Кеша: «Ты не замечал, что многие наши политики и прочие телезвёзды говорят „эта страна“, а не „наша страна“?». Гера: «А какая разница?». Кеша: «А такая. Ты ведь говоришь про свою маму „моя мать“, а не „эта мать“. Так?». Гера: «Так. Но чаще выражаюсь – „твою мать!“». Кеша: «Соотечественники, которые вместо „наша страна“ говорят „эта страна“, может быть, тысячу раз правы, но они чужие. Они презирают и глухо ненавидят страну, которая их вскормила». Гера: «Не забывай, что у многих из них от Советской власти пострадали родители или деды. Одних расстреляли, других посадили, третьих выслали из страны». Кеша: «А что, разве у других людей родню в свое время не расстреливали и не ссылали? В стране пострадал каждый четвертый. Но в народе никто не говорит „эта страна“». Гера: «Вот и плохо, что народ такой, ничегонепомнящий». Кеша: «Он помнит. Но умеет прощать». Гера: «Да как же можно всё это простить – расстрелы, доносы, кровь, сломанные судьбы!?». Кеша: «А как Христа – предали, мучили, распяли, отреклись, а он всех простил? И дал великий урок, что за зло нужно платить добром. И тогда не будет зла». Гера: «Если за зло платить добром, то от зла спасения не будет. Кто отвечает на зло добром, тот позволяет умножить зло в тысячу раз». Кеша: «Для себя пусть будут принципы, для других – великодушие. Справедливость добьется решения вопроса, а милосердие добьется решения всех вопросов. Если ты не пришел к милосердию, значит, заблудился. Где нет снисходительности, там война. Не зря говорят: перед гением преклонись, а перед милосердным пади на колени»…
Молочные реки и марафоны Беляева
В глазах окружающих Георгий был совершеннейшим чудаком. Да он и вправду был немного чудаком. В его квартире не было ни телевизора, ни холодильника, ни стиральной машины, ни даже утюга. Посуда была такая: одна кастрюля, одна сковородка, два стакана (второй для гостя), одна тарелка, один нож, одна вилка и одна ложка. Как говаривал Гера с усмешкой, одинокому путнику две ложки ни к чему.
Однажды я пришел к нему домой. Гляжу: вся кухня заставлена вскрытыми молочными пакетами. «Ты что – собираешься тут разливать молочные реки?», – удивился я. Гера многозначительно произнес: «Идет эксперимент». – «Какой такой эксперимент?». – «По получению не прокисающего молока. Я добавил в него кое-что. Такое молоко хранится в открытом виде очень долго и не портится. Холодильник не нужен». – «А какое вещество ты добавил?». – «Не скажу, секрет». – «И что ты с этим молоком потом делаешь?». – «Как что? Пью». – «А ты уверен, что это безопасно?». – «Как видишь, жив и здоров». – «Ну, Герундий, ты рисковый человек! Кстати, когда я был в Голландии и Америке, то видел там в супермаркетах молоко, хранящееся полгода. Оно долго не скисает, потому что в него добавляют кальций». «Не может быть! – воскликнул пораженный Гера, – я ведь именно кальций добавил!». «Поздравляю с изобретением нового советского велосипеда!», – не удержался я от ехидства.
Добавлять кальций в молоко против скисания Гера догадался не случайно. На это его сподвигли опыты с митохондриями, которые в клетках постепенно трансформируются в пост-митохондрии. Митохондрии же, выделенные из клеток в виде суспензии, умудрялись у Беляева превращаться не в пост-митохондрии, а в какие-то псевдо-микроорганизмы. Это превращение, как выяснил Гера, блокируется кальцием. Поскольку молоко скисает из-за молочно-кислых бактерий, которые в нем заводятся и размножаются, то Гера логично предположил, что кальций будет это предотвращать.
Эпопея с молоком была начата Георгием из-за того, что оно служило ему главным продуктом питания (кстати, интересно, о чем думал лингвист в тот момент, когда изобрел слово «эпопея»?). Гера, весивший почти 100 кг и тихо завидовавший моей нормальной комплекции, решил похудеть. Поэтому стал питаться так: завтрак – четвертушка хлеба и стакан молока, обед – полбуханки хлеба и бутылка молока, ужин – как завтрак. В таком режиме он существовал целый год. Переходу на указанную диету способствовало то обстоятельство, что зарплата у Геры стала такая, что ее как раз хватало только на эту самую диету. Никакую материальную помощь ни от кого, даже от друзей, Гера категорически не желал принимать, хотя питался впроголодь. Подрабатывать не хотел, считая это тратой времени. На мои советы разнообразить состав продуктов, чтобы не подвергать риску здоровье, он отвечал следующее: «Так и быть, раз уж тебе не терпится, дай мне совет, но не вынуждай стать его рабом. Хлебно-молочной диетой я ставлю на себе эксперимент и уверен, что всё будет окей. Молоко очищает организм от шлаков; не случайно его назначают при отравлениях».
Молоко скиснет – будет простокваша; человек скиснет – будет беда. Георгий был не из тех, кто скисает. Если вы думаете, что Беляев для похудания ограничился только диетой, то ошибаетесь. Гера начал бегать. Сначала 1 км в день. Через месяц – по 2 км. Через год – по 10 км в день, и еще раз в неделю – марафон 40 км. Вскоре марафоны стали через день. Скудно питаясь и выматывая себя, Гера умудрялся во время марафонов обдумывать научные проблемы: на бегу – «мозговая атака». А после бега, приняв душ, Беляев садился штудировать английский, французский и испанский. В результате всей этой сумасшедшей активности Гера сбросил 35 кг и стал поджарый и легкий, как кузнечик. Заодно облысел, скулы заострились, глаза запали. А от зубов у него осталась только зубочистка.
Дрынов как-то пошутил: «Герундий, а у тебя на ночь силы остаются?». Тот с улыбкой ответил: «Тетки не жалуются. Кабы мне атаманом да к амазонкам! Это клёво – вновь стать холостяком». Я прокомментировал: «Каждый холостяк счастлив по-своему; всякая одинокая женщина несчастлива одинаково. Откуда берутся убежденные холостяки? Из закоренелых бабников. Мужчина остается холостяком либо из-за отсутствия спроса, либо, наоборот из-за ажиотажного спроса». «Так ведь секс это бесплатный кайф. Нашел любовь – ищи другую», – пояснил Гера. Андрей задал вопрос: «Герундий, а ты своей супруге рога наставлял?». «Никогда», – отрезал тот. «Почему? – удивился Андрюха, – ведь это заложено в нас природой. Вот у барана много овец…». Гера прервал его: «А у мужчины одна жена, как раз потому, что он мужчина, а не баран». Андрюха ухмыльнулся: «Что ж я, по-твоему, баран?». Гера добродушно засмеялся: «Ну, не баран, а петух. Кстати, у петуха много жен, да все с куриными мозгами». И добавил серьезно: «Измена – это подлость. Между прочим, я знаю несколько семей, где мужья время от времени в открытую обмениваются женами, для разнообразия». Тут я не удержался: «Разнообразие безобразия. Обмен женами – современный способ, позволяющий мужьям любить своих жен. Мечта многих мужчин: супермаркет, где можно было бы легально покупать и продавать жен». Гера кивнул: «Возьмешь чью-то жену – придет такой же и возьмет твою. А ты, Кеша, не погуливаешь?». «Никогда не изменял», – решительно ответствовал я, но тут же, замявшись, смущенно поправился: «Вообще-то один разок случилось. Инга была на 9-м месяце и отправилась с детьми в Москву, а тут вдруг в Биогавань приехала одна знакомая, активная татарская девушка. Вот и получилось». От воспоминания краска стыда бросилась мне в лицо. Стыд – печальный финал бесстыдства. Дрынов заржал: «Ну, понятно, угрызения совести чуть не загрызли тебя насмерть. Зря переживаешь, Кеша. Дело-то житейское. В борделях раскаяние не уместно. Мужчина не перестает быть мужчиной из-за того, что появилась жена. Нашел жену – ищи свободу. Муж мечтает о тех женщинах, которые будут, а жена о тех мужчинах, которые были. Это нормально. Кстати, с тех пор как мир стоит, ни у одного мужа не получилось изменить жену в лучшую сторону; максимум, что получается – изменять жене». Гера в это время задумчиво ковырял в ухе и вдруг спросил глубокомысленно: «А онанизм это измена?».
После второго этапа работы во Франции на синхротроне я решил, что пора защищать докторскую диссертацию. Это решение было продиктовано не столько возможностью прибавки к зарплате, сколько желанием упрочить свой статус, чтобы завистники поменьше мешали работать. Упорный труд – вот достойный ответ завистникам. Зависть же жаждет применить принцип абсолютной справедливости в качестве кувалды, сокрушающей противную персону.
При всех неурядицах в Институте я старался не терять бодрости. Ибо, как известно, чем лучше ваше настроение, тем оно хуже у завистников; а чем оно хуже у них, тем лучше у вас, а значит, еще хуже у них… Я вот чрезвычайно редко кому-нибудь завидую. Если уж завидовать, то бессмертным. И пусть мои друзья и недруги мучаются от зависти, а не от сострадания!
Нет большей ошибки, чем вскрывать чужие ошибки: продвижения вперед при этом нет, а количество врагов возрастает. Есть два способа наживать врагов: хвалить себя и поносить других. Не знаю как насчет первого способа, но вторым я пользовался многократно. А ведь не зря говорят: как только ты сказал человеку правду, сам записал его в свои враги.
