
– Пришлю, конечно!
Он целует меня, а я уже думаю только о том, откуда начинать разгон. Надо вернуться на исходный рубеж.
Игорь снимает пальто, снова целует меня, выскальзывает из машины. Здесь для этого самое место. Обрыв немного нависает над дорогой, и Снежана не сможет увидеть, что он удрал…
Он взбирался на обрыв, задыхаясь, ломая ногти о камни, шипя проклятия. Пальцы болели от холода, но по спине уже струился пот. Время от времени Янов оборачивался на желтую машину справа внизу. Ева уже вывела ее на исходную позицию, сейчас она сорвется с места и через несколько минут разобьется о дерево.
Надо успеть взобраться к Снежане и обезвредить ее прежде, чем Ева погибнет.
На самом верху обрыв закруглялся – можно было проползти незамеченным несколько метров. Янов услышал голос Снежаны.
– Ну, вот, Селена, сейчас ты увидишь, как погибнет твоя мать! Запомни – она это заслужила!
Янов встал, краем уха отметив нарастающий звук двигателя «Жигулей». Снежана стояла всего в паре метров от него над лежавшей без движения Селеной – Янов разглядел профиль девочки и разметавшиеся темные волосы. Девушка находилась в бессознательном состоянии или спала под воздействием снотворного. Чуть ниже по склону лежало второе тело. Скорее всего – Дима.
Янов сделал один большой прыжок к Снежане и повалил на снег, пытаясь держать ее руку с пистолетом на отлете. Снежана завизжала. Янов почти не чувствовал пальцев, поэтому когда ее запястье выскользнуло – не заметил этого. Раздался выстрел.
Янов ощутил удар в плечо, тошнотворную боль, нарастающую слабость. Снежана сумела оттолкнуть его, подняться, и рассмеялась. Она стояла на краю обрыва, глядя, как несется в объятия смерти проклятая женщина, разбившая всю жизнь Снежаны. Ради этих минут она и жила.
«Жигули» приближались с каждой секундой.
Снежана прицелилась в Селену – ей хотелось выстрелить, как только Ева врежется в клен.
Собрав силы, Янов ударил ногой по голени Снежаны. Она покачнулась, потеряла равновесие и сорвалась вниз, на дорогу, к несущемуся автомобилю.
Янов услышал звук удара, но не визг тормозов. Автомобиль продолжил движение. Несмотря на жгучую боль, он рванулся к краю обрыва. Желтые «Жигули» неслись вперед – но не к дереву, а к пропасти. Встреча с телом Снежаны изменила траекторию автомобиля, теперь он несся по леднику. Остановить машину смогло бы только чудо.
– Тормози! – закричал Игорь, – тормози!
«Жигули» вылетели с дороги и исчезли. Издалека донесся страшный звук рухнувшего на мерзлую землю металла. Янов пополз к краю обрыва, где и потерял сознание.
Пенсия оказалась скучнее, чем представлял Янов. Он мог бы делать все, что хочется, но в основном ничего не хотелось. Разве что – читать целыми днями или бездумно ходить по лесу в сопровождении Шарика.
Скуку на экс-следователя Янова наводила не пенсия, а внутреннее ежедневное остывание в собственной душе. Он все яснее чувствовал, что его собственная личная-отличная жизнь гаснет – чувства юности, молодости, зрелой жизни ушли или уходят. Приближающийся закат не сулит ничего нового и волшебного. Да, ждать уже нечего.
Могила, иногда заезжавший к Игорю «посмотреть что и как», часто повторял, что Янов уж как-то слишком быстро превратился в старика – поседел, стал одеваться как дед, перестал встречаться с друзьями. А ведь ему всего пятьдесят. Новоявленный пенсионер понимал, что Борис Шамильевич не осуждает и не критикует, а лишь пытается помочь – дать возможность выговориться или выпить на пару, как положено друзьям. Хорошие мужские посиделки – лучшее средство от тоски. Только Янов не мог воспользоваться его помощью. Или не хотел.
Это лето выдалось очень жарким, но и оно не смогло согреть Игоря изнутри. Единственно, что как-то выводило из состояния анабиоза – это визиты сладкой парочки, Селены и Царевича Дмитрия. Дима, оправившись после ранения в грудь, сделал предложение Селене. Три месяца назад они поженились.
Молодежь приезжала почти каждую неделю – привозила с собой разную вкуснятину, не замечая равнодушия хозяина к еде, тащила его на рыбалку, заставляла варить уху и даже петь им песни под гитару. Селена обязательно втягивала Игоря в бурные словесные дуэли, а Дима разнимал их или вдруг становился на чью-нибудь сторону, отчего ему же приходилось хуже…
Игорь сопротивлялся их активному молодому напору, но на самом деле только и ждал этих беспокойных гостей. Причем Дима с Леной не предупреждали его о готовящемся нашествии, более того – иногда привозили с собой нескольких приятелей, обычно весьма симпатичных парней и девчонок.
О том, что случилось менее года назад они не часто вспоминали – это причиняло боль. Да и сам на сам Янов почти не думал о той ночи на белой после снегопада дороге, не травил зря душу. Он лишь радовался, что Селена простила беднягу Димку, потому что иначе еще две жизни катились бы сейчас под горку. В доброте Селены Янов разглядел наследную черточку Евы, которая умела прощать, как никто другой.
Игорь уже выучился предчувствовать приезды Царевича с царевной. Вот сегодня он увидел их во сне. У них был какой-то секрет, который они, хихикая, скрывали. Он, кажется, тоже смеялся с ними, старый дурак.
Около полудня, когда Шарик дрых в подвале, а солнце сердито пекло крышу дома и запущенный огород, Игорь выглянул в окно.
Молодые стояли во дворе. Дима держал в руках коробку из гофрокартона, оба рассматривали ее с большим любопытством. Выходило, что сон сбылся.
Игорь открыл дверь.
– Ну, чего там стоите? – спросил он. – Селена, Дима…
– Игорь Пантелеевич, а тебе тут типа посылка, – сказала Селена.
«Пантелеича» она добавила из чистого шкодства, и Янов наказал ее за это, проигнорировав ловушку.
– Нет, я не буду тебя звать по отчеству, – не унималась Селена. – Буду звать дедой Игорем.
– С чего?
– С того!
– Селена, скажи ему уже… – сказал Дима.
Она рассмеялась и звонко произнесла:
– У тебя будет внучка Евгения, мы уже все решили!
Игорь принял заклеенный скотчем ящик средней тяжести из рук Димы. Ящик оказался не подписан.
«Со скотча можно пальчики снять, – мельком подумал он и только теперь его осенило: – твою дивизию… так вот о чем они болтают!».
Он осмотрел Селену, но признаков скорого появления внучки Евгении не заметил.
– Рано еще, – сказала будущая мать. – Только четыре недели. А я уже так устала!..
Молодые рассмеялись, а чуть смутившийся Игорь ушел с коробкой на кухню. Шарик, умирая от собачьего любопытства, поплелся за ним следом.
Непонятно, с каких кренделей, но Янов ни фига не боялся этой коробки. Более того, что-то замерло в его груди, как от предчувствия приятного сюрприза, когда он поставил коробку на стол и взял в руки нож.
Вскрыл, распахнул створки.
Внутри лежали огромный ярко-оранжевые апельсины.
Тут в той точке, где только что ёкало, стало тепло. Теплота растекалась внутри, будто апельсиновый желтый сок, щекочущим ощущением боли и счастья. Игорь вытер слезы, сквозь которые апельсины казались не круглыми, а длинными, как кабачки.
И рассмеялся.
