– Это система такая, – объяснил Карабинов. – Даже если предположить, что приходит человек к власти с самыми лучшими намерениями, с чистыми совестью и руками, мечтает сделать что-нибудь полезное и нужное для народа, однако под грузом лет и ударов судьбы отмахнётся ото всех этих мечтаний и превратится в рядового чиновника, который будет так же, как и все остальные, сидеть и думать: когда же конец рабочего дня. К тому же вокруг столько всего, что глаза разбегаются! Репортёры, интервью, съёмки, встречи с ветеранами, раздача орденов, вручение цветов, участие во всевозможных передачах, поездки с делегациями за рубеж и прочие прелести из жизни сильных мира сего. Помните, к нам на Завод ещё в начале девяностых Невзоров из «Шестисот секунд» приезжал снимать репортаж, когда у нас полтора года зарплату не платили? Весь день ушёл на съёмки! Я ещё тогда подумал: ох, нелёгкая это работа – сниматься. А политики наши то и дело снимаются то там, то сям. Любовь Орлова столько не снималась, сколько они! Пока грим наложат, пока отрепетируют речи и реплики, пока снимут несколько дублей, так весь день и пройдёт. И вот человек уже обольщён этими суетными почестями, этими неизменными спутниками общественных должностей. Вот он уже забывает, откуда он пришёл и куда направляется, с головой погружается в хлопоты по поводу принятия каких-то послов или поездки за рубеж с ответным визитом. Соблазнённый приманками славы и лестью свиты, он всерьёз начинает верить, что таким образом может оказать своему народу большие услуги, даже больше тех, что он обещал. И что в итоге? А в итоге ему становится совершенно некогда выполнять наказы избирателей. Моя жена в мороз ехала в не отапливаемой электричке и застудила себе… Короче говоря, цистит у неё начался, неделю кровью ходила, а потом ещё и почки заболели. Для женщины это трагедия, особенно если ей уже под сорок, но она ещё надеется родить, когда мы хотя бы однокомнатную квартиру купим. А то куда сейчас плодиться-то в коммуналке, где нас и так пять человек в одной комнатёнке с родителями и шурином? Так её это разозлило, что решила она пойти по инстанциям и выяснить, кому надо пожаловаться на такое отношение к пассажирам – она у меня баба крикливая, за что и люблю. Полгода ходила по разным богато отделанным кабинетам. В один кабинет явится, а ей секретарша говорит: «Он сейчас в Дании с делегацией». В другой сунется, а там хозяин кабинета уехал на съёмки в каком-то ток-шоу. А народ мёрзнет в вагонах. Лето уже наступило. Я ей говорю: ты сейчас пожалуешься, они приказ дадут посреди июня топить в поездах. Им же невдомёк, какое сейчас время года. У них же всегда только лето, потому что они живут в какой-то своей реальности. У нас политики-то как таковой нет, а вместо неё сформировался крепкий класс вельмож, которые создают имитацию этой самой политики. Есть такое понятие, как суррогат, имитация, подделка. Можно настоящий кофе пить, а можно суррогат. Можно наслаждаться настоящим искусством, а можно и его имитацией. Сейчас вся наша жизнь – сплошная имитация. Видишь вокруг беспредел, а тебе при этом в оба уха орут: «Да нет же, что вы! Не верьте глазам своим! У нас же кругом успех и благоденствие, а вы его не видите, потому что или смотреть не умеете, или со зрением у вас нелады».
– Да, – горько вздохнул Наум Сулейманович. – Нашим вельможам вместо поездок на Багамы надо годик хотя бы пожить в русской деревне. Не на парочку дней смотаться туда с рабочим визитом, когда лизоблюды местные перед ними ковры расстелют, а на годик, чтобы своей задницей прочувствовать, как люди там выживают в морозы и засуху – очень хорошо прочищает заплывшие жиром мозги. Жили бы они не в комфортабельных домах в столице, а в хрущобах где-нибудь в Сибири или том же Приморье, так и не мёрз бы никто. Всё бы наладили – и отопление, и электропередачу, и строительство нормального жилья, – коли это лично их коснулось бы. Если бы жена нашего президента или министра какого-нибудь ездила каждый день на общественном транспорте, да ещё когда надо ждать его на остановке, открытой всем ветрам. Вот так продрогла бы до мозга костей, пришла бы домой простуженная и сказала бы мужу: «До чего же хреново у нас обстоит дело с работой транспорта!». Тогда, может быть, наши руководители и стали бы что-то делать в этом направлении. А так, откуда им знать, как мы тут живём? Зачем им думать о том, что их не касается и не коснётся никогда? Я вот в Германии был: какой у них там общественный транспорт! Самому королю не грех в таком транспорте проехаться, а у нас что? Тут какой-то заместитель какого-то начальника какого-то отделения или управления какой-то железной дороги решился проехаться со свитой в новом поезде, так весь вокзал от народа очистили, электрички все отменили на полдня. Перроны до блеска вылизали, оркестр притаранили откуда-то бравурные марши играть, а люди с багажом не знают, куда деваться и как до дома добраться. Зато начальство хорошо прокатилось и довольное губами чмокало: «Как же у нас тихо и чисто на вокзалах, как же в поезде просторно, тепло и светло! Как же нашему народу повезло, что мы им такую райскую жизнь создали!».
– Они для того и идут во власть, чтобы уже никогда не ездить ни в автобусах, ни в троллейбусах, ни в электричках. Убегут от этого ужаса и молятся по ночам, как бы снова не очутиться среди простых россиян. Да я уверен, что им это в кошмарных снах видится! Не для того они так рвали когти во власть, чтобы теперь возвратиться в исходное состояние. Как раньше цесаревич перед вступлением на престол объезжал всю державу, чтобы знать каждый её отдалённый уголок. Конечно, вычищали всё перед его приездом, местные казнокрады скрывали истинное положение дел, лебезили – когда же у нас без показухи-то обходились. Но всё-таки имел будущий государь хоть какое-то представление о своей стране. А сейчас наши деятели судят о России по витринам магазинов на центральных улицах Москвы, а остальная страна для них – вечная мерзлота. И такая оторванность власти от жизни давно уже стала нормой в нашей стране. Говорят, что Сталин посмотрел фильм «Кубанские казаки» и сделал вывод, что с сельским хозяйством дела обстоят очень хорошо, а на деле колхозники лебеду жрали и работали без праздников и выходных.
– Слушай, Карабинов, – вдруг осторожно поинтересовался главбух, – а ты не провокатор, часом? Я тут сейчас тебе поддакиваю, а ты потом «стукнешь» куда-нибудь…
– Ага, в КаГэБе. Им там оченно антересно, что гражданин Иванов Наум Сулейманович думает и говорит по поводу того и этого. Вы себе льстите. Наше мнение сейчас никому не важно, заруби это на своём распрекрасном семитском носу!
– Мало ли. Вот мой папаша так же в пятьдесят втором году послушал анекдот про то, что СССР – это сокращение от «Сталин Срал Среди Развалин», и не донёс. А в результате получил пять лет лагерей. Пяти лет он не отсидел, но ему и трёх хватило на всю жизнь.
– Вот пуганая ворона! Да нашу власть и политику сейчас можно и ругать, и обвинять в коррупции, и называть никчемной и бездеятельной – им на это наплевать. Они к этому давно притерпелись. Это Старовойтову «грохнули», когда она собралась обнародовать компрометирующие кого-то документы, Холодова «замочили», потому что он слишком много знал, а сейчас-то кого чем смутишь? Сейчас слово не имеет уже никакой силы, как в попсе слова просто дополняют ритм и не более того. Это раньше разгромная статья в «Правде» сулила конец и карьере, и самой жизни, потому что слова были мечом карающим. А теперь покажут кого-то из сильных мира сего в непотребном виде или застукают его за неблаговидным занятием, и от этого только его рейтинги повышаются. Это раньше люди хоть чего-то стеснялись и боялись, а сейчас если и скажут человеку в лицо, что он обокрал народ, и доказательства приведут, то он только пожмёт плечами и усмехнётся: мол, ну и обокрал, ну и что, чего шум-то поднимать из-за пустяков таких? Смотрите, мол, да завидуйте, если у самих кишка тонка в люди выбиться. Они теперь у руля, поэтому корабль идёт нужным только им курсом. Им, а не нам.
– Нда-а, «не бойся едких осуждений, но упоительных похвал»… Кисточкина, а ты чего это подслушиваешь?
– Я не подслушиваю. Я тут уже давно стою, а вы людей уж не видите с политикой своей! Я хочу узнать, сколько мне к окладу добавят, если я сдам на следующую категорию.
– Полкуска тебе накинут.
– Пятьсот рублей?
– Ага. А ты думала, что долларов?
Лизавета потопала в свой цех, раздумывая по дороге, имеет ли смысл сдавать экзамен на категорию ради такой неказистой суммы. В конторе электромашинного цеха было всё относительно тихо, только снизу из каптёрки рабочих доносились звуки предвыборной брани.
– И вот вся эта свара, которая привела нашу страну к развалу и разграблению, – нагнетал страсти слесарь Окунев по какой-то политической теме, – к нищете народа, теперь взалкали нас патриотизму учить! Они на себя в зеркало-то смотрят хоть иногда? Обзавелись шикарными особняками, накупили квартир в лучших городах мира, а не в Пендюковке какой-нибудь, где пендюки живут. Теперь визжат с трибун о духовно-нравственном воспитании народа, как будто мы – их собственность. Нам, видишь ли, надо менталитет менять! Это им надо кой-чего поменять, чтобы не жили только в своё удовольствие. Пусть сами меняют страну проживания и там людей учат!
